Читать книгу "Кочевая кровь - Геннадий Сорокин"

Как-то раз, уже на закате наших отношений, пошли мы с Ларисой Калмыковой в кино. Перед фильмом шел тележурнал о неизученных человеком особенностях жизни животных, рыб и птиц. Например, никто не может объяснить, почему океанские рыбы, идущие многокилометровыми косяками к Гренландии, внезапно, как по команде, все одновременно меняют направление своего движения. Или птицы, клубящиеся стаями перед отлетом в дальние края: летели все на юг – бац! – и всей стаей сменили направление на запад, а потом – снова на юг.

– У нас в общаге то же самое, – сказал я Ларисе. – Иногда, без повода и праздника, впадают в загул или мужики, или женщины, или все разом. Я пытался понять природу этого явления, но оно, с точки зрения здравого смысла, необъяснимо.

– У вас там оргии каждую неделю, а ты хотел, чтобы я к тебе в общагу переехала? – усмехнулась Лариса.

– Не каждую неделю и даже не каждый месяц, – возразил я. – Рыбы тоже не каждый день к новому морю плывут.

– Я не хочу быть рыбой, – поставила Лариса точку в наших отношениях.

Сейчас она живет с приемщиком стеклотары. Меха, золото, автомобиль «Волга». Девичьи мечты о сытой благополучной жизни сбылись.

«А я-то о чем мечтаю, о любви или о теплой стайке и корыте, полном свежих помоев? Мне стоит успокоиться и перестать твердить каждому встречному, что я – враг условностей, или продолжить метаться в поисках неизвестно чего? Что такое любовь, не объяснил ни один поэт, ни один философ. Любовь бывает разная, и, наверное, у каждого своя: кто страдает от любви, кто-то поет песни, кто-то плачет в одиночестве, а кто-то скачет от счастья. Я упустил тот миг, когда мои чувства к Наталье были истинными. Сейчас я пытаюсь вернуться к исходной точке, но тщетно. Я не могу понять, когда я был по отношению к ней по-настоящему искренним. Я даже не могу понять, мои чувства к Наталье – это любовь или это неосознанное влечение к женщине, с которой можно смело создавать семью и не заботиться о воспитании детей и быте? Пришла бы она сейчас и объяснила мне: скотина я или тряпка. Если я скотина, то все еще поправимо. Я откажусь от должности в городе и вернусь в Верх-Иланск, но если она считает, что я сошелся с Маринкой в силу обстоятельств, то между нами все кончено».

В коридоре раздался женский смех. Я угадал. Сегодня наши заводские рыбины повернули в сторону винного магазина. Сейчас посмеются, походят туда-сюда, и начнется выяснение отношений: кто у кого мужика отбил.

«Я городской житель. Я родился и вырос в городе. Для меня остаться в Верх-Иланске – это поступок, это решение, которое перечеркивает всю мою дальнейшую карьеру в милиции. Если здраво рассудить, то даже начальник районного отдела милиции в сельской местности – это должность менее престижная, чем начальник ОУР в городском райотделе. Если мне оставаться в поселке, то должен быть сильный побудительный мотив – любовь, любовь, и ничего более любви! Могла же она сказать: «Я передумала, я хочу быть твоей женой». Могла, но не стала. А может, времени не было и все еще впереди?»

От этой мысли у меня все внутри похолодело. Я ясно и зримо представил, как в комнату врывается Наталья, отталкивает сестру и с размаху бьет меня по щекам: «Подонок, тварь, предатель!» О, по щекам – это было бы нормально! Это чувства, это любовь. Вот если она вернется и одарит меня презрительным равнодушием, то тут – все, тут конец.

«Что выбрать: город, жену, с которой я буду «просто» жить, или Наталью с ее непонятным отношением ко мне? Что лучше: быть как все или искать свою половинку? А если я до седых волос не встречу женщину своей мечты, тогда как?»

В коридоре что-то грохнулось, у мужского туалета грузчик Иванов витиевато выругался матом, у соседей снизу заплакал ребенок, на секунду-другую в общаге повисла тишина и… многоголосый женский хор тоскливо и протяжно затянул: «Жить без любви совсем непросто, но как на свете без любви прожить?»

«Тьфу ты! И так на душе паскудно, так еще и они завыли, как по покойнику. То спят со всеми подряд, то страдают по большой и чистой любви. Анжелкин же голос солирует. Пробы на ней ставить некуда, а все туда же, жить ей непросто! Конечно, непросто: два аборта за год, и оба зачатия неизвестно от кого».

По шагам я определил, что возвращается Марина. Скрипнула давно не смазанная дверь, подали свой голос рассохшиеся половицы. Марина обняла меня сзади и затряслась в пьяных рыданиях. Горячие слезы потекли мне на шею. Сквозь всхлипывания она шептала:

– Андрюшенька, я так люблю тебя. Я буду любить тебя вечно. Я все тебе прощу.

– Что ты собралась мне прощать? – напрягся я.

– Все, все, что ты успел сделать, я все тебе прощу. И Ингу, и Лариску, и даже ее.

– Кого «ее»? – спросил я металлическим голосом.

– Не знаю кого, но чувствую, что между мной и тобой была женщина. Забудь про нее. У тебя есть я, и больше ты ни о ком не думай.

– Никого между нами не было! – я повернулся к Марине и поцеловал ее соленые от слез губы.

Будильник на полке показывал десять вечера. Я недвижимо простоял у окна три часа. Все это время моя душа металась по планете Земля, но так и не нашла, с кем бы посоветоваться и получить ответы на мучившие меня вопросы. Наталья была далеко, Марина – рядом. Я перешагнул через себя и остался с ней.

Наступил новый, 1984 год. По настоянию Марины мы встречали его у моих родителей. Отец с матерью были очарованы моей избранницей. Особенно понравилось моей матушке стремление Марины поступить в институт и получить высшее образование. Согласно теориям моей мамаши, у мужа и жены должно быть одинаковое образование. Она искренне считала, что если у меня диплом юриста, то с пэтэушницей я никогда не создам нормальной семьи. «Вам будет не о чем разговаривать», – убеждала меня мать. Я всегда относился к ее ретроградским теориям скептически, но какое-то рациональное зерно в них было.

Хотя если брать в пример Верх-Иланск, то высшее образование у женщины там ценилось гораздо ниже, чем умение делать вкусные заготовки на зиму. Что говорить, прав Карл Маркс: «Бытие определяет сознание». Зачем доярке диплом гуманитария? Рассказывать коровам, почему в произведениях Алексея Толстого нецензурные слова пишутся с точками посередине, а у Маяковского – без всяких точек?

«Ели ты женишься на Марине, то сделаешь правильный выбор!» – внушала мне мать.

«Женюсь, когда с жильем определимся», – отвечал я.

В марте к нам в гости, буквально на полчаса, приехала Наталья. После расставания в больнице я видел ее в первый раз. Наташка вела себя так, словно между мной и ею никогда ничего не было. Мои худшие опасения сбылись – она стала равнодушна ко мне.

– Желаю вам долгой счастливой жизни! – прощаясь, сказала Наташа.

– Спасибо! – я по-родственному чмокнул ее в щечку.

Марина поморщилась. Видать, кое-что про Верх-Иланск она все-таки знала, а если не знала, то догадывалась, а если не догадывалась, то могла догадываться. Словом, Наташа была холодна ко мне, а Марина не очень-то обрадовалась визиту сестры.