Читать книгу "Его птичка - Любовь Попова"

— И поэтому решила убить лаборантку? Не смеши меня. Если бы каждый, кто волновался о родственниках начал мочить окружающих, в мире бы никого не осталось, — отмахивался Рома, но в голосе чувствовалось раздражение. Странно. Я была уверена, что история с погибшей медсестрой закончилась.

— Не суть да дело, но. — мужчина умолк и продолжил еще более тихо. — Там фигурирует твоё имя и та операция с девочкой, на которую ты меня подбил.

— Что значит, подбил? — тон голоса Ромы резко похолодел. — Я к тебе пришел, все рассказал…

— Но все было второпях, и если ко мне придут…

— Федотов. Заткнись. Все было по правилам и по закону. Не надо мутить воду из-за оголтелой девки, не справившейся со своими эмоциями.

— И все равно, есть предпосылки, что на тебя дело завели. Марина там мутит чего-то. Бесится наверное, что ты ее на малуху променял.

— Пусть мужу сцены закатывает.

Голоса удалились, а я глубоко задумалась о том, что собственно ведь ничего и не знаю о жизни Ромы в больнице, но все равно тяну в свою. А надо ли это? Может и хорошо, когда два человека встречаются на нейтральной территории и обсуждают, какой фильм посмотреть, а не чьё сердце он сегодня пальпировал или в какой такт я не правильно прыгнула.

Скрипнула дверь и вот теперь я позволила открыть себе глаза. Рома прошел к шкафу и все его тело говорило о невольном напряжении и внутренней борьбе с самим собой.

Он словно ощутил мой взгляд, потому что посмотрел на меня и несколько смягчился.

— Вставай, отвезу тебя на учебу, да спать поеду.

Вещи были в сумке, и в часть из них я переоделась тут же.

— Я спросить хотела.

— Птичка,  я сказал, что приду, значит жди, — отрезал он, когда уже открывал мне дверь машины.

Мы доехали до Академии, возле которой постояли совсем немного. Я очень хотела спросить про разговор с Федотовым, но он оборвал меня простым:

 — Не твое это дело, Аня. Я сам разберусь.

И это конечно было правдой, разберется. Просто его внезапная или не слишком, холодность, поселила в моей душе очередной страх и сомнение. А если Рома не хочет поверять мне тайны своей жизни, а я вообще нужна ему?

Он уехал, а я смотрела, как редкие снежинки падают на землю. На рассвет, который создавал на небе поистине волшебное свечение. На птиц носящихся во всей этой красоте черными пятнами, такие пятна были и в моих глазах. От непрошенных, непролитых слез.

— Бу.

Со спины меня подхватил Артур и вдруг поцеловал шею.

Эти его игры уже несколько поднадоели. Я пылала желанием попросить Валентину Марковну заменить мне партнера, но старая дружба не давала мне сделать этот отчаянный шаг.

— Артур, отвали, — вырвалась я.

— О, какие мы стали важные. — протянул он, проведя рукой по своим кудрям, убирая их с лица. — А ведь еще даже спектакль не прошел. Потом вообще будешь нос задирать?

— Мне помнится я уже говорила тебе, что все твои.

— Да успокойся, кому ты нужна. Спи со своим стариком дальше.

— Он не…

Я не стала объяснять этому придурку, почему к Роме меньше всего подходит слово «старик», а просто раздраженно наблюдала, как он удаляется в сторону лестницы, ведущей к входу в академию. Потом поняла, что стоять так и злиться можно вечно, а можно взять себя в руки и подумать о Роме, который увидит, как я танцую. Сегодня. Вечером.

Глава 8.2

Я волновалась. Пред - пред - генеральный прогон — уж и нагнали на нас страху куратор с режиссером, — вот, вот начнется, а Ромы нет. А он обещал. Он ведь не соврет? Он должен прийти.

Артур, сидя рядом на краю сцены, практический трахнул Губанову. Его рука давно и надежно поселилась в ее белом купальнике. И судя по взглядам, он бы хотел засунуть руку и в мой.

— Завидуешь? — заметила шепотом Танька, перегнувшись через Артура.

Я только повела плечом. Меня больше волновала дверь. Чертова дверь должна открыться, а она все также была словно приклеена к косяку.

— А что ей завидовать, — заметила Влада, что стояла, обнимаясь со своим парнем за нашими спинами. Она была Кармен в третьем составе. На ней тоже был как и на мне красный купальник и юбка почти в пол.

— Её мужик вон в париж возил. Айфон, там шубка.

— Не шубка, а пуховик.

— Этот пуховик стоит, как целая шуба. Я в каталоге видела.

Я пыталась слушать их стрекот, но он создавал лишь головную боль. Но и она стала лишь отголоском, когда благословенная дверь открылась и вошел Рома.

Дубленка. Джинсы. Влажные от снега волосы. Он был чертовски хорош. Мне прямо захотелось повернуться к этим дурам и показать язык. По детски, но так, чтобы все знали.

 Этот крутой мужик мой.

Я улыбнулась и вдруг почувствовала влажный поцелуй на своей шее.

— Веселов, ты дебил? — ничего другого я не придумала, тут же вскочила, посмотрев на Рому.

Его улыбка стекла с лица, как воды стекает по стенке душа, где мы вчера занимались любовью. Рома замер, как вкопанный, и слушал то, что ему на ухо нудел Афанасьев. Этот хлыщ тут как тут. Достал меня своими грязными намеками.

Рассказал, как они развлекались со Ромой и какой-то Тиной. Предложил повторить такое и со мной. Урод.

Что вот он ему говорит? Какие гадости про меня рассказывает? А Рома слушает и меня взглядом жжет. Словно это я к Веселову лезу.

Но больше размышлять не было времени. Заиграла музыка. Пришлось уйти за кулисы и дождаться своего выхода. Обычно шумные студенты в раз замерли, точно зная, когда нужно выходить и что нужно вести себя как в морге. Не шуметь. Здесь, за сценой, уже все вычистили от декорационного хлама и освободили место, чтобы никто не толкался, а бордовая кулиса не ходила ходуном. Свет озарил сцену, весь остальной зал, погрузив во мрак. И вот мне словно зажглась лампочка.

Сегодня Рома увидит, как я танцую, сегодня он влюбится в меня еще сильнее.

 Внутри возникло ощущение, что все мои тренировки и занятия, вся боль и время затраченное на балет… Все было ради этого момента. Ради Ромы, который должен меня увидеть.

— Давай для твоего доктора сыграем представление? — полушепотом предложил Артур, а я только и успела что раскрыть рот с вопросом, «о чем ты?», как его партия началась. Поднявшись на носки, он подмигнул мне и вышел на сцену.

 Я недоумевая, спустя пару минут пошла за ним.

Я была конечно хороша. И красный купальник в облипку и юбка и черные колготки с черными блестящими пуантами. Волосы забранные наверх не мешались, пока я буквально влетала на сцену прямо в жадные руки Веселова. И когда думала про жадные, так оно и было. Он буквально впивался в меня пальцами. На разворотах прижимал слишком сильно, практически терся об меня. Когда поднимал наверх, обязательно задевал промежность. Это все было неправильно. Некрасиво. Пошло.