Читать книгу "Странствия шута. Книга 2. Сага о Фитце и Шуте - Робин Хобб"

Когда его руки нащупали гобелен, Эш юркнул за занавесь и был таков. Я ждал, но так и не услышал его шагов на лестнице.

Выждав еще немного, я бесшумно поднялся и, крадучись, двинулся через комнату. Но когда я отдернул гобелен, за ним никого не оказалось. Я удовлетворенно кивнул. С третьей попытки Чейд все-таки нашел себе способного ученика. Я задумался было, кто из них – Чейд или леди Розмари – обучает мальчишку и где они его нашли, но выбросил эти мысли из головы. Не мое дело. Благоразумнее будет задавать как можно меньше вопросов и по возможности держаться подальше от дел тайных убийц и политики Оленьего замка. Мне и своих забот хватает.

Я проголодался, но решил подождать, пока Шут проснется, чтобы поесть вместе с ним. Так что я вернулся к столу и взялся за послание Чейда. И стоило мне прочитать первые строки, как я почувствовал, что меня вновь затягивает в сети политических интриг.

Раз уж ты все равно здесь и тебе покуда нечем заняться, кроме как ожидать его выздоровления, возможно, ты не против немного помочь? Тебе уже принесли подходящую одежду, а при дворе распущен слух, что скоро прибудет с визитом лорд Фелдспар из Высокой Кручи – это небольшое, но процветающее имение у северо-западных границ Бакка. Лорд Фелдспар недаром носит прозвище Полевой Шпат – он совершенно черствый человек, любит выпить и, по слухам, в медной шахте на его землях недавно стали добывать весьма качественную руду. Потому он и приехал ко двору, надеясь поучаствовать в переговорах с торговцами.

И так далее. Мое имя ни разу не упоминалось в письме, почерк явно принадлежал Чейду, но я прекрасно понимал, какая игра затевается. Дочитав послание, я внимательно изучил провинциальный наряд, приготовленный для меня. И вздохнул. К счастью, торопиться некуда – я должен буду появиться на торжественном пиру в Большом зале только вечером. Что от меня требуется, я знал: мало говорить, внимательно слушать и доложить Чейду, кто пытался сделать мне деловое предложение и насколько щедрым оно оказалось. Общий расклад, ради которого все и затевалось, я даже не пробовал вообразить. Чейд наверняка тщательно взвесил, сколько мне необходимо знать, и поделился только тем, чем счел нужным. Опять он плетет свои сети.

И все же, несмотря на досаду и раздражение, сердце мое радостно затрепетало. Это же канун Зимнего праздника. Повара королевского замка превзойдут сами себя. На пиру будут музыка и танцы и гости со всех концов Шести Герцогств. И я под новой личиной, в наряде, который будет одновременно привлекать ко мне внимание и выдавать во мне чужака, снова, как в юности, стану шпионить для Чейда!

Я взял платье и на пробу приложил его к себе. Это оказалось никакое не платье, а щегольской и аляповатый длинный камзол под стать неудобным туфлям. Пуговицы – костяные, с нарисованными крошечными цветочками – шли не только спереди, но и по широким манжетам. Несметное множество пуговиц, которые ничего не застегивали, а служили лишь украшением. Ткань была мягкая, какого-то незнакомого мне вида. Взяв камзол в руки, я сперва удивился его тяжести, а потом сообразил, что кто-то уже разложил все необходимое по потайным карманам.

Обшарив их, я нашел отличный набор маленьких отмычек и миниатюрную пилку с острыми зубцами. В другом кармане обнаружился бритвенно-острый ножичек, какие предпочитают карманники. Насчет своих способностей в этом ремесле я сильно сомневался. Несколько раз мне доводилось шарить по чужим карманам по приказу Чейда – не в поисках денег, конечно, а чтобы выяснить, чьи любовные письма хранит в кошельке Регал или у кого из слуг завелось слишком много серебра для честного лакея. Но это было много лет назад. Очень много.

