Читать книгу "Лирей. Сердце зверя - Диана Хант"

В тот же миг между мной и церковниками возникла стена огня.

Первые упали, скорчившись от смертельных ожогов. Другие отступили.

Стараясь не думать, что делаю, я выпустила цепную молнию.

Тяжело задышала, хватаясь за сердце, раскачиваясь на месте, изо всех сил стараясь не упасть, не покинуть границ магического круга.

Пока я пыталась прийти в себя, цепная молния успела поразить с десяток целей.

Несколько жрецов инстинктивно сбились в кучу.

Я старалась не показать, что заметила это. Метнула для отвода глаз пару огненных шаров по другим и принялась плести самое сложное из всех заклинаний. Огненный метеорит.

Сложность заключалась в том, что мало было сплести заклинание. Нужно рассчитать точку, в которую он ударит спустя десять секунд. А для этого предугадать возможные действия противника.

Промахнешься на метр… И враг отделается лишь легким испугом и продолжит идти.

Мне нельзя было подпускать их к себе слишком близко. Слишком много их. И слишком неравны у нас силы.

Природная интуиция подсказала, что спустя десять секунд они будут рядом. Совсем рядом.

И в последний, решающий момент я навела прицел на собственный круг.

Сначала оглушило грохотом, заложило уши. Затем ослепило.

В следующий миг я прыгнула, и сокрушительный удар огромным огненным шаром пришелся сразу на пятерых жрецов, что успели подступить совсем близко.

А потом подоспели волки.

— Наконец-то, — прошептала я и осела на могучие руки мужа.

* * *

— Эя, девочка моя, любимая, ты меня слышишь? — взволнованный голос Зверя доносился словно издалека.

Я открыла глаза.

Фиар вглядывался в мое лицо с затаенной болью в глазах. Он знал, каково мне приходится. Чувствовал. Не мог не чувствовать. Как не чувствовать свое сердце…

Мысль о том, что мужу больно, больно из-за меня, была худшая из всех.

Именно она помогла помотать головой и, почти не морщась, попросить поставить меня на ноги.

Зверь просьбу выполнил. Но не спешил отходить. Пришлось держать меня еще какое-то время, чтобы я смогла устоять на ногах. Меня шатало, кружило, голова была тяжелой, крики и грохот боя, казалось, впиваются в виски тупыми ржавыми иглами.

— Ты сможешь, девочка, — прошептал Зверь.

— Я люблю тебя, Фиар! Люблю больше всего на свете, — вырвалось у меня.

Палец Зверя лег на мои губы, вынуждая замолчать.

— Нет, Эя, нет, — покачал головой муж. — Мы не прощаемся.

Я послушно кивнула.

— Вход в Источник отбит, — сказал Зверь, и я покосилась на пещеру за своей спиной. Фиар посчитал нужным предупредить: — Ненадолго, Эя. Какое-то время нам удастся их сдерживать, но ты знаешь сама: потери слишком велики. Слишком значительны. Волки держатся из последних сил.

Я кивнула. Собственная слабость отступила на второй план, показалась неуместной.

В последний раз бросив взгляд на мужа, я обернулась и направилась к раззявленной пасти пещеры. Она манила, как удав манит кролика. И я ощущала себя именно таким кроликом, когда под грохот боя, крики, проклятья, предсмертные стоны перешагнула границу между светом и сумраком и ступила под свод пещеры.

Грохот боя тут же утих, словно поле сражения накрыли пеленой.

Сбоку раздался стон.

Моментально перестроившись на истинное зрение, я увидела человека, лежащего у стены. Судя по фиолетовому плащу, аббата.

Волки сообщили, что вычистили оплот Источника. Теперь мне предстояло спасти Источник, и я понятия не имела, как это сделать.

Я присела на корточки рядом с раненым. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять — с умирающим. Отбросив прядь волос со лба, я ахнула. Передо мной был тот самый мальчишка, аббат, который заступился за меня в шатре. И вот он умирает. На войне, которую на этот раз развязали волки.

Умирающий открыл глаза. Сначала взгляд оставался бессмысленным, потом сфокусировался на мне. Губы парнишки дрогнули.

— Вы, — прошептал он. — Жрецы говорят, вы ведьма.

Я положила ладонь на лоб парнишки, пристально вглядываясь в его ауру. Может, можно спасти? И при этом заранее знала ответ: нет.

— Это неправда, — прошептала я, потому что не знала, что сказать. — Неправда.

Голос мой дрогнул.

— Жаль, — прохрипел парнишка. — Я хотел попросить тебя. Помоги. Если ты ведьма, должна знать, что делать. Слишком… больно.

Глотая слезы, я кивнула.

Зажмурившись, сосредоточилась и наложила заклинание стазиса.

Тут же к щекам и губам аббата вернулся румянец, а глаза заблестели.

— Спасибо, — сказал он слабым голосом. — Уже не болит. Я умру? Умираю?

— Да, — сказала я. — Умирает твое тело. Так что придется начинать все заново, — я попыталась улыбнуться. Улыбка вышла жалкой, — в новом теле, с новой памятью, в новой семье.

— Это ересь, — сказал парнишка.

— Я прочитала об этом в Древних Песнях, — сказала я.

— Они запрещены, — пробормотал аббат и вздохнул. — Наверное, зря.

Я закусила губу и кивнула. Я была согласна. Зря.

— Когда просил помощи, просил о другом, — проговорил парнишка. — Если я умираю, помоги уйти быстрее, пожалуйста. Боль ушла, но лучше бы не уходила. Когда была боль не было страха. А сейчас есть только он…

— Я не могу отнимать жизнь, — покачала я головой. — Прости. Моя магия — это сама природа. Сама жизнь.

— Тогда даруй мне ее, — попросил парень. — Сохрани мне жизнь. Помоги выжить!

Я смахнула слезы.

— Это не в моей власти. Волки называют меня носителем. Думаю, они правы.

— Они славно бьются, — прошептал парень. — И при этом в них нет ненависти. Нет жестокости. Как такое может быть?

— Я не знаю.

— Ты уйдешь?

Я покачала головой.

— Я останусь столько, сколько потребуется.

Мысленно я попрощалась с удачным исходом сражения, с собственной миссией, с Источником, который мне предстоит очистить… Я не знала, как это сделать. Но было ясно как день, что с минуты на минуту сюда ворвутся жрецы Аты. Порадуются такому подарку судьбы. Как же. Маг стихий, последний маг стихий пришел к ним сам. Прямо в руки…

Опускаясь на пол пещеры рядом с умирающим аббатом, я подумала также, что это снова план. Подбросить мне по дороге мальчишку, чтобы задержать. Выиграть время. Не пропустить к Источнику.

Мне было все равно. Я взяла за руку умирающего парня, заглянула ему в глаза и улыбнулась. Рядом был тот, кому сейчас нужна моя помощь. Оставить его умирать одного — это было бы бесчеловечно.