Читать книгу "Мир будущего - Людмила Райот"

Мне показалось, я задремала всего на минуту или две, но, когда вновь открыла глаза, в капсуле никого не было.

Стало прохладней, чем раньше. Пещеры закончились: с той стороны виднелась лишь неясная, мглистая темень.

Куда все подевались? Я не успела прийти к какому-то выводу: из-за двери, ведущей в коридор, послышался всхлип. Я замерла, напряженно вслушиваясь в заполнившую каждый сантиметр пространства упругую тишину. Вот, снова! Подпрыгнула от испуга и так и осталась на ногах.

Нет, это не всхлип.

От двери тянуло явственным холодом; меня начала трясти крупная дрожь. За дверью находится нечто огромное, невероятное, страшное — то, чего никак не могло быть.

Больше всего на свете мне не хотелось выходить из капсулы, но я все равно обреченно приблизилась к проходу, обхватив себя за плечи руками и втянув голову в шею. Ужасно несправедливо, что этот сон такой же страшный, как и предыдущий, и что в нем я совсем одна. Атлантис пришел ко мне и ожидал снаружи, как огромное притаившееся чудовище, но другого выхода не было.

Я и так тонула.

Помимо холода из-под двери сочилась вода. На пол натекла большая лужа, откуда-то сверху срывались большие, увесистые капли. С той стороны ухнуло, и капсула пошатнулась, словно в нее с налету врезалась тяжелая волна. Из щелей брызнуло, вымочив почти до нитки.

Я постаралась не поддаваться панике, а мыслить разумно. Под водой нельзя дышать. Но у любого, даже самого глубокого водоема есть конец — там, где вода сменяется живительным воздухом. Также и любой страшный сон всегда подходит к концу. И если он закончится быстрее, чем запас кислорода в груди, я смогу вынырнуть, отдышаться и прийти в себя.

Набрав в грудь побольше воздуха, я протянула руку и коснулась замка. И сразу пожалела об этом — дверь открылась всего на сантиметр, а ужасающая масса воды уже расширила проход до предела и обрушилась на меня, сбив с ног. Вся теория полетела к чертям, события вышли из-под контроля и приобрели масштаб стихийного бедствия.

От удара меня на секунду оглушило, втянув в холодное и гулкое нутро волны, а затем швырнуло спиной назад. Наверное, стекло не выдержало удара и я выбила его; наверное, я здорово поранилась при этом. Явно было лишь то, что окружение поменялось: меня вытащило из капсулы в океан и закрутило в бешеном, сжимающем тисками водном водовороте.

Только не дышать! Вода уже не казалась ледяной: холодные полосы сменялись теплыми, почти горячими. Перед глазами вспыхивали голубые, синие, белые пятна. Хотелось верить, что подводный поток уносит к поверхности, но остатки кислорода расходовались слишком быстро, и с каждой секундой я все глубже погружалась в ужас. Звуки пропали, проблески света сменила чернота. Вода давила со всех сторон, обнимая, и это были самые смертоносные объятия из всех, что мне пришлось испытать.

Кто сказал, что умирать во сне — легко? Я снова задыхалась, но если той, позапрошлой, ночью я этого не осознавала, растворяясь в психоделическом восторге, то сейчас это было отчетливо понятно, и оттого страшно.

Почувствовав, что больше не могу сдерживать дыхание, я приготовилась к тому, что в легкие хлынет вода, но вместо этого захлебнулась своим собственным криком. Я закричала громко и неистово, вложив в него весь свой страх, и почувствовала, как где-то рядом закричала точно также, но уже по-настоящему.

Видимо, Море услышало мой крик и расступилось: темноту прорезал яркий луч, а потом еще и еще. Из последних сил дернувшись к разливающейся над головой воронке из света, я вынырнула на поверхность серебристо-стального, покрытого холмами волн океана.

Тусклое, бескрайнее низкое небо ослепило. Широко открыв рот, я сделала судорожный вдох и вместе с воздухом проглотила изрядную порцию соленой воды. Закашлялась и снова наполовину ушла под воду: мокрые одежда и сапоги тянули обратно, а сил для сопротивления не осталось.

Сон закончился неожиданно, когда я уже думала, что он не закончится никогда. Чья-то теплая рука ухватила за ладонь и сильным рывком вытащила меня из воды. Острый деревянный борт врезался в грудь, и в следующее мгновение я всем телом шлепнулась на дно небольшой лодки: мокрая, как рыба холодная, судорожно открывая и закрывая рот. Последнее, что я увидела, это был внутренняя сторона борта, грязная, шероховатая, и кусочек неба над ним.

А потом я окончательно проснулась.

Не знаю, сколько времени ушло на то, чтобы осознать — кругом больше нет морей Атлантиса. Я снова была в капсуле, сухой, светлой и неповрежденной.

Заледеневшее тело не слушалось, словно все еще находилось в студеной воде: шло камнем ко дну или безвольной куклой болталось у поверхности. Сквозь ватное, колющее десятками мелких иголок оцепенение пробивался дискомфорт. Сидеть было неудобно: во сне я свалилась с кресла и кто-то неловко усадил меня на полу. Этот «кто-то» все еще находился рядом — стоял на коленях и прижимал к себе.

Крепкие объятия, сжимающие в кольцо. До оргазмической боли знакомый запах. Никель.

Внутри зазвенел тихий звоночек. Я шевельнула левой рукой и увидела Тимериуса: в отличие от нас, атлант все еще сидел в кресле. Его взгляд отрезвил, такое концентрированное удивление плескалось в нем. Изумление, интерес и… отвращение.

Я слабо дернулась, попытавшись высвободиться и почувствовала ответный толчок. Никель вздрогнул всем телом. Раз, другой. Неужели он плачет? Быть того не может. Я расслышала смешок.

Нет, он не плакал. Сотрясался в удушающем, беззвучном, страшном хохоте.

— Горы… - сквозь всхлипы произнес Ник.

— Что? — осипшим голосом просипела я.

— Там и правда были горы.

— Какие горы?

— Ты вынырнула недалеко от берега. Далеко, на самом горизонте, стояли горы, — Никель смеялся, сжимая меня и раскачиваясь из стороны в сторону. — Последние материковые горы Атлантиса. Все сходится, понимаешь?

Нет, я не понимала. Внутри меня разыгрывалось сражение противоречивых чувств: враждующие стороны сшибались в исступленном крике, визжали мечи, развевались знамена. Происходящее шло вразрез со спасительным, тщательно выстроенным мировоззрением прошедшего года на Земле. Было неправильным, порочным, противоестественным.

Он не должен ТАК обнимать меня.

В противовес неправильности крепла другая эмоция. Брала начало в замерзших пальцах рук и ног, росла и крепла, протекая по непослушным конечностям, вместе с кровью разгоняя по телу тепло. Разливалась широким согревающим потоком в груди.

Спокойствие и умиротворение. Квинтэссенция уюта, словно бы я с разбегу упала в объятия родительского дома. Похожее на то, что давал Тимериус, но более сильное, основательное, настоящее. Идущее изнутри. Из сердца.

На внутреннюю борьбу уходило столько внимания, что я не сразу заметила горячую, буквально обжигающую кожу Никеля в том месте, где я прикасалась виском к его шее. Поперек горла встал ком. Он сдавил горло и вернул к жизни умственные способности.