Читать книгу "Новичкам везет - Эрика Бауэрмайстер"

– Беспокоишься обо мне?

– Возможно. И еще мне понадобилась одна книжка. – Мэрион держала в руках книгу. На обложке – фотография мужчины, плечи и руки в замысловатой татуировке. – Занимаюсь исследованием. – Она улыбнулась и присела рядом, не спуская глаз с Кэролайн. – Ты как?

– Вот там, на прилавке, куча коробок с книгами. Только не говори Аннабель, откуда они взялись.

– Прогресс.

– Похоже на то. Ощущение такое, будто трупы выношу.

– Но выносишь все-таки.

– Знаешь, что будет самое трудное?

– Летний домик?

– О, черт, о нем я даже не подумала.

Мимо прошла Аннабель со стопкой книг в руках.

Уже собравшись уходить из магазина, Кэролайн заметила, что Аннабель машет ей рукой из отдела новых поступлений.

– Я уже пару коробок просмотрела, пока меня сюда не позвали, – доложила она. – Там просто тонна книг по маркетингу. Если все прочесть, можно коровам молоко продавать.

Кэролайн кивнула и вышла. Книги Джека по маркетингу так долго были частью ее жизни, что она совершенно перестала обращать на них внимание. Только перекладывала с дивана на столик, с кровати на тумбочку, и все. «Десять способов продать все, что угодно». «Восемь главных качеств управляющего компанией». Такое впечатление, что у них в заголовке всегда есть число, словно до богатства можно досчитаться, как до сна, считая овец.

Джек не всегда был таким. Когда они познакомились, он мог часами рассказывать ей о том, что делает. Он восторгался тем, что гуманистическая психология способна на практике изменить человеческую жизнь. Широта охвата и сострадание – в таком ключе об экономике она никогда не думала. И ловила себя на мысли: если он умеет творить такие чудеса с цифрами, трудно даже представить, что он может вытворять в постели.

Шли годы, принося с собой перемены. Нечего притворяться, конечно, они оба изменились. Когда она забеременела, Джек стал ее поддразнивать – она так увлеклась постройкой гнезда, что, похоже, превратилась в птичку. Она стала царицей смет и малярных кистей, научилась наносить узоры по трафарету и прикупила кучу всяческих терочек, чтобы младенчик ел только свежеприготовленную пищу. Она заготовила стопку марлевых подгузников еще к шестому месяцу беременности, а в книгах интересовалась только героями, в честь которых можно было назвать будущего ребенка.

Она улыбалась шуткам Джека, но улыбка, как и многое другое в эти дни, предназначалась скорее младенцу в животе. Она даже пыталась дразнить Джека в ответ, подмечая перемены и в нем – но он вел себя скорее как белка, чем как птичка, словно на мир вдруг надвинулась зима и орехов может не хватить. Он убеждал ее, что это страшно необходимо, и она покорно изучала пенсионные планы, накопления на колледж и страховки на случай потери трудоспособности. Она слушала его жалобы по поводу порядков, царящих в офисе, и мечты о развитии компании и все никак не могла понять, когда это гуманистическая психология превратилась в теорию о том, как заставить людей покупать что бы то ни было.

«Каждый вечер теперь провожу на табуретке», – подумала Кэролайн, вытаскивая последние книги Джека с самой верхней полки. Зазвенел мобильный телефон – ага, это звонок Кейт. Могла бы и догадаться, последнее время никто не звонит так поздно, даже Брэд. Кэролайн слезла с табуретки и потянулась к телефону.

Кэролайн и Кейт знакомы почти двадцать лет, с тех пор как случайно встретились в кафе. Кейт узнала Кэролайн, та стояла в очереди за кофе и с трудом сдерживала слезы. Детский сад, куда обе водили детей, был прямо за углом. Кэролайн знали все без исключения: расставаясь с матерью, ее сын каждый раз так громко рыдал, что его страдальческие вопли разносились по всему зданию, и даже беззаботные школьники на втором этаже поспешно вешали куртки и, подталкивая друг друга, торопились разойтись по классам. Кэролайн выходила из раздевалки с гордо поднятой головой, но уже у двери на улицу сгибалась пополам.

По сравнению с этим на долю Кейт досталась до смешного простая процедура расставания. Трехлетняя Робин уверенно шла впереди матери, небрежно держа пакет с завтраком в крошечной ручонке, и радостно предвкушала новый день, а вслед за ним и целую жизнь, в которой она станет совсем взрослой, хотя она-то считала, что уже выросла. Робин небрежно целовала мать на прощание и исчезала в волшебном мире, полном разноцветных кубиков, красок и ровесников. А в животе у Кейт оставалась такая пустота, которую, по логике вещей, можно было заполнить только чашкой кофе.

По понедельникам, отведя детей, Кейт и Кэролайн стали встречаться за чашечкой кофе. Понедельник – день тяжелый, после выходных так и жди какой-нибудь катастрофы: то завтрак дома забудешь, то чистую одежду не найдешь, а то и вовсе проспишь. Тем важнее в конце концов добраться до кафе и встретить дружеский взгляд товарища по несчастью.

Они дружат уже много лет, хотя дети пошли в разные школы. Очень важно, что кто-то знает тебя как облупленную, не забудет ни про день рождения, ни про День матери, не то что мужья и дети. И плечо подставит, когда у ребенка проблемы и нужно принять трудное решение. Жена жены – как они в шутку друг друга называли, третья ножка трехногой табуретки, невидимая глазу подпорка многих браков. Когда Кейт разошлась с мужем – Робин только-только пошла в пятый класс, – связь между ними стала еще сильнее. А когда полтора года назад после обычной диспансеризации Кейт позвонила Кэролайн, той хватило трех секунд, чтобы сообразить: что-то случилось.

С тех пор они звонили друг другу раз тысячу, не меньше. Они выработали что-то вроде условного кода. Кейт как-то проговорилась, что устает от звонков знакомых и родных еще сильнее, чем от химиотерапии – каждому хочется во всех подробностях обсудить, как протекает лечение. Пришлось разработать систему. Кэролайн звонила и говорила всего-навсего: «От одного до десяти», и Кейт выбирала число. «Один» – и Кэролайн бросалась к машине и спешила к подруге. «Пять» – расскажи что-нибудь интересненькое, надо отвлечься, и Кэролайн рассказывала о только что полученной книжной новинке, обсуждала дела Робин или докладывала о новой пассии Брэда. «Девять» – и разговор мог длиться не больше двух минут, но Кейт вешала трубку с ощущением, пусть недолгим, заряда здоровья.

Смешно, что теперь, когда у Кейт полная ремиссия, и даже волосы отросли, густые и блестящие, звонки все равно работают по тому же принципу «от одного до десяти», только теперь Кейт звонит Кэролайн, от которой ушел Джек.

– От одного до десяти.

– Четыре с половиной, – ответила Кэролайн.

– Все еще сердишься из-за моего задания?

– Дом стал похож на склад, – рассмеялась Кэролайн. – А ты чего хотела?

Кейт помолчала в трубку.

– Нет, – продолжала Кэролайн. – Правильная была мысль.

– Тогда хорошо. Но ты знаешь, совсем не обязательно все делать самой.

– Знаю.

Кэролайн повесила трубку и вернулась в гостиную. Пустые полки слева от камина сияли белизной. Кэролайн достала из сумочки гладкий черный голыш, который ей вручила в тот вечер Кейт. Она положила камешек на среднюю полку, и он замер там – маленький, темный, неподвижный, знаменуя собой то, чего там не было.