Читать книгу "История Англии и шекспировские короли - Джон Джулиус Норвич"

Эдуарду надо было воевать, выражаясь современным языком, на два фронта, и самым грозным противником ему был, конечно же, французский король. Для войны с ним он поручает старшему сыну Эдуарду — Нэду[23] — набирать армию по всем графствам и одновременно посылает запросы о помощи тестю — графу Геннегау (Эно) и даже императору Священной Римской империи Людовику IV[24]. Пока идут приготовления — «сколько рати собрать удастся, с той и двинемся», — Эдуард решает выступить против короля Давида и освободить леди Солсбери из осажденного замка: на его зубчатых стенах графиня и появляется в начале второй сцены.

Подлинность дамы загадочна — во многом благодаря путаному описанию Фруассара и других, менее авторитетных, авторов[25]. Возможно, этот персонаж выведен на основе Алисы Монтегю, чей муж Эдуард управлял замком графа Солсбери в Уорке: именно ее, как нам известно, король и пытался без малейшего успеха соблазнить. Как бы то ни было, графиня подслушивает разговор Давида и герцога Лотарингского, прогуливающихся внизу под стеной, о том, какую расправу они учинят в Англии, и затем глумится над ними, когда шотландцы собираются бежать, узнав о подходе войска Эдуарда. Однако главное ее предназначение в пьесе состоит в том, чтобы привнести мотивы любви, чести, верности и долга. Этой животрепещущей теме посвящена вся длиннющая первая сцена второго акта. Здесь, помимо прекрасной поэзии, поднимается и сакраментальная нравственная проблема, которая встает перед отцом дамы графом Уориком (его историческое правдоподобие столь же сомнительно, как и дочери). Король требует, чтобы он уговорил дочь уступить, и граф, оставшись один, рассуждает:

Скажу, что позабыть супруга надо И королю объятия открыть; Скажу, что преступить обет не трудно, Но трудно получить потом прощенье; Скажу, что вправду добр лишь тот, кто любит, Но доброта не есть еще любовь; Скажу, что сан ее бесчестье смоет, Но от греха все царство не избавит; Скажу, что я обязан убеждать, Но ей вольно со мной не соглашаться[26].

В конце концов графиня охлаждает пыл Эдуарда, предлагая ему вначале убить ее мужа и собственную жену. После этого затянувшегося лирического отступления мы переходим к главной теме — войне с Францией.

Хотя Эдуард обосновался с семьей в Антверпене раньше, на территорию Франции он вторгся лишь осенью 1339 года. Интервенты редко считаются с местным населением, но английская армия, похоже, вела себя особенно гнусно. Солдаты грабили и опустошали все на своем пути. В Ориньи они дотла сожгли монастырь и устроили массовое изнасилование монахинь. Если Эдуард мерзким поведением вояк хотел спровоцировать французского короля на битву, то почти достиг своей цели. Когда французская армия наконец встретилась близ Сен-Кантена с английской ордой, Филипп предложил Эдуарду сойтись с ним в единоборстве — рыцарские традиции еще не умерли, — предоставив ему самому выбрать место для схватки и попросив лишь о том, чтобы там не было деревьев, канав и хляби. Эдуард охотно согласился. Ему было двадцать пять лет, он находился в расцвете своих физических и духовных сил и жаждал сражений. Он регулярно участвовал в рыцарских турнирах, а кузен и предлагал ему не что иное, как славный рыцарский поединок. Однако стоило Эдуарду принять вызов, как Филипп передумал. Фруассар предполагает, что король прислушался к советам своего дяди, короля Неаполя Роберта Анжуйского, и некоего известного астролога. Надо думать, причина была иная. Лазутчики доложили: английский король сильнее, и английское воинство гораздо сплоченнее, чем ожидалось. Как бы то ни было, Филипп возвратился в Париж. Англичане, злословя по поводу трусости французов, отошли в Брюссель и остались там зимовать.

Настроение Эдуарда заметно поднялось, когда в январе 1340 года фламандцы, готовые союзники англичан вследствие взаимовыгодной торговли шерстью, поддержали его притязания на французскую корону. Он незамедлительно смешал французский герб со своей геральдикой, заказал новую печать с флер-де-лис и ввел обычай надевать ало-голубые сюркоты[27], украшенные леопардами и лилиями, которые долгое время мирно соседствовали на геральдическом щите Англии. Однако фламандцы, отдавшие предпочтение не французской, а английской короне, в первую очередь и прежде всего были и оставались торговцами, то есть людьми, понимавшими толк в деньгах. Когда король надумал вернуться в Англию и заняться снабжением своей армии, они вежливо настояли на том, чтобы он оставил у них жену и детей как гарантов оплаты долгов. Даже корона королевы Филиппы была заложена купцам Кёльна.

Тем временем французы активизировались в проливе. Еще в 1338 году их каперы совершили налеты на Портсмут и Саутгемптон, и в октябре Эдуард приказал вбить столбы поперек Темзы, дабы предотвратить аналогичное нападение на Лондон. В следующем году нападениям подверглись Дувр и Фолкстон. Наконец к середине лета 1340 года Эдуард подготовил флотилию к отплытию из эстуария Темзы: около 200 кораблей, которые могли взять на борт 5000 лучников и тяжеловооруженных латников с лошадьми, оружием и провиантом. Их сопровождало, по описанию современника, «большое число английских леди, графинь, баронесс, дам рыцарей и жен бюргеров, пожелавших навестить королеву Англии в Генте». Но прежде чем корабли Эдуарда подняли якоря, патрули, дежурившие в проливе, донесли: французская флотилия, вдвое более многочисленная, ждет его в устье реки Цвин возле маленького городишка Слейс — в те годы служившего портом для Брюгге. Канцлер, архиепископ Кентерберийский Джон Стратфорд, несмотря на полную готовность к выходу в море, посоветовал королю отменить экспедицию. Эдуард отверг его возражения, лорд-канцлер в знак отставки передал свою печать брату Роберту, епископу Чичестера, и после полуночи 22 июня флотилия отправилась в путь.

Во второй половине дня, когда его корабли подходили к побережью Фландрии, Эдуард уже сам мог лицезреть огромную армаду, собранную против него Филиппом: 400 парусников или даже больше, «так много», писал Фруассар, что «их мачты напоминали лес». Своими гигантскими размерами особенно выделялись 19 судов. Эдуарда все это не смутило. Остаток дня он потратил на то, чтобы обеспечить, насколько это было возможно, безопасность для женщин и расстановку кораблей таким образом, чтобы между двумя парусниками с лучниками обязательно находился парусник с тяжеловооруженными латниками. И ранним утром наступившего дня Иоанна Крестителя[28] он повел свои корабли прямо в гавань.