Читать книгу "Не буди дьявола - Джон Вердон"

– Не убитому ведь просыпаться в опустевшей постели и в опустевшем доме. Это не ему снится, будто он жив, и не он утром с болью поймет, что это лишь сон. Это не он задыхается от ярости, не его сердце разрывается. Не он смотрит на пустой стул за столом, не ему мерещится знакомый голос. Не он видит полный шкаф своих вещей. – В голосе появилась хрипотца, и Ким снова откашлялась. – Он не знает этой агонии, когда из жизни вырвали самую ее суть.

На несколько долгих мгновений она замерла, прислонившись к окну, затем медленно от него отстранилась и повернулась к столу. По щекам ее текли слезы.

– Вы ведь знаете, что такое фантомные боли? При ампутации. Когда руку или ногу отрезали, а она болит. Вот что чувствует семья убитого. Как будто ампутировали часть тела, а оставшаяся пустота невыносимо болит.

Она вновь замерла неподвижно, словно вглядываясь внутрь себя. Затем кое-как вытерла ладонями слезы и вынырнула обратно в мир – в голосе и во взгляде сквозила спокойная решимость.

– Чтобы понять природу убийства, нужно общаться с семьями погибших. Такова моя теория, мой проект и мой замысел. Руди Гетц был в восторге. – Она глубоко вдохнула и медленно выдохнула: – А можно еще кофе, если не сложно?

– Не сложно. – Мадлен дружелюбно улыбнулась, встала и заправила кофеварку.

Гурни откинулся на стуле, задумчиво подперев руками подбородок. С минуту-другую все молчали. Кофеварка начала пофыркивать.

Ким обвела взглядом просторную кухню.

– Как у вас хорошо, – сказала она. – Так уютно, по-домашнему. Просто отлично. Настоящая мечта – такой дом в деревне.

Мадлен налила ей кофе, и Гурни продолжил прерванный разговор.

– Совершенно ясно, что ты очень увлечена этой темой, она для тебя по-настоящему важна. Но неясно, к сожалению, чем я могу быть тебе полезен.

– А о чем вас просила Конни?

– Чуть-чуть за тобой присмотреть – так она выразилась.

– А она не упоминала… о других проблемах? – Гурни показалось, будто Ким старается говорить непринужденно – по-детски наивная попытка.

– Считать ли твоего бывшего парня проблемой?

– Так она и про Робби говорила?

– Она упомянула некого Роберта Миза. Или Монтегю?

– Миза. Монтегю – это он просто… Она прервала себя и встряхнула головой. – Конни думает, что мне нужна защита. Не нужна. Робби – он просто жалкий и дико надоедливый, я сама с ним разберусь.

– Он как-то связан с твоим проектом?

– Уже нет. А почему вы спрашиваете?

– Просто любопытно.

“Что любопытно? – Тут же упрекнул себя Гурни. – Какого черта я в это лезу? На кой мне сидеть и слушать, как эта нервная студенточка, у которой парень кретин, толкает слезливую речь про убитых и мечтает покорить самый пошлый телеканал страны? Надо выбираться из этой трясины”.

Ким смотрела на Гурни так, словно умела читать его мысли, как Мадлен.

– Все не так уж сложно. И поскольку вы любезно предложили мне помочь, я буду говорить прямо.

– Мы все еще подбираемся к вопросу о том, как я могу тебе помочь. Но пока я не понимаю…

Мадлен, успев вымыть тарелки и отжать губку, мягко его перебила.

– Может, сначала послушаем, что хочет сказать Ким?

Гурни кивнул:

– Хорошая мысль.

– Мы познакомились с Робби чуть меньше года назад в театральном кружке. Он, конечно, был самый красивый мальчик во всем универе. Прямо Джонни Депп в молодости. Где-то полгода назад мы стали жить вместе. Поначалу мне казалось, что я счастливей всех на свете. И когда я с головой ушла в свой проект, Робби меня вроде бы поддерживал. По сути, когда я выбрала семьи, у которых буду брать интервью, он ходил к ним вместе со мной – включился в работу, во всем участвовал. И тут… тут наружу и вылезло чудовище. – Она замолчала и отхлебнула кофе. – Робби включился в работу и стал тянуть одеяло на себя. Он уже не просто помогал мне с проектом, нет, это был уже наш проект, а потом Робби начал вести себя так, будто и вовсе его собственный. Когда мы встречались с родственниками убитых, Робби давал им свою визитку, говорил звонить ему и не стесняться. Тогда и началась эта дребедень с Монтегю. Он напечатал себе визитки: “Роберт Монтегю, документалистика, консультации в сфере искусства”.

На лице Гурни читался скепсис.

– То есть он пытался вас оттеснить, украсть ваш проект?

– Все еще гаже. Внешность у Робби Миза божественная, но родился он в очень неблагополучной семье, где творилось всякое, и рос в основном в приемных семьях – тоже в том еще бардаке. В душе он дико не уверен в себе, самым жалким образом. Бывало, когда мы встречались с семьями убитых – договориться об интервью под запись, Робби просто из кожи вон лез, чтобы произвести впечатление. Прямо что угодно сделает, лишь бы его оценили, лишь бы приняли. Лишь бы понравиться. Просто противно.

– И как ты реагировала?

– Сначала не знала, что и делать. Потом ситуация накалилась: я обнаружила, что Робби встречается без меня с одним из главных потенциальных участников, я очень хотела, чтобы он участвовал. Я высказала Робби свое недовольство, и все разлетелось к чертям. Тогда я вышвырнула его из квартиры, из моей квартиры. И попросила юриста, знакомого Конни, набросать устрашающее письмецо, чтоб держался подальше от проекта. Это мой проект.

– И как он это воспринял?

– Сначала был очень мил, подлизывался. Я послала его в жопу. Тогда он стал накручивать, мол, возиться с нераскрытыми убийствами небезопасно, будь осторожнее, ты не понимаешь, во что ввязываешься. Звонил мне по ночам, наговаривал на автоответчик телеги: говорил, что хочет меня защитить, а люди, с которыми я общаюсь, – куча людей, включая моего научника, – не те, кем кажутся.

Гурни чуть выпрямился на стуле.

– И что потом?

– Потом? Я предупредила, что если он не отвяжется, то я устрою так, чтоб его арестовали за преследования.

– И что, подействовало?

– Ну, как сказать. Звонки прекратились. Но начали происходить странные вещи.

Мадлен отложила грязную посуду и подошла к столу:

– Это уже серьезно. Ты не против, я посижу с вами?

– Конечно, – сказала Ким.

Мадлен села, и Ким продолжила:

– Из кухни стали пропадать ножи. Однажды я возвращаюсь с занятий, а кошки в квартире нет. Потом уже слышу, где-то мяукает. Нашлась в одном из запертых шкафов, причем в том, которым я вообще не пользуюсь. Как-то раз я проспала, потому что кто-то перевел мне будильник.

– Противно, но вполне безобидно, – заметил Гурни. Увидев укоризненное лицо Мадлен, он добавил: – Я вовсе не хочу умалять эмоционального дискомфорта, который причиняют такие гадкие шутки. Я просто задумался, что тут квалифицировать как преследование.