Читать книгу "Дом потерянных душ - Ф. Дж. Коттэм"

— Я бы очень хотел списать все это на атрибуты эпохи!

— Возможно, все дело в вашей внушаемости. Вы действительно легко внушаемы. Виной тому, без сомнения, дневник Пандоры. Ее захватывающее повествование перегрузило ваш мозг и воображение, что в конечном итоге привело к появлению беспокойства. В результате вы режиссируете собственные ночные кошмары, обставляя их декорациями в соответствии с духом времени.

— Для чего, собственно?

— Не знаю, — уклонился от ответа Коуви.

— Не знаете? Придумайте что-нибудь получше, доктор! Это ваша работа — все знать.

— Есть и более печальное объяснение, — сказал Коуви.

— Просветите меня.

— Оно вас не просветит, Пол. Другое объяснение выглядит куда мрачнее.

Ситону сдавило грудь. Ему стало не по себе. Он заметил, что последние слова Коуви произнес более мягким, сочувственным тоном Пол сидел в кресле, обхватив себя руками за плечи, словно человек, пытающийся защититься от дурных вестей. Но, несмотря на страх перед ними, он решил, что даже дурные вести внесут желанное разнообразие в серые больничные будни. Пол пробыл в лечебнице достаточно времени, чтобы убедиться, что именно серые будни и гарантируют ему стабильное состояние. Однако понимал он и то, что это не поможет ему окончательно излечиться. То, что собирался сейчас сказать доктор Коуви, должно было объяснить, почему он здесь. Все остальное было лишь преамбулой. Абсолютно все. Зигмунд Фрейд и Фредди Лейкер, Витгенштейн и Иисус Христос.

— Просветите меня, — повторил Ситон.

— Другое объяснение состоит в том, что зверь действительно существует. Им удалось произвести его на свет. Родить, следуя терминологии участников шабаша. Разумеется, здесь были задействованы мощные магические силы, причем риск был огромным. Но Кроули и Фишер были могущественными магами. Как полагаю, и Уитли, несмотря на то, что в дневнике Пандоры он предстает как герой буффонады. Все, что демон знает о нас — о человечестве, если угодно, — он узнал от Фишера и его окружения. Все мы наиболее восприимчивы в ранней юности. А он в те далекие годы, во времена банкетов в доме Фишера, был совсем юным, нетерпеливым и жаждущим новых ощущений.

— Не знаю, — ответил Ситон. — Я ничего не смыслю в демонологии, доктор Коуви. Я не понимаю, почему некто из преисподней должен непременно испытывать тягу к Фэтсу Уоллеру. И, честно говоря, мне наплевать почему. Но я начинаю сомневаться, что вы тот, за кого себя выдаете.

Он уже начал жалеть, что согласился на гипноз. Коуви откинулся на спинку кресла и, будто невзначай, спросил:

— Вы считаете, что смерть вашего брата была случайностью?

— Да, считаю. Это было простым совпадением. Думать иначе, конечно, весьма заманчиво. Но Патрик погиб из-за того, что заплыл в опасное место. Он забыл об осторожности. День был длинный, жаркий, а он к тому же еще и выпил.

— Почему зверь вас не поймал?

— Потому что не мог перейти через бегущую воду. Сначала он меня настиг. А потом отпустил. Это единственное объяснение.

— А ведь вы говорили, что ничего не смыслите в демонологии.

— Именно поэтому они и породили зверя на острове, — продолжил Ситон. — Я долго над этим думал, доктор Коуви. Приливы. Морские течения. Они стремились удержать этого монстра внутри загона. И больше полувека им это удавалось.

— С чего бы демону ограничивать себя пределами суши?

— Думаю, это было частью вызвавшего его колдовства, — пояснил Ситон. — Для того чтобы явиться сюда, он вынужден был согласиться на определенные условия. Они были просто необходимы. Если бы демон получил безраздельную власть, то был бы бесполезен для типов вроде Фишера. Ограничения же заставляли его выполнять условия сделки. Это фаустовский договор, только наоборот.

