Читать книгу "Зов дельфина - Олег Рой"

Если такие — за дельфиньи цирки, подумалось вдруг ей, то я — точно против. Хотя вопрос, конечно, не в ее личном одобрении и неодобрении чего бы то ни было. Максим все-таки слишком… прямолинеен.

— Не в том ведь дело, что я врач, — поморщилась она. — Я человек. А не дельфин. Поэтому для меня на первом плане — человеческие проблемы. Так что Борис прав. Извините, ребята, у меня сил нет спорить, двое суток на ногах. Пойду перекурю.

Вот вам и немая сцена из «Ревизора», раздраженно подумала Лера, облокотившись — почти улегшись — на широкие, нагретые за день перила просторной террасы. Курила она мало и нечасто, но сейчас схватилась за сигарету, как за спасательный круг. Вся эта сцена ее порядком раздражала. Детский сад, ей-богу! Мимими, кошечки, собачки, дельфинчики! Давайте крыс лабораторных защищать начнем! Впрочем, кажется, кто-то из «зеленых» уже и за «освобождение подопытных животных» борется. Фанатики! Она щелкнула фирменной, полученной в подарок зажигалкой, которую всегда носила с собой, и закурила. Дым показался непривычно горьким, но она сердито продолжала пускать сизые кольца.

— Опять дымишь! — Макс ласково обнял ее сзади. Лера расслабленно прикрыла глаза, чувствуя как откуда-то из глубины поднимается теплая — еще не жаркая, но почти, почти — волна. Вот она, одна из главных причин, почему Лера так долго тянула этот роман. Ну да, они очень, очень разные, и в то же время — как две совпадающие половинки! Иначе почему она пылает вулканом от легчайшего прикосновения Макса? Но он продолжал:

— Отравляешь не только себя, но и окружающую среду!

Вероятно, он просто хотел пошутить, но Лера неожиданно вспыхнула. Обычно ее раздражали именно замечания по поводу «курить вредно»: мое здоровье, что хочу, то с ним и делаю. Но сейчас противопоставление ее здоровья и благополучия окружающей среды почему-то показалось обидным.

— Ты вообще можешь думать о чем-нибудь, кроме охраны природы?

Макс пожал плечами:

— Я много о чем думаю. Но охрана природы, на мой взгляд, одна из самых важных сейчас вещей, если не бить во все колокола, уже нашим детям… — Он на мгновение сбился, словно осознав двусмысленность сказанного, но тут же, криво усмехнувшись, продолжал: — Уже следующему поколению, быть может, придется жить на опустошенной планете. Да, это важно. Поэтому я об этом говорю, говорил и буду говорить.

— Надо же! Ты ничего другого важным не находишь? — Леру подхватила волна непривычной горячности, почти злости. — Ну, знаешь, мировой голод, дети, которые рождаются уже ВИЧ-инфицированными, отсутствие доступа к самым элементарным лекарствам, не говоря уж о нормальной медицине, у трети, если не у половины, населения нашего земного шарика?

Какая-то часть Лериного сознания словно отделилась, наблюдая за сценой откуда-то сверху, почти равнодушно отмечая, что они с Максом сейчас словно поменялись ролями: всегда уравновешенная и сдержанная Лера бросалась в яростную атаку, а увлекающийся, взрывной Макс оставался спокойным:

— Разумеется, все, о чем ты говоришь, очень важно, это, собственно, тоже вопрос выживания человечества. Но… тут такая петрушка… Существует масса людей, которые на решение этих проблем готовы жизнь положить. Более того. Об этих проблемах все знают, все даже где-то чувствуют себя виноватыми и согласны, что усилия для решения этих проблем необходимы. Невозможно ведь, чтобы кто-то сказал: ой, пойдем позырим на голодных детишек, это прикольно! Не знаю, сочтут ли такого персонажа реальным психом, но отшатнутся от него многие. Подобные… как бы это помягче… шуточки выходят за рамки социально одобряемого поведения. Но в то же самое время рядом с нами мучаются существа, которые, весьма вероятно, так же разумны, как мы. А подавляющему большинству людей — и даже вполне неплохих людей — на это наплевать. Они просто… ну не знаю… не замечают в этом проблемы, что ли.