Шут в кровати еле слышно застонал, и я, перебросив камзол через руку, кинулся к нему.

– Шут! Ты проснулся?

Его лоб был изборожден морщинами, глаза плотно закрыты, но при звуках моего голоса на губах Шута появилось нечто похожее на улыбку.

– Фитц… Это сон, да?

– Нет, дружище. Ты здесь, в Оленьем замке. И в безопасности.

– Ах, Фитц. Я всегда в опасности. – Он слегка закашлялся. – Я думал, что умер. Проснулся – и не почувствовал ни боли, ни холода. Вот я и решил, что наконец умер. А потом пошевелился, и боль вернулась.

– Прости меня, Шут.

Это я нанес ему самые свежие раны. Я не признал его, увидев, как больной и, возможно, безумный нищий прижимает к себе мою Би. Я бросился спасать дочь и несколько раз ударил его ножом, прежде чем понял, что вижу перед собой моего самого старого друга на всем белом свете. Я бросился лечить его при помощи Силы, это помогло закрыть раны и остановить кровотечение, но исцеление истощило его. Кроме того, пока я врачевал то, в чем был виноват сам, я обнаружил в теле Шута и другие, давние, повреждения. Зараза, которую он носит в себе, пожирает его изнутри. Медленно убивает. Остается только одно: дать Шуту набраться сил в достаточной мере, чтобы можно было предпринять более серьезное исцеление.

– Ты голоден? Есть тушеное мясо, очень мягкое. А еще красное вино и хлеб. И масло.

Он ответил не сразу. Его слепые глаза казались тускло-серыми в скудном свете. Они двигались в глазницах, как будто он пытался разглядеть все, о чем я говорил.

– Правда? – сказал Шут. – Тут в самом деле столько еды? Ох, Фитц, я боюсь двинуться с места – вдруг очнусь и окажется, что и тепло, и одеяла, и еда – только сон…

– Тогда давай я принесу тебе еду в постель?

– Нет-нет, не надо. У меня все мимо рта. Дело не только в слепоте, но и в руках. Они дрожат. И дергаются.

Он пошевелил руками, и мне стало дурно. На одной подушечки пальцев были срезаны, и на их месте наросли грубые рубцы. Костяшки страшно выпирали. А ведь когда-то это были красивые и изящные кисти, они так ловко жонглировали, разыгрывали кукольные представления и резали по дереву… Я отвел глаза.

– Тогда пойдем. Давай я помогу тебе устроиться в кресле у огня, как вчера.

– Позволь я сам буду искать дорогу, а ты только предупреждай меня, чтобы я что-нибудь не опрокинул. Хочу обследовать комнату. С тех пор, как меня ослепили, я неплохо научился обследовать комнаты на ощупь.

Я не нашелся, что ответить. Шут тяжело навалился на мою руку, и я пошел рядом, поддерживая его, пока он нашаривал дорогу.

– Чуть левее, – предупредил его я.

Шут сильно хромал. Кажется, ему было очень больно опираться на опухшую ногу. Как ему вообще удалось проделать столь долгий путь в таком состоянии? Как он шел в одиночку по дорогам, ничего не видя? Не сейчас, сказал я себе. У нас еще будет время поговорить об этом.

Нащупав спинку кресла, он ухватился за нее и нашарил подлокотник. Обойти кресло и опуститься в него тоже потребовало некоторых усилий. Справившись, он вздохнул – не то чтобы удовлетворенно, но так, будто закончил непростое дело. Его дрожащие пальцы легко пробежались по столу, потом он опустил руки на колени.

– Боль не дает покоя, но, думаю, она не помешает мне проделать обратный путь. Вот отдохну тут немного, подлечусь – и мы с тобой пойдем и выжжем это змеиное гнездо. Но мне нужно вернуть себе зрение, Фитц. Я хочу быть тебе не обузой, а помощником на пути в Клеррес. Вместе мы заставим их заплатить за все. Мы совершим правосудие, которого они заслуживают.