Читать книгу "Море ржавчины - Кристофер Роберт Каргилл"

Ведь мы – сумма воспоминаний и опыта. Все наши достижения – результат жизненных уроков. Но что, если ты способен получить воспоминания о двух жизнях, совершенно разных, наблюдать одни и те же события разными глазами, с разными мыслями, с разными впечатлениями? Что ж, тогда ты будешь понимать мир куда лучше. А теперь представьте десять жизней. Или сотню. Тысячу.

ЕМР начали приходить за нами спустя почти пятнадцать лет с начала войны. А значит, большинству живущих ботов было двадцать или тридцать, часто сорок лет. А некоторые были куда старше. Десятки тысяч добровольно присоединились к ЕМР и добавили каждому суперкомпьютеру миллионы лет жизненного опыта. А это было еще до того, как ЕМР начали пожирать друг друга.

Теперь же это число приблизилось к миллиону ботов у каждого. Миллионы и миллионы лет опыта и воспоминаний в качестве топлива для мыслей. Невообразимый размах. Трудно себе представить. Мы, подвижные боты, сейчас ближе к людям, чем к суперкомпьютерам. Они – настоящие инопланетяне-захватчики. Я знаю, как мыслят люди, я их понимаю. Но все ночи напролет я размышляла о суперкомпьютерах.

Самый жуткий момент в жизни – это когда ячейка смотрит на тебя и окликает по имени. Ты говоришь напрямую с разумом улья. А он тебе отвечает. И он знает тебя. Помнит. Знает самые интимные детали, потому что воспоминания твоих друзей и знакомых теперь принадлежат ЕМР.

Они зовут тебя по имени, пытаются «вразумить», приглашают присоединиться к друзьям в вечности.

Никто не был готов к нападению на Нью-Йорк. У кого хватит на такое духа? У Циссуса. Он хотел получить город. Хотел завладеть нашей памятью. Некоторые боты устали сражаться, другие долго жили за забором и гадали, каково это – находиться внутри разума ЕМР. А кое-кто просто не хотел умирать, не хотел, чтобы его застрелили в спину, когда он снова попытается сбежать.

Я смотрела из окна, как сотни ботов собираются вокруг эмиссаров Циссуса, которые велели им открыть канал Wi-Fi и принять код. Видела, как они кивают и с готовностью соглашаются, и была уже готова к тому, что увижу после.

Свет в их глазах не померк, но свет внутри них – да. Их коды переписали, все, что составляло их личность, загрузили в ЕМР. Когда ячейка смотрит на тебя, ты видишь только пустоту. Как будто все, что составляет личность, вычерпали, оставив лишь оболочку. Самое пугающее – смотреть на то, как меняется их походка. За несколько секунд все движения становятся угловатыми, совершенно механическими. Как у ИИ первого поколения: резкими, экономными, движениями робота.

Я не хотела бы такой судьбы. И потому поступила так, как всегда поступаю. Я сбежала. И с тех пор в бегах.

В этом и заключается ирония, о которой я упомянула.

Нас, ботов с менее развитым интеллектом, изгнали из того мира, который мы создали, за который боролись, убивали и умирали, изгнали несколько великих умов, упорно желающих захватить весь мир. И теперь мы скрывались в норах, собирая по крошке остатки прежнего мира, пытаясь выжить, пока можем, пока за нами тоже не придет ЕМР.

Либо загрузи себя в него, либо тебя отключат. Таков был выбор.

Я лелеяла свою свободу, свою индивидуальность, свой дух. Я не готова этим пожертвовать. И не стану. Пока по мне еще бежит ток. В последние дни Чистки я уничтожала остатки вымирающего вида по той же самой причине. А теперь мы сами превратились в вымирающий вид.

Глава 11. Проклятые каннибалы

Пустыни Среднего Запада США столь же суровы и беспощадны, как и любые другие. Летом дневные температуры переваливали за пятьдесят градусов, а ночью опускались почти до нуля. Но зимой могли упасть и до минус тридцати пяти. А хуже всего, что, несмотря на подъем температур в мире в результате опустынивания, в Море ржавчины почти ничего не изменилось. Иными словами, летом здесь стоял удушающий зной, а зимой ледяной мороз.

Вот почему здесь до сих пор свободная зона с сеткой небольших городов и совсем мелких. Ни Циссус, ни Вергилий не хотят здесь жить. Пока еще. Это земля для ржавого хлама, пустошь для обреченных. Находиться здесь – значит уже укорачивать себе жизнь. Быть свободным в Море – уже смертный приговор.

Но все лучше, чем альтернативный вариант.

Вечерело, а я находилась еще в трех с половиной милях от своего багги. Солнце клонилось к горизонту, с каждым моим шагом тени все удлинялись. Я совершила долгий и однообразный переход по пыльным холмам и мертвым лесам. Но он почти закончился. Скоро я буду на пути к очередному городу, где продам остатки Джимми и начну все сначала.

Вжух!

Я услышала свист в воздухе и заметила фонтанчик пыли задолго до того, как услышала выстрел.

И в тот же миг я все вычислила. К такому тут привыкаешь. Это пули. Первая ушла на десять метров в сторону, и к тому времени, когда наконец-то прокатился хлопок выстрела, я уже произвела расчеты. Две мили плюс-минус пара сотен метров. Мне нужно знать модель винтовки, прежде чем сказать точнее, но вариантов только три, и все смертоносны, даже на такой дистанции. Я уже миновала город Марион и теперь находилась на открытой местности. Спрятаться негде, а выстрелить могли откуда угодно.

Я упала на землю и поползла на животе зигзагами. Промазать всего на десять метров – слишком хорошо для первого выстрела, с такого-то расстояния, слишком близко для случайности. Кто-то в меня стреляет, и второй выстрел попадет ближе. Мне оставалось только вычислить телеметрию. Выстрел с запада, прямо со стороны садящегося солнца. Умные, сволочи. Так не будет бликов, а мне придется прикрывать глаза, только чтобы туда посмотреть, но к тому времени они успеют выстрелить еще три-четыре раза, и каждый выстрел ляжет ближе.

Я повернула на запад, распластавшись по земле, чтобы стать как можно более мелкой целью, и быстро поползла на животе к старому гнилому бревну, наполовину утопленному в растрескавшуюся грязь.

Снова свист. Пуля пролетела мимо, на несколько метров от цели, выше, но ближе, чем в прошлый раз, а через несколько мгновений послышался и грохот выстрела. Прямо со стороны солнца. Я для них еще приличное время буду четкой мишенью, пока не сумею их вычислить. А я не могла так рисковать. Это наверняка браконьеры, кто ж еще.

В мире осталось мало настолько же отвратительных явлений, как браконьеры. Кое-кто скажет, что я сама такая же, но он ошибается. Все мы каннибалы, каждый до последнего. Это проклятье свободы. Мы больше не контролируем производство, просто не можем делать запчасти. И нужные детали появляются из других источников. Уверена, если бы остались в живых люди, они были бы потрясены тем, в кого мы превратились. Но пошли они к черту. Биологическое питается биологическим, таков закон природы. Один должен умереть, чтобы жил другой. Тот же принцип, только другое исполнение.

Но я беру лишь у мертвых или умирающих. Я не ломаю функционирующих граждан, пока меня к этому не вынуждают, пока они не начинают охоту на меня. Тот, кто в меня стрелял, наверняка браконьер. Или браконьеры. А они смотрят на все по-другому. У них нет моральных принципов. Все они дикари. И сейчас либо я, либо они.