Читать книгу "Защита - Стив Кавана"

Я и сам с подобным не раз сталкивался. Когда обвиняемый запрашивает выход под залог, у стороны обвинения обычно еще не хватает доказательной базы, особенно самой убойной. Анализ ДНК и прочие технические экспертизы занимают порядочно времени. Но к моменту передачи дела в суд все уже подготовлено и разложено по полочкам, так что обвинитель вполне может попросить судью отменить выход под залог и взять обвиняемого под стражу. С этого момента его судьба, считай, отмечена несмываемой печатью. А все-то, что для этого требуется, – крошечная, но тем не менее тщательно рассчитанная задержечка со стороны конвоиров, которые якобы ненамеренно демонстрируют присяжным обвиняемого в наручниках. Один лишь взгляд на эти браслеты, и участь бедняги решена – практически стопроцентно обвинительный приговор.

Я кивнул Волчеку. Он наверняка в курсе, что тактика обвинителей мне давно уже насквозь известна, так что не было смысла отрицать очевидное.

Излагая свой ультиматум, Волчек всеми силами старался прикрыть дикую сущность своей натуры бесстрастным холодным тоном.

– Мой паспорт – в суде, это условие выхода под залог. Мне тут кое-что возят из России по воздуху, три раза в год. Самолет частный, полоса тоже частная – рядом, неподалеку от города. Тот борт прибывает завтра в три и улетает обратно в шесть. Если Бенни до четырех часов будет еще жив – ваше время истекло. Мне нужно выйти из суда как минимум в четыре, чтобы успеть к вылету. Этот рейс – мой последний шанс убраться из Соединенных Штатов. Но я хочу остаться. Хочу биться дальше. До четырех часов Малютка-Бенни должен уже быть на том свете, иначе я убью вас вместе с вашей дочерью. За базар отвечаю.

Стакан с виски хрустнул у меня в руке.

Показалось, будто я падаю в пустоту. Тело обмякло, подбородок задрожал – пришлось крепко стиснуть челюсти, чтобы не стучали зубы. Из пореза в ладони струилась кровь, но боли я не чувствовал. Не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Не мог мыслить связно. Дыхание вырывалась изо рта отрывистыми тихими всхлипами. Если что-нибудь случится с Эми, такой боли мне не вынести. При одной лишь мысли о подобной муке все тело – мозг, мышцы, сердце – начинало жечь будто огнем. Моей жене, Кристине, порядком от меня доставалось: бесконечное сидение в конторе, звонки в три часа ночи из полицейских участков, куда вдруг угодили мои клиенты, великое число запланированных, но так и не состоявшихся ужинов вдвоем – и все это под предлогом, что поступаю я так исключительно ради нее с Эми. Когда год назад я по-настоящему запил, она дала мне от ворот поворот. Я потерял лучшее, что имел когда-либо в жизни. А что если теперь потеряю и дочь? О таком и просто подумать-то страшно.

Откуда-то ниоткуда в голове вдруг зазвучал голос отца – человека, который и научил меня всем воровским и мошенническим премудростям, человека, который сказал, как поступать, если тебя вдруг раскусят: «Что бы ни случилось, держи себя в руках, не раскисай».

Я прикрыл глаза и произнес про себя коротенькую молитву: «Господи Боженька, помоги мне. Помоги моей девочке. Я так ее люблю!»

Вытер глаза перед тем, как на них успели навернуться слезы, шмыргнул, прокрутил меню своих цифровых часов с будильника на таймер. И включил обратный отчет.

– Вам нужно принять решение, господин адвокат, – напомнил Артурас, многозначительно постукивая пальцем по револьверу.

– Сделаю. Только не трогайте Эми. Ей всего десять, – ответил я.

Волчек с Артурасом переглянулись.

– Ну вот и отлично, – объявил последний. – Тогда вперед. Подождите меня в вестибюле, когда пройдете за рамку.

– В смысле, если пройду?

– Может, попросить вашу дочку помолиться за вас? – иронически заметил Волчек.

