Читать книгу "Цивилизации Древнего Востока - Сабатино Москати"

Когда Нингирсу, мощный воин Энлиля, передал Урукагине царство в Лагаше и среди 36 тысяч людей установил его власть, он восстановил древние повеления [Нингирсу] и дал силу слову, которое сказал ему его царь Нингирсу. От корабля удалил он надзирателя за кораблем. От ослов и от овец он удалил надзирателя за пастухами… Начиная с северной границы области Нингирсу вплоть до моря не было больше судей-надзирателей… Если дом великого примыкает к дому воина и этот великий ему скажет: «Я хочу его у тебя купить», если дело действительно дойдет до покупки, то воин пусть скажет великому: «Уплати мне хорошим серебром»… Он установил наказание, чтобы сильный не обижал сироту и вдову. С богом Нингирсу установил Урукагина этот порядок[4].

Мораль этого эдикта, несомненнно, производит сильное впечатление, особенно если вспомнить, из какого отдаленного прошлого он дошел до нас. С этим же тоном мы встретимся и в более поздние времена, в высказываниях не только месопотамских, но и иных правителей, а фраза «защитить вдову и сироту» станет своеобразной формулой, выражающей решимость установить всеобщую справедливость.

Но в это же время вокруг царственного законодателя сгущаются штормовые тучи. В другой надписи говорится, что владыка соседнего города Умма напал на него, пролил кровь в храмах, разорил святилища и сбросил наземь статуи богов, а также унес серебро и драгоценные камни. В ярости Урукагина взывает к богам:

Люди Уммы, опустошив Лагаш, совершили грех против бога Нингирсу. Могущество, которое им досталось, будет у них отнято. Не совершил греха Урукагина, царь Лагаша. Но пусть грех Лугальзаггиси, князя Уммы, ляжет на голову его богини Нисабы.

Как часто бывает в истории, у этой ситуации две стороны. Если верить второму источнику, никаких грехов, разумеется, совершено не было. Агрессор, Лугальзаггиси, оставил надписи, где утверждается, что бог Энлиль, верховный над всеми остальными богами, поддержал его в этом предприятии:

Когда Энлиль, царь стран, даровал Лугальзаггиси царскую власть над страной, когда он установил полную справедливость, когда его могущество одолело многие страны, от рассвета до заката, он наложил на них дань. В то время от нижнего моря через Тигр и Евфрат до верхнего моря Энлиль взял для него во владение. Земли упокоились в безопасности, на страну пролилась вода радости… Да продлит [бог Ану] мою жизнь в этом мире, да упокоит он страну в тиши, да умножит народ изобильно как траву… Да будет он вечно пастырем, который поднимает голову быку.

В этих словах мы видим новое, и весьма существенное, качество. Не важно, был ли он кровожадным агрессором или мирным строителем храмов – или тем и другим, – но политические взгляды нового владыки заметно отличались от взглядов его предшественников. Он расширил свой горизонт и смотрит теперь далеко за стены собственного города: от южного до северного моря, иными словами, от Персидского залива до Средиземного моря, от восточных земель до западных, он жаждет править всем известным миром. Таким образом, идея вселенской монархии впервые появилась в Месопотамии, и это еще один гигантский шаг вперед в эволюции общества. Произошло это около 2350 г. до н. э.

Теперь в нашем рассказе появляется новый элемент. В регионе установлено иностранное владычество. Сначала семиты, просачивавшиеся на протяжении многих лет из соседней Аравийской пустыни, основали царство, охватившее весь известный им мир (ок. 2350–2150 до н. э.); затем ку-тии, дикие народы с востока, начали сеять повсюду разрушение и заработали себе прозвание «горных драконов» (ок. 2150–2050 до н. э.). Шумерские города оправились лишь через несколько столетий, а их движение к единству было прервано. Затем, мало-помалу, развитие вновь набирает ход. Лагаш вновь притягивает к себе наш интерес. Около 2050 г. до н. э. в Лагаше правил Гудеа, величайший из всех шумерских владык. Уцелело немало скульптурных изображений его спокойной фигуры, его свершениям посвящено множество надписей. Следуя истинно шумерской традиции, этот царь сосредоточил свою деятельность на мирных трудах и строительстве храмов.

Он сам рассказал, как бог Нингирсу призвал его к трудам. В стране засуха, дождь не падает с неба, и реки не разливаются, чтобы удобрить поля. В тревоге царь обращается за советом к богу. Нингирсу велит ему построить святилище – только тогда на землю вернется изобилие.

Когда Гудеа верный пастырь кладет правую руку на царственный мой дом Энинну, тот вопиет к небесам моля о ветре и воде; тогда придет к тебе с небес изобилие, и изобилие утроит землю. Когда будет заложено основание моего дома, придет изобилие. Поля увеличатся и родят для тебя… В Шумере масло будет производиться в изобилии, шерсть будет взвешиваться во множестве… Когда ты положишь правую руку на мой храм, я поставлю ногу на гору, где обитают грозы; от обиталища гроз, от высочайшего пика, от святого места польет для тебя дождь, он даст жизнь сердцу земли.

Гудеа оставил надписи с детальным описанием великого предприятия: из окрестных земель на строительство храма повезли лес, мрамор, бронзу и золото. Эти описания дают нам картину не только царственного строителя; мы видим, что весь народ трудится во славу своего бога.

Однако этот труд ничем не напоминает тот принудительный труд, который – судя по рассказам классических авторов, верным или неверным, – был использован при строительстве египетских пирамид. В полном соответствии с традициями своего народа Гудеа – мирный и благодетельный монарх, при котором «никого не наказывали бичом и никто не был бит ремнями». Нигде не упоминаются слезы или распри; сборщики налогов не входят в дома граждан; «Нингирсу, своему царю, они с радостью предлагали в дар свой труд».

После смерти Гудеа Лагаш уступает главенство в шумерской земле другому городу, Уру. Третья династия правителей этого города принимает титул «царь четырех сторон земли», возобновляя таким образом притязания на власть над всем известным миром, которые мы уже отмечали в Месопотамии. Но царь Ура носит и еще один титул, который стоит отметить: он именует себя «царь Шумера и Аккада». Следовательно, это обычное обращение к нему, в котором выразилось неразделимое смешение в месопотамской цивилизации двух элементов, шумерского и семитского. Существует много и других характерных указаний на это смешение – к примеру, имена правителей, среди которых встречаются и шумерские, и семитские; их божественные титулы, свидетельствующие о движении к апофеозу монархии, ставшему характерной чертой семитской интерлюдии; отступление религиозной власти перед политической как часть процесса движения к бюрократическому государству, модель которой также обеспечили семиты.

Не так давно был обнаружен и опубликован кодекс законов, принадлежавший основателю третьей династии Ура, Ур-Намму. На данный момент это древнейший из известных кодексов. Звучащая в нем нота общественной морали и сегодня, четыре тысячи лет спустя, производит сильное впечатление. Царь объявляет, что избавился от нечестных чиновников, или, говоря его словами, от тех, кто наживался на быках, овцах и ослах простых граждан; он установил справедливые и неизменные меры и веса; он позаботился о том, чтобы сирота и вдова не пали жертвой сильного, и о том, чтобы человек, владеющий лишь одной мелкой монетой, не оказался во власти того, кто владеет монетой большей стоимости.