Читать книгу "Media Sapiens. Повесть о третьем сроке - Сергей Минаев"

– Вы особо-то не серчайте. Мы исправим. Говорю же, хуйня вышла. Мы не виноваты.

– Иди, Коля, иди, – говорю я.

– Слушай, а что за палатка, я не понял? – спрашивает у меня Сашка, когда парня уводят.

– Да есть у меня тема одна для этих двух идиотов. Не отпускать же их? Менты прихватят, и понесётся раскрутка.

– Ты это серьёзно? – Саша проводит ребром ладони по горлу. – Я правильно понимаю?

– А у нас есть другие варианты, партнёр? – спрашивает у него молчавший до этого момента Вадим.

– Ну… как бы… – переминается с ноги на ногу Сашка.

– Вот и я говорю. Поехали, Вадим.

Мы втроём выходим на улицу и видим, как двое охранников заталкивают Колю-Коса на заднее сиденье BMW.

– Я с ними поеду, – извиняющимся тоном говорит Сашка, – а то как бы не накосячили.

– Давай, давай, – я киваю головой, – а ты, Вадик?

– Антон, я в офис поеду. Дела ещё есть. Ты со мной?

– Нет. Ты знаешь, что… Чего-то тошно так, выпить хочется.

– Если очень хочется, значит, можно, – говорит избитую фразу Вадик. – А здесь есть чего поблизости?

– Саш, у тебя тут кафе есть какое рядом?

– Рядом, – Сашка морщит лоб, – надо подумать. А! Если выехать на Садовое и потом повернуть направо, как на Мясницкую ехать, то там будет такой приятный вьетнамский ресторан «Шанти». Там отдельные ниши есть в чайной зоне, разговаривать удобно. Не отвлекает никто.

– Поехали? – спрашиваю я Вадика.

В «Шанти» оказалось действительно приятно. Сняв обувь, мы сели за низкий столик, с умным видом пролистали меню, затем наугад тыкнули пальцами в неведомые «нем-раны», «нем-коны» и «сет из тайских закусок».

– У меня такое состояние, будто я кино смотрю или сон, – начал Вадим, – все события хуячат, как скоростной экспресс. Голова кругом идёт. А в какой-то момент встаёшь, головой трясёшь, и будто бы приснилось все.

– Приснилось… Мне, кстати, такие сны стали сниться, реально можно двинуться башкой, – я пристально смотрю на Вадима, – ты только не подумай, я ещё с головой дружу. Просто сны очень реальные. А главное, после них мысли конкретные приходят. Как и чего делать.

– А чего за сны-то? – Вадим делает глоток воды и, почему-то отворачивается.

– А сны такие… вчера, к примеру, полночи разговаривал с Парфёновым за духовность и идеологию. То есть чувак просто выглядел, как Парфёнов, а на самом деле, кто это был… не знаю. – Я закашлялся и вспомнил про выкуренный вчера косяк. Упоминать про него я не стал. – В общем, такие телеги мне задвигал, что я сразу понял, чего нам не хватает.

– И чего же?

– Знаешь, у нас всё хорошо. И режиссура, и декорации, даже набор актёров. Как в провинциальном театре. Только вот играют они без души.

– Ха! Конечно, без души, они же не настоящие актёры.

– Нет, Вадик, дело не в этом. Играют они без души, потому что за бабки…

– А как ещё-то? За пряники, что ли?

– За идею, старик. Самая проникновенная игра может быть только за идею.

– Так идея-то у нас есть. Мы – та часть общества, которой не всё равно. Оппозиция и всё такое.

– Ты сам-то в это веришь? Вот, к примеру, подбери под это своё определение идеи визуальный ряд?

– Ну… – Вадим чешет затылок, – митинги, люди на площади, ну…

– …лагеря, Визбор, да? Новодворская. Бездуховно это все, врубаешься? А должна быть духовность, знаешь… звенящая такая. Чтобы резала барабанные перепонки. Такая духовность, как в фильме «Ленин в Октябре», понимаешь?

– Не понял я ничего, Антон. Насколько я помню, это кино чисто идеологическое, – Вадим кривится, – с хуя ли духовность у тебя идеологией стала? Это вообще-то разные вещи.

– В России, брат, это одно и то же. Просто когда лохам идеологию переименовывают в духовность, им становится легче её употреблять. Вприкуску с пустым чаем. Поэтому люди разбирающиеся и говорят – «особенная русская духовность». А остальные, кто не в теме, блеют про «имперскую идеологию», хотя это одно и тоже. И у этой имперской идеи настолько сильный брендинг, что люди готовы найти её даже в чашке чая, если перед этим ещё сказать, что «этот чай несёт в себе малую толику Родины».

– Ерунда какая. Антон, я считаю, что сколько не маскируй идеологию под духовностью, нормальный человек всегда отличит.

– Ты думаешь? Ок. Вот ты, какой виски пьёшь?

– Я? Chivas?

– Почему?

– Ну, как почему? Потому что хороший, наверное… – неуверенно предположил Вадим.

– Да? То есть в природе существуют и плохие виски, так?

– Так.

– То есть ты можешь отличить хороший виски от плохого?

– Конечно. Ну, во всяком случае, Chivas всегда отличу от другого.

– Уверен?

– Антон… – криво ухмыляется Вадик, – я тебя умоляю.

– Великолепно.

Я подзываю официанта, долго шепчу ему на ухо, он улыбается и уходит.

– Вот сейчас и проверим тебя, знаток виски.

– Проверим.

Минут через десять официант приносит поднос с тремя стаканами виски и тремя початыми бутылками: Chivas, Johnny Walker Black и Dewars.

– Дружище, вот тебе три стакана, – киваю я на под нос, – который из них с Chivas?

Вадик поочерёдно берет стаканы, нюхает, затем отпивает из каждого по глотку. Долго смакует, цокает языком, затем снова нюхает. Делает паузу. После паузы он уверенно берет крайний слева стакан и говорит:

– В этом Chivas.

Официант, улыбаясь, смотрит на меня, кивая головой, будто бы в знак согласия.

– Ну? – смеётся Вадим. – Угадал? Я же уже алкаш-то со стажем. В чём, в чём, а в виски-то разбираюсь. Правильно? – победоносно смотрит он на официанта. – Угадал, да?

– Ни хуя ты не угадал, Вадик. Здесь вообще Chivas нет. Везде один Dewars.

– Да ладно? – Вадим машет рукой. – Скажите, что в стаканах?

– Dewars двенадцать лет, спешл резерв, – подтверждает официант.

– Спасибо, – я киваю.

Официант уходит.

– Антон, это чистая подстава, – возмущается Вадим.

– Не-а, – я отрицательно мотаю головой, – это просто доказательство того, что в виски ты не разбираешься. И пьёшь ты обычно не Chivas, а «удивительный, индивидуальный характер виски класса люкс». Ты представляешь, какая у Chivas сильная идеология бренда, что даже тебя заставила «узнать» его среди «Джоников»? Знаешь, любой рекламщик пояснит тебе, что самые преданные потребители у брендов, имеющих некую «духовную ауру».

– Ага. Я сам про это тюхал. Так называемые «Love-marks».