Коуви улыбнулся. Доктор умел улыбаться вот так: с абсолютно непроницаемым выражением лица и Ситон понял, что никогда не сможет с ним сблизиться. Возможно, из-за ужасных событий, приведших этого человека в его жизнь. Отныне Коуви всегда будет ассоциироваться у него со страхом и скорбью. Но скорее всего, неприятие Пола было вызвано скрытностью психиатра. Ситон ясно видел: чего бы ни добивался Малькольм Коуви, он совершенно не заботился о производимом им впечатлении.

«Ну и пошел он!» — решил Пол.

По правде говоря, он чувствовал себя усталым и измученным. Гипноз его полностью вымотал.

— Что вы об этом думаете?

— О вашей теории бегущей воды?

— Обо всем.

Коуви помолчал, продолжая все так же улыбаться. Наконец он произнес.

— Думаю, вы не более безумны, чем я сам.

Ситон пробыл в лечебнице чуть больше восьми месяцев. За все это время Люсинда Грей ни разу не навестила его. Пола это очень огорчало и обижало. Но в конце он даже почувствовал некоторое облегчение. Он понимал, что если хочет выйти из лечебницы более или менее здоровым, то должен оставить прошлое за спиной. Впрочем, некоторые решения по поводу его новой, более спокойной жизни были уже приняты за него.

Его вызвали в суд графства по делу о неуплаченном счете в сто двадцать фунтов по кредитной карте. В результате Пол попал в черный список и отныне мог брать кредит только под залог имущества. Его вышвырнули из редакции, обрекая на безработицу, поскольку его репутация в профессии, в которой он единственно мог подвизаться, была подмочена раз и навсегда. Он лишился жилья. Возможно, наименее обидным, но сильно ранящим самолюбие была физическая слабость. Его мускулы ослабли из-за вынужденной неподвижности. Увидев в зеркале свою жалкую тень, Пол ощутил себя почти бестелесным. Ему хватило одного взгляда. Расставшись с прошлым, Пол Ситон избавился от пристрастия к зеркалам.

Итак, все уже давно было решено за него. Впрочем, это не избавляло его от необходимости принимать и собственные решения. Полу предстояло отказаться от старых привычек, друзей, пристрастий, амбиций. Словом, от своей прежней личности. Он понял, что освоиться в новом сузившемся мирке будет гораздо проще, если он примирится с мыслью о том, что никогда больше не увидит Люсинду Грей. Ее, как и брата, следовало поместить в кладовую памяти и запереть на замок. Там Пол мог лелеять их без риска причинить себе боль. Там они могли жить дальше. Только там они не могли вызвать новую волну безумия, способную захлестнуть его с головой. Достаточно еще одного отказа Люсинды или нового визита ухмыляющегося призрака брата — и ему обеспечена полная изоляция в комнате с обитыми войлоком стенами и крепкими кожаными ремнями.

В день выхода из лечебницы Пол расписался в регистрационном журнале за получение личных вещей. Привратник отвел его в камеру хранения, куда перевезли из квартиры все его пожитки после позорной эвакуации с Олд-Парадайз-стрит. Все это время вещи ждали его здесь. Для Пола это был невыносимо тяжелый момент. Он расписался за получение чемодана, набитого жизнерадостными шмотками, печатной машинки, теннисной ракетки и коллекции пластинок, которые он уже никогда больше не сможет слушать. Среди прочего был и конверт с входными билетами без корешков. Пол сохранил их на память после одного чудного вечера, когда они с Люсиндой были в Сохо на концерте певицы Кармель. В конверте он нашел также моментальный снимок Люсинды за столиком плавучего паба на Темзе. Ситон поднес фото к губам, вспоминая, как солнце жгло спину, пока он наводил на Люсинду объектив, и будто заново ощущая запах ее кожи и невозвратную нежность любимых губ у своего лица. На самом деле подобных случаев было не так уж мало. Но теперь им не суждено было повториться. Пол прикрыл глаза и покачался на каблуках под пристальным взглядом привратника. Из вещей он выбрал только одежду, которую собирался надеть после выписки, и пару обуви, а затем вежливо попросил служащего отнести все остальное — то, с чем ему необходимо было как можно скорее распроститься, — на помойку.