Читать книгу "На руинах Османской империи. Новая Турция и свободные Балканы. 1801–1927 - Уильям Миллер"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
27 января 1854 года Радовицы около Арты подняли знамя восстания; Арта была осаждена, однако турецкие карательные войска, хотя и дважды отброшенные назад под селением Пенте Регадия («Пять колодцев»), расположенным между Яниной и Артой, которое прославилось в войне 1897 года, сумели захватить город. Турки были переброшены морем и пришли от Салаоры, расположенной на берегу залива Амвракикос.
15 марта, в первой битве у Петаса, где греки были разгромлены в 1822 году, им удалось победить турок, и Теодор Гривас вошел в Мецовон. Однако радоваться ему пришлось недолго; турки изгнали его из города, и он ушел в Фессалию; второе сражение под Петасом, состоявшееся 25 апреля, заставило греков оставить здесь свои позиции; третье турецкое нападение на «Пять колодцев» изгнало греков и отсюда. Турки казнили одного радикального борца за свободу Греции с острова Занте (Закинф), и восстание в Эпире было подавлено.
А тем временем в середине февраля отряды, под общим командованием Христодулоса Хадзипетроса, вошли в Фессалию со стороны тогдашнего пограничного города Ламия. Впрочем, 22 апреля греки потерпели поражение под Домокосом, где 43 года спустя произошла фатальная для них битва. Этот разгром, как и при Петасе, объяснялся разногласиями между их командирами.
Хадзипетрос тем не менее создал свой лагерь в Каламбаке, там, где сейчас находится терминал Фессалийской железной дороги, неподалеку от знаменитых «парящих» монастырей, «Метеоры» Средневековья и современной истории. Его соратники провели здесь службу, чтобы увековечить одержанную победу.
Тем не менее эта победа не принесла никаких плодов из-за вмешательства Великобритании и Франции; английский консул Блант, находившийся в Салониках, предупредил восставших о бессмысленности дальнейшего кровопролития.
Что касается Македонии, то высадка у горы Афон Каратассоса, героя боев с турками в 1847 году, закончилась полным провалом, ибо французский военный корабль потопил судно, подвозившее грекам боеприпасы. Как обычно бывает в партизанской войне, воюющие не всегда отличают друзей от врагов; вполне возможно, что потери в снаряжении, которые понесли эпироты и фессалийцы от рук тех, кто явился их освободить, охладили их пыл.
А тем временем 19 марта Порта отправила греческому правительству ультиматум, в котором требовала отозвать в течение 10 дней всех греческих офицеров, принимавших участие в восстании, закрыть границы для вооруженных отрядов и наказать чиновников, занимавшихся агитацией, публично призывавших собирать деньги для повстанцев, требовавших умеренности от националистической прессы и проведения расследования в тюрьмах Халкиса на острове Эвбея для розыска тех, кто выпустил узников из тюрьмы в Халкисе.
Греческий ответ на эти требования не удовлетворил султана, и дипломатические отношения двух стран были разорваны; всем греческим подданным было велено в течение 15 дней покинуть Турецкую империю. Король Оттон сразу же отдал приказ своим войскам подготовиться к выступлению к границам Греции и одно время даже собирался лично их возглавить. У дворцового сада разбили палатку под королевским флагом; королева, возглавлявшая военную партию, равнодушно отнеслась к возможности оккупации Афин и блокады греческих портов флотами великих держав, в случае если король займет Фессалию.
Но большинство в греческом кабинете, в особенности министры юстиции и финансов Пелекас и Провеленгиос, а также послы Греции в Лондоне, Париже и Стамбуле, настаивали на сохранении мира. Оппозиция министров привела королеву в ярость. «Европа, – заявила она двум лидерам партии мира в кабинете министров, – отдавая трон Греции Оттону, полагала, что получит в его лице простой инструмент достижения ее собственных интересов и ее собственной политики, но она ошиблась. Оттон соединил свою судьбу с судьбой Греции… Единственная [надежда] на безопасность для греческого правительства, нации и ее будущего, – добавила она, – лежит в успехе восстания».
Но Греция, каким бы подъемом она ни была охвачена, не могла сопротивляться давлению со стороны держав, которые отправили ей коллективную ноту. Король Баварии и император Австрии в частных письмах предупредили Оттона, что его патриотизм ставит их в очень сложное положение. Вайзе, в ту пору британский посол в Афинах, настаивал на том, чтобы все считали, что национальное движение полностью финансируется русскими, хотя Пелекас и объяснил ему, что для греков это был «вопрос не русского порабощения, а греческой свободы». Его французский коллега, барон Руан, ни минуты не колеблясь, заявил Оттону, что если он, католик по своей вере, боится принять на себя враждебное отношение к православным, то Наполеон III пришлет ему армию, которая сможет защитить его от своих подданных.
Оттон с негодованием воспринял эти слова, ибо, будучи иностранцем по своему происхождению, любил Грецию столь же горячо, как и его подданные, и с возмущением отверг предложение поддержать его трон с помощью иностранных штыков, решение французского императора сбросить его с трона – в этом его убеждал Калергис, герой сентябрьской революции, находившийся в ту пору во Франции.
Британское правительство не было готово к свержению Оттона, но 10 мая британский и французский министры отправили греческому правительству ноту, требуя строго выполнять договор 1832 года, в результате которого он и стал королем. Согласно этому договору, он должен «обеспечивать выплату процентов и амортизационный фонд… ссуды», гарантированный странами-защитницами, а «первыми доходными статьями государства» должны стать те, которые обеспечивают нападение на Турцию.
Эта угроза не была выполнена, но к концу мая войска союзников заняли Пирей. Оттона заставили сделать заявление о том, что он будет «строго соблюдать полный нейтралитет» и введет в свой совет «новых министров, наиболее компетентных для приведения этого решения в действие».
Этим «оккупационным кабинетом», как его прозвали в Греции, руководил Александр Маврокордатос, государственный деятель времен войны за независимость. Перед описываемым периодом он был послом в Париже: это был единственный человек, которому полностью доверяли Франция и Англия.
Маврокордатос, впрочем, потерял связь со своей страной, как это нередко случается с дипломатами; он отсутствовал целых десять лет, а вернувшись, вынужден был проводить совсем не популярную политику, навязанную двору и народу иностранной оккупационной армией, которая поддерживала ее своими штыками. Самый активный из его сотрудников, Калергис, ставший военным министром, был особенно непопулярен при дворе; здесь не забыли о его участии в революции 1843 года и, должно быть, хорошо знали о его желании свергнуть Оттона, которое он и не пытался скрывать.
Калергис приехал в Афины раньше, чем Маврокордатос, и принялся сразу же интриговать против короля, распуская слухи, что западные державы собираются в результате этой революции его сбросить, в связи с этим существовала опасность заговора. Но когда в Афинах появился премьер-министр, его бескомпромиссная верность королю заставила Калергиса держать себя в руках.
Таким образом, Оттон и Амалия пережили ужасное время. Быть может, в 1854 году они вели себя недипломатично или даже не очень умно, но – увы! Великие державы устанавливают один закон для слабых стран и другой – для сильных. Италия (в 1911 г.) посчитала, что имеет право захватить мусульманский город Триполи, но Греция не должна была даже трогать греческую Фессалию.
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «На руинах Османской империи. Новая Турция и свободные Балканы. 1801–1927 - Уильям Миллер», после закрытия браузера.