Читать книгу "Лисье время - Надежда Гарнык"

– Впервые в жизни сдержался. Взрослею. Мне скоро девять. Придёшь на день рождения?

Ляля кивнула. Они стали дружить.

Дарья Дмитриевна выписалась через неделю, ничего Ляле не припоминала, но смотрела та-акими глазами… Да уж, этот лизун ей вышел боком. Ещё и уборщица «отличилась»: не вынесла урну вечером, вот бригада и сняла смешной сюжет, разбирая урну перед зрителями, абсолютно не смешной для Дарьи Дмитриевны, – в урне оказалось девять лизунов, значит, она отобрала в тот день их у девяти детей.

Глава вторая

Изостудия

В следующем году Ляля перестала ходить на продлёнку, в этот, по выражению мамы, «рассадник нервных климактерических дурынд». Мама записала Лялю в изостудию и на танцы, а Руслан по-прежнему ходил на продлёнку, он не мог дома делать уроки, у него не получалось дома.

– Дома многое отвлекает, в школе из-под палки я могу, – как бы оправдывался Руслан.

– Но с тобой Потоцкая. Ты не один.

– Потоцкую в музыкалку пихнули. Всех родоки пихают в благородные места. Все наши расходятся кто куда, – сокрушался Руслан.

– На продлёнке у тебя много друзей. – Ляля осеклась: в классе Руслана не любили.

Виолетта Викторовна ненавидела Руслана, в классе за ним закрепилась репутация хулигана и оторвы. И это было справедливо. Но Ляля знала: Руслан добрый, в отличие от многих нехулиганов и неоторв. Кроме того, мама хорошо относилась к Руслану, но уточняла, что Руслан «брошенный». Мама его жалела, но как-то молча. Ляле казалось, что мама знает о нём намного больше. Ляля внимательно следила за мамой, за её поведением, за её словами – мама по-прежнему была не очень-то с Лялей разговорчива.

У мамы стало ещё больше работы и совсем мало свободного времени – мама теперь подрабатывала гримёром и парикмахером на свадьбах с загадочной и завораживающей приставкой «вип-». Если уж в первом классе мама жила своей жизнью, не считая собраний и необходимых покупок одежды и ручек-карандашей-бумаг-фломиков, то что будет теперь? Хорошо, что бабушка по-прежнему «в строю». Она и стала водить Лялю в изостудию и на танцы. Но бабушке не так просто даются эти отведения-приведения. Ляля больше не стыдилась бабушки, пусть думают что хотят. Они с бабушкой знают много, намного больше того, что знает мама. Они как подельники – так один мальчик в их классе со странной фамилией Маскелла назвал людей, которые делают что-то вместе. Ляля и раньше слышала это слово, ещё в группе, от детей сотрудников колонии, но сейчас эти дети в «Б» классе, они оказались не такие способные, как они, «ашки», и Виолетта Викторовна их к себе не взяла. Лялю не пугает это слово, они с бабушкой не виноваты в смерти «блестящей юбки» и «бегающих глаз», эти люди сами виноваты. Стариков и детей все жалеют и хотят защищать – Ляля слышала такие слова в фильме, где под красивую песню смотрит в небо красивый дядя, а по небу летят красивые птицы – наверное, журавли… Но Лялю пугает другое – бабушка снова начинает странно улыбаться. Это плохо, Ляля помнит, как стыдилась именно этой улыбки когда-то давно, в той, другой, детсадовской жизни… Бабушке надо больше лежать, ведь она ещё консультирует дипломников, всё реже и реже, но проводят экскурсии, к ней приходят спросить совета совершенно разные люди: от преподавателей колледжа и технологов фабрики до охотников-любителей, зарабатывающих свой хлеб тяжёлым сезонным отстрелом зверя и птицы. Ну неужели её не может водить мама? Хотя бы иногда, чтобы бабушка могла отдохнуть. Иногда бабушку узнают на улице, и все ей рады, приветствуют, здороваются, улыбаются Ляле, говорят, как ей повезло с бабушкой. Только мама не радуется бабушке. Она отвечает ей коротко, раздражённо, ей постоянно некогда, всё время она где-то по делам, но Ляля не верит, что всё время по делам. Ляля знает: если человек хороший, у него найдётся время на близких. Вон тётя Рая Карповская всегда появляется в сложные моменты, а у неё большая семья, но находила она время и приходила к ним, сообщала после трагедии подробности про поиск тела медсестры, о смене заведующей тоже рассказала, о том, что всеми мошенничествами, этими надувательствами пожилых, руководила заведующая…

Если бы Ляля не знала, что мама может часами гундеть по телефону, она бы нормально переносила невидимую стену, которой мама пыталась отгородиться от Ляли. Ляля считала маму скрытной и чужой. У мамы были подруги для бесконечных разговоров по телефону, эти разговоры занимали у мамы уйму времени, наверное, она бы не смогла без них жить. Подруги были у мамы и школьные, и из техникума, и с работы. Только из художественной школы не было.

На танцы Лялю возил отчим Лизы. Если бы возил папа, Ляля бы отказалась наотрез, потому что все, у кого были папы, постоянно об этом говорили – Ляле казалось, что специально назло ей. Но тут – отчим. Ненастоящий отчим появился и у Ляли. Так называли дядю Юру Бабайца, с которым мама стала дружить, как только вернулась в город. Хотя он был совсем не Лялин отчим, а просто дядя, просто приходил иногда в гости. Лиза теперь стала хуже Насти Пресняковой. Она приносила в школу деньги и объявляла, что кто признается ей в любви, тот их получит. Мальчики в прямом смысле ползали у неё в ногах до дыр на коленках. Наиболее везучие, приглянувшиеся Лизе, получали подачки. Ляля, насмотревшись этих шоу, рассказала маме. Она видела, как вытянулось круглое мамино лицо, как стали расширяться небольшие мамины глаза.

– Как платила?

– Так – платила.

– За что?

– Ну, за преклонение.

– Как за преклонение?

– Они же, мама, на коленках перед Лизой стояли.

И тут впервые мама заговорила с Лялей как с подругой. Ляля это сразу почувствовала. Так мама разговаривала по телефону: музыку, мелодику маминого голоса Ляля узнала бы из тысячи. Ляля мучилась, несмотря на внешнее благополучие. Пока рядом был Руслан, можно было с ним поделиться. Без Руслана Ляля снова почувствовала, как ей не хватает собеседника. А как она скажет Руслану, когда он сам ползал перед Лизой на коленях? Нет. Пришлось рассказать маме, поделиться. Ляле не хватало родительского тепла, и она ловила каждый штрих внимания, любой намёк на общение с мамой, даже если он касался вопроса, почему опять колготки рваные.

– Ты понимаешь, Ляль…

Ляля боялась вздохнуть, издать звук, междометие.

– Ты понимаешь… У Лизы отчим – у него бизнес…

Ляля кивнула понимающе:

– Я знаю.

– Нет, Ляля, ты не знаешь. У него помещение, а там – игральные автоматы.

– А-а-а.

– С тётей Светой уже некоторые наши общие знакомые, ну, из детства там, дядя Димон Краснобаев, ещё кое-кто, перестали разговаривать.

– Почему?

Ляля помнила, что, когда они ходили на рынок, там тоже стоял игральный автомат на улице, и экран висел на стене. И всегда кто-то играл… И Ляля воспринимала это как должное. Ляле тоже хотелось играть, она мечтала о компьютере.

– С тётей Светой перестали общаться те, у кого в семьях игроманы, играют в казино или на таких автоматах. Карповские перестали общаться.