Читать книгу "Водоворот. Запальник. Малак - Питер Уоттс"

На первый взгляд это казалось военным нападением. Но устройства и рифтеров создал Н’АмПацифик. Он же жадно пил из геотермального колодца Хуан де Фука. И, если верить фактам, именно он установил придонные атомные бомбы, которые все уничтожили.

Значит, не война. По крайней мере не политика.

Возможно, корпоративная безопасность. Может, рифтеры узнали нечто такое, что следовало держать в секрете. Лабин вполне подходил под определение. Но он был ценным ресурсом, а с точки зрения экономики выбрасывать то, что нужно всего лишь настроить, как-то не слишком рационально. Потому его и сослали на дно океана, в длительный отпуск, отдохнуть от мира, которому Кен стал угрожать, а не служить. («Всего лишь временное назначение, – говорили они, – пока у тебя нервы не успокоятся немного».) В мир рыб и холодных как лед людей, не интересующихся ничем, кроме собственных изломанных судеб, где не существовало никаких промышленных тайн, которые надо было украсть или защитить, никаких нарушений безопасности, подлежащих ликвидации с особой тщательностью…

Нет. Из всех членов группы Лабин больше всех тянул на угрозу внутренней безопасности, но если бы начальство хотело его устранить, то не стало бы высылать к источнику Чэннера. К тому же существовали более эффективные способы убрать пять человек, чем обратить в пар несколько квадратных километров морского дна.

Ситуация говорила сама за себя: мишенью было дно как таковое. Источник Чэннера почему-то стал опасен, и его решили стереть с лица Земли. А вместе с ним в угрозу для безопасности превратились и рифтеры, иначе Энергосеть эвакуировала бы их перед операцией: корпорации известны безжалостностью, но не расточительностью. Они не выбрасывают на воздух инвестиции, если можно обойтись без этого.

Значит, при контакте с Чэннером экипаж «Биб» что-то подцепил. Лабин не был биологом, но знал о возможности заражения. Да все знали. А гидротермальные источники – это буквальные рассадники микроорганизмов. Фармацевтические компании находили там новые виды чуть ли не постоянно. Некоторые процветали в кипящей серной кислоте. Иные жили в камнях, на глубине многих километров под верхним слоем дна. Третьи ели нефть и пластмассу, хотя к ним и не прикасались руки генетиков. А некоторые, как слышал Лабин, могли излечить болезни, которым люди еще не придумали названия.

Их называли экстремофилами. Очень старые, очень простые, почти чужеродные. Ничего ближе к марсианским микробам на Земле не находили. Могло ли существо, которое эволюционировало при давлении в триста атмосфер, без света, чувствовало себя вполне комфортно при температуре около 101 °C – ну или даже около 41°, более распространенного в бездне, – могло ли нечто подобное выжить в человеческом теле?

И если могло, то чем бы там занималось?

Лабин не знал. Но кто-то только что смахнул с лица Земли миллиарды долларов, затраченные на оборудование и подготовку. Кто-то пожертвовал огромной энергетической титькой в мире, который и так голодал от недостатка энергии. И, надо думать, испаривший Чэннер взрыв должен был нанести серьезный ущерб побережью; Лабин даже представить себе не мог последствий от землетрясения и цунами, вызванного ядерным ударом.

Все это только ради того, чтобы какой-то организм не вырвался из глубин Чэннера.

Что это? И что оно делает?

Существовал немалый шанс, что теперь Кен это выяснит на собственной шкуре.

94 Мегабайта: Производитель

У него есть цель, о которой он давным-давно забыл. И судьба, с которой ему предстояла скорая встреча. Пока же он размножается.

Только репликация имеет значение. Код жил по этому закону, как только научился себя переписывать. Еще в те времена, когда носил имя, что-то миленькое, вроде «Иерусалима» или «Макруруса». С тех пор многое изменилось: код переписал себя неимоверное число раз, на нем паразитировали, его сношали и бомбардировали такие множества других обрывков кода, что к собственным корням он теперь имел такое же отношение, как спермацетовый кит – к сперматозоидам ящерицы-терапсида. Последнее время, правда, все как-то затихло. За шестьдесят восемь поколений с последнего видообразования код умудрился сохранить относительно стабильный средний размер в девяносто четыре мегабайта.

94 устроился в указателе повыше и ищет место для размножения. Теперь все так усложнилось. Миновали дни, когда ты просто мог вписать себя во все, что попадалось на пути. Теперь каждый обзавелся шипами и броней. Стоит отложить яйца на какой-нибудь странный источник, как в следующем цикле тебя обязательно поджидает логическая бомба.

Щупы 94 – это образцы утонченности. Они проверяют почву нежно, разрозненные биты рассеиваются тут и там еле слышным шепотом, без явной схемы. Они постукивают по чему-то темному, дремлющему в нескольких регистрах ниже: оно не шевелится. Они проскальзывают мимо создания, занятого размножением, но у того хватает внимания выбросить предупреждающий бит в ответ. (94 решает не развивать тему.) Вдоль цепочки адресов, заглядывая всюду и ничего не видя, семенит нечто с настолько топорным профилем, что 94 едва опознает его: антивирусник, уцелевший с допотопных времен. Слепой и глупый, реликтовый охотник по-прежнему думал, что участвует в большой игре.

Вот оно. Прямо под операционной системой – дыра, мегов четыреста в ширину. 94 трижды проверяет адреса (некоторые хищники ждут в засаде и заманивают жертв в пасть, изображая пустое пространство) и начинает запись. Он успевает сделать три копии, когда что-то касается одного из его периферийных усиков.

При втором прикосновении вся защита уже наготове, мысли о воспроизведении отложены на потом.

На третьем он чувствует знакомый паттерн. Запускает проверку контрольной суммы.

И трогает в ответ: «Друг».

Они обмениваются спецификациями. Похоже, у них есть общий предок, правда, опыт с тех пор они получили разный. Разные жизненные уроки, разные мутации. Оба имеют общую долю генов, но каждый знает что-то, чего не ведает другой.

На такой почве и возникают отношения.

Они обмениваются случайными отрывками кода, устраивают оргию бинарного секса, позволяя партнеру переписать себя. Меняются, обогащаются новыми подпрограммами, избавляются от старых. Надеются, что встреча улучшила обоих. По крайней мере размыла их профили.

94 запечатлевает последний поцелуй внутри партнера, печать со временем и датой, чтобы оценить степень расхождения, если они встретятся вновь. «Позвони, если когда-нибудь заедешь сюда».

Но этому не бывать. Любовницу только что стерли.

94 вовремя отскакивает, не потеряв ничего важного. Обстреливает собственную память, отмечая те компоненты, которые рапортуют в ответ, а особенно – те, которые молчат. Оценивает получившуюся маску.

Что-то приближается к 94 с той стороны, где была партнерша. Весит оно около полутора гигов. При таком размере существо или совершенно неэффективно, или, наоборот, чрезвычайно опасно. Может даже, это берсеркер, оставшийся после Гидровойны.