Макс говорил, в сущности, довольно правильные вещи, но Леру почему-то даже эта правота раздражала:

— Потому что вполне возможно, что твои обожаемые дельфины вовсе не настолько разумны. А дети — настоящие живые дети — продолжают умирать, тоже вполне по-настоящему. И в большинстве случаев, — она вложила в голос максимум доступной язвительности, — все эти прыжки вокруг несчастных звериков — от нежелания заниматься гораздо, гораздо более насущными проблемами. Может, сперва сделать так, чтобы дети не умирали из-за отсутствия медицинской помощи или от банального голода, а после ублажать себя спасением всего и вся?

— Вот уж не ожидал от тебя…

— Не ожидал, что врача прежде всего интересуют люди? — Она все никак не могла успокоиться. — Вот уж действительно.

— Не передергивай. — Он улыбнулся, но так печально, что у Леры сжалось сердце.

— Это я передергиваю? Вся эта защита природы… ну ладно, не вся, на три четверти — такие же игрушки, как с вегетарианством.

— Чем же тебе не угодило вегетарианство? Убивать живых существ ради наполнения своей тарелки кажется мне… не слишком достойным, вот и все. Не думаю, что вегетарианство — это игрушки. По-моему, именно к этому мы и должны стремиться. Чем более развита цивилизация, тем менее она приемлет насилие. Разве не так?

— Макс! — почти простонала Лера. — Я ведь не лезу в твое программирование или даже в охрану природы. Ну да, сейчас вышла из рамок, но обычно-то помалкиваю. Потому что понимаю — я не в теме. Так уж будь добр, не пытайся меня учить тому, в чем я разбираюсь всяко лучше.

— В вегетарианстве? — Он скептически хмыкнул.

— В человеческой физиологии, Макс. Человек — биологически не вегетарианец. Да ты хоть на зубы посмотри. Ни у одного растительноядного животного не бывает клыков.

— Хочешь сказать, мы хищники, что ли?

Ей стало смешно.

— Ну вот сразу уж и хищники. У хищников нет плоских коренных зубов. Всеядные мы, Макс. Всеядные. Как большинство приматов.

— Обезьян, в смысле? Ну так… Погоди… Но ведь, может, клыки — просто атавизм? И у шимпанзе, и у горилл они есть, да еще какие, а обезьяны же бананами и прочими фруктами питаются, разве нет?

Лера пожала плечами:

— В том числе бананами. А еще не брезгуют жуками, червяками, яйцами и даже свежевылупившимися птенчиками. Впрочем, довольно и того, что они лопают разных там бабочек-кузнечиков.

— Ну не знаю… Да и мы уже не обезьяны. Что ж, только на основании строения зубов сразу вывод…

— Не только. Зубная формула вполне может быть атавизмом, тут ты прав. Но вот длина кишечника — уже точно не атавизм. Она, кстати, у нас как раз средняя между хищниками и травоядными. У хищников кишечник короткий, две-три длины тела. У травоядных — двадцать. Зря, что ли, у коровы аж четыре желудка, в смысле четыре отдела желудка? Да еще кишечник длиннющий. А у человека — средний, примерно восемь длин тела. Но главное — биохимия. Наш организм не умеет синтезировать некоторые необходимые аминокислоты, их штук двадцать, но без них никак. И получить их возможно только из животной пищи. Кстати, эти самые белки и для мозга необходимы. Ну вот так человек устроен. Есть животные — кстати, вполне себе млекопитающие, не какая-нибудь там саранча — которые никогда в жизни не пьют. Нельзя же на основании этого начать отучаться от воды. Так и с животными белками.