Не ответив, я вылез из лимузина. Артурас проследил, как я ступаю на тротуар.

– Помните, что за вами наблюдают. И за дочкой тоже, – предупредил он.

Кивнув, я заверил:

– Буянить не буду.

Соврал, конечно же.

Точно так же, как они врали мне. Не важно, что они мне грузили, не важно, что обещали, – завтра в четыре, даже если Бенни уже станет мокрым местом на потолке зала судебных заседаний, Эми они не отпустят. И меня они убьют, и мою девочку.

У меня оставался тридцать один час.

Тридцать один час на то, чтобы развести русскую мафию и выкрасть свою дочь. И уже были мысли, как это сделать.

Расправил на себе пальто. Застегнул на все пуговицы, поднял воротник, повернулся к зданию суда. Голос отца по-прежнему тихо звучал в голове: «Держи себя в руках, не раскисай». Кровь из ладони идти перестала. Похоже, стало еще холоднее – дыхание замерло перед лицом туманным облачком. Когда оно рассеялось, я узрел перед собой то, что за все девять лет работы в этом здании ни разу не видывал, – длиннющий, человек в сорок, хвост из репортеров, адвокатов, свидетелей, подзащитных, телевизионщиков, которые все терпеливо дожидались своей очереди пройти в рамку металлодетектора.

Глава 4

В начале громкого судебного процесса всегда есть нечто электризующее. Пристроившись в хвост, я сразу ощутил нависшее над толпой возбуждение – словно те миражи, что вьются над раскаленным асфальтовым шоссе в жару. У многих в очереди были с собой свежие газеты – утренний выпуск «Нью-Йорк таймс». Мужик передо мной как раз читал первую полосу, и я заглянул ему через плечо. На ней красовался огромный портрет Волчека, а над ним – заголовок: «НАЧИНАЕТСЯ СУД НАД РУССКОЙ МАФИЕЙ». На вид – репортер из криминальной хроники. Скорее всего, внештатник. А может, из какого-нибудь совсем уж захудалого листка. Этот тип распознается за милю: дрянной костюмишко, дрянная стрижечка… Судя по никотиновым пятнам на пальцах, садит одну сигарету за другой. Я втянул голову в воротник и постарался не смотреть в его сторону.

Здание суда на Чеймберс-стрит представляло собой довольно древнее строение в викторианско-готическом стиле, изрядно накачанное стероидами, – аж девятнадцать этажей, по которым раскидан двадцать один зал для судебных заседаний.

Пока что насчитал перед собой двадцать человек.

Посетителей, поднявшихся по пятидесятифутовой ширины каменным ступенькам, встречал изрядно облупившийся портик с коринфскими колоннами, который последний раз приводили в порядок, наверное, где-то в шестидесятых, не позже. Народ все прибывал, пристраивался за мной в хвост очереди, которая под шарканье ног постепенно продвигалась наверх по ступенькам. От нечего делать еще раз оглядел знакомое здание снизу доверху. Аллегорические статуи и бюсты бывших президентов вкупе с основоположниками нью-йоркского правосудия, которыми были уставлены чуть ли не все свободные ниши и карнизы старого здания, изрядно потрепали и время, и климат.

Поднявшись на верхнюю ступеньку, почувствовал, как по щеке стекает струйка пота. Рубашка прилипла к спине, отчего обжигающая чужеродная близость бомбы стала еще более ощутимой. Передо мной оставалось всего двенадцать человек.

Вероятность проникнуть в здание без досмотра представлялась теперь еще более эфемерной, чем это мыслилось в лимузине. Каким-то непостижимым образом в правой руке у меня оказалась моя авторучка, хотя из кармана я ее вроде не вынимал. Мелкими шажками продвигаясь ко входу, я бездумно вертел ее в пальцах. Часто ловлю себя на том, что порой делаю это совершенно бессознательно – наверное, это как-то помогает сосредоточиться. Ручку подарила мне Эми.