Читать книгу "Сама виновата - Мария Воронова"

Мальчикам такое, может быть, и полезно, но когда разрушается доверие между матерью и дочерью – это приводит к поистине трагическим последствиям.

– Как хорошо, что у меня сыновья, – прошептала Ирина.

Кирилл улыбнулся:

– У нас. А вообще я не против еще за девочкой сходить.

Володя закрыл глазки и засопел, сурово сдвинув брови.

Скоро он подрастет, пойдет в ясельки, а Ирина закончит кормить и вернется на работу. Она снова станет стройной и легкой и достигнет всего, чего собиралась. Станет народным депутатом, а может быть, чуть позже председатель суда сделает ее своей преемницей. Она же объективно лучшая его сотрудница. Иванов с Табидзе крепкие профессионалы, но раздолбаи страшные, Демидова старая, а про других нечего и говорить. Господи, у нее прекрасные перспективы, а двух детей в наше время вполне достаточно. Третий ребенок, во-первых, наверняка снова будет мальчик, а во-вторых, погубит ее будущее в профессии. Вместо выступлений в Верховном Совете она будет варить кашки, и страдать от лишнего веса, и терзаться ревностью. В общем, ужас.

Ирина положила голову Кириллу на плечо:

– За девочкой? Ладно. Выступаем сегодня ночью.

* * *

Лариса – та женщина из суда – оказалась права: большой волны не поднялось. Впрочем, Полина почти ни с кем не общалась и не знала, насколько интенсивно циркулируют слухи, но главное, они не докатились до ушей родителей. Мать разговаривала с ней сквозь зубы, но это было обычное и родное сквозь зубы, их любимая игра «сама догадайся, в чем ты передо мной виновата, и проси прощения», в которую мама с упоением играла с тех пор, как Полина научилась говорить. Полина так привыкла к маминым скандалам, что, наверное, перенесла бы и эту выволочку (в том, что мама во всем обвинит ее, она не сомневалась ни секунды), гораздо важнее было то, что отец остался в неведении.

Они встретились так, будто и не расставались, но у Полины хватило такта понять, что она теперь взрослая и надо общаться как взрослый со взрослым, а если папа начнет компенсировать ей детство, то это примет уродливые формы и не принесет радости ни ей, ни ему.

Папа хотел помочь ей вернуться в литературу, но Полина запретила ему хлопотать о ней, потому что боялась, что он тогда все узнает, а путь на Олимп ей все равно наглухо закрыт, и не только из-за ярости вдовы.

Пахомова звонила ей после процесса, орала и, кроме всего прочего, винила в том, что это именно Полина совратила ее мужа, который до этого был образцовый семьянин, а как вкусил незрелых прелестей, так уж не мог остановиться.

Не дослушав перечня кар, которые обязательно обрушатся на ее голову, Полина положила трубку и выключила телефон. Вспомнила она об этом только на следующий вечер, когда хотела позвонить отцу, а трубка ответила тишиной.

Главная причина, по которой ей закрыты все пути, состоит в том, что она продемонстрировала свою строптивость. Она ненадежная, не своя, не прошла проверку на лояльность. Что Пахомова потопила, так и хрен с ним, но ведь она и нас точно так же может закопать, если что-то про нас узнает. Ну ее к черту!

Пора было решать, как жить, устраиваться на работу, учиться вести хозяйство планомерно, а не абы как, короче говоря, взрослеть по-настоящему.

Лариса сказала ей: «Раз уж ты выжила, надо жить», – и теперь Полина пыталась постичь, как это делается.

Для начала она села за учебники нагонять то, что профилонила за годы учебы в институте. Решила, пока не кончились деньги, спокойно написать курсовик, после чего устроиться на работу куда-нибудь в библиотеку.

И все шло по плану, но через две недели после суда Полина заболела гриппом. Пошатываясь от температуры, она сходила в магазин за молоком и куриным фаршем для Комка Зла, купила в аптеке кисленькие порошочки антигриппина, натянула шерстяные носки и рухнула в кровать. Температуру она решила не мерить, чтобы лишний раз не расстраиваться, но намазала на руках какие-то сверхсекретные китайские точки бальзамом «Звездочка».

Комок Зла оценил обстановку и немедленно устроился на голове своей хозяйки, положив хвост на ее заложенный нос, и Полина поняла, что это должно помочь.

Она не любила смотреть телевизор и крайне редко его включала, но сейчас читать не было сил, а в сон не клонило.

В программе на неделю как раз на сегодняшний вечер был заявлен пахомовский фильм.

– Почему бы и нет, – усмехнулась она, включая телик, и обнаружила, что фильм Василия Матвеевича заменили кинокартиной «Пять вечеров».

Нет, кажется, волна оказалась разрушительной, хоть и тихой.

Игра Гурченко и Любшина так увлекла Полину в мир фильма, что она с трудом поняла, что ей звонят.

Это оказался тот самый американский журналист, с которым она хотела связаться, да так и не смогла. На хорошем русском, почти без акцента, он сообщил, что имеет к Полине одно очень интересное предложение и хотел бы встретиться, чтобы его обсудить. Если Полина не собирается в ближайшее время в Москву, то он готов специально приехать к ней.

Сердце екнуло. Если именитый журналист поднимает задницу ради какой-то девчонки, то предложение действительно интересное. Как минимум огромное интервью для западного издания, а в идеале – договор на автобиографическую книгу о том, как в Советском Союзе КГБ подкладывает детей под видных деятелей искусств, чтобы у тех не иссякало вдохновение для создания зомбирующих народ агиток.

Да, волна идет, и не только разрушит все, что осталось от Пахомова, но и Полину может на своем гребне вынести к мировой славе и успеху.

Полина чихнула, и собеседник расхохотался в трубку, так вкусно и беззаботно, как умеют только иностранцы.

– О, будьте здоровы!

– Спасибо.

– Так когда вы сможете меня принять?

– Одну секунду, посмотрю расписание, – Полина принялась листать воображаемый ежедневник.

Тут подошел Комок Зла, потерся об ноги, уселся возле хозяйки, укоризненно уставился на нее и коротко мяукнул. «Ты достаточно сделала плохого, – казалось, говорил он, – путалась с Пахомовым, потом не передала письмо Тани в милицию… Разве хорошо теперь лить грязь на мертвеца? Правда тоже нужна в свое время и вообще становится ложью, если ты передаешь ее в руки врагов».

– Простите, – отчеканила Полина, – но у вас нет и не может быть таких предложений, которые будут мне интересны. Всего хорошего.

* * *

После освобождения Семен сразу вернулся на работу. Изба, где он жил, осталась за ним, но так выстыла, что первую ночь пришлось провести в больнице.

Приняли его спокойно, без малейшей неловкости, мужики, встречая, спрашивали, хорошо ли ему сиделось, таким светским тоном, как аристократы в былые времена осведомлялись, удачным ли оказался отдых в Ницце или следовало ехать в Баден-Баден.

Семен отвечал, что благодаря своей специальности и благородной статье он в СИЗО как сыр в масле катался. В общем, его действительно не обижали, и тех ужасов, которые рассказывают про порядки в тюрьмах, ему испытать не пришлось.