Читать книгу "Башня - Колин Генри Уилсон"

В течение многих недель после того, как они перебрались в новое жилище, Найла невозможно было оттащить от выхода из пещеры, откуда он наблюдал за снующими мимо существами. Не сказать, чтобы их было так уж много (в пору дневной жары обитатели пустыни прячутся по своим щелям), но ребенку, выросшему в норе с видом на безотрадно унылые песчаные дюны, это был словно живой калейдоскоп. Многих насекомых он научился различать просто по звуку. Так, он мог в первую же секунду отличить скорпиона или паука-пустынника от жука-скакуна или тысяченожки. А заслышав шелест паука-верблюда, понимал, что можно без всякого страха выбираться наружу: всевозможные неприятели спешат спрятаться кто куда.

На первых порах Найл подолгу оставался один. Женщины были в восторге от новых окрестностей, в них проснулась страсть первооткрывательства. Человеку цивилизованному вся эта жалкая поросль на границе с пустыней не внушила бы ничего, кроме уныния; людям же, прожившим годы в настоящей пустыне, новая местность казалась просто райскими кущами. На многих кустах попадались покрытые шипами и толстой кожурой плоды, срывать которые было непросто, но зато, если удалить кожуру, они прекрасно годились в пищу. У бурых, безжизненных с виду растений часто имелись корни-клубни, накапливающие воду. Случалось, что жидкость в клубнях оказывалась горькой и неприятной на вкус, зато могла оттягивать жар от кожи. Под охраной мужчин Сайрис и Ингельд забредали довольно далеко, обратно возвращаясь с грузом всяческих деликатесов, переполняющих свитые из травы корзины. Мужчины наловчились ставить силки, в которые нередко попадались зайцы, сурки и даже птицы. Ингельд, не отличавшаяся умеренностью во всем, круглела на глазах.

Найлу, пока семья охотится, наказывали сидеть в глубине пещеры; но стоило взрослым удалиться, как мальчик тотчас разбирал прикрывающие вход сучья и камни и, выбравшись на выступ заматерелого грунта, образующего возле лаза подобие крыльца, во все глаза смотрел на диковинные создания, спешащие мимо. Иногда случалось, что какой-нибудь жук или тысяченожка — здоровенные твари — пытались влезть в пещеру, но Найл быстро отбивал у них охоту, выбрасывая наружу острие копья; уяснив, что пещера занята, насекомое спешило прочь.

Как и у всех детей, чувство страха у Найла было и чрезмерно преувеличенным, и неправильно ориентированным. Вначале он безумно боялся всего, что быстро движется; позже, когда уяснил для себя, что все обитатели пустыни боятся незнакомого и предпочитают избегать нежелательных встреч, он стал излишне самоуверенным. Как-то утром мальчику наскучило обозревать до мелочей уже изученную окрестность, и он решил пойти на поиски чего-нибудь нового. Заботливо прикрыв вход в пещеру, он отправился побродить меж стволов исполинских кактусов-цереусов. Стояло еще раннее утро, чаша растения уару все еще была полна наполовину прозрачного чуда, кристально чистой росы. Отыскал Найл и плоды опунции. Попытался оторвать один; силенок не хватило, а кремневый нож, как назло, забыл в пещере. Внимание Найла привлек чертов корень; согнувшись над ним, он какое-то время зачарованно разглядывал причудливые, похожие на когти листья. Подойдя к юфорбии, растущей в нескольких метрах от пещеры, он вначале убедился, что в ее ветвях никто не прячется, а затем обрался по стволу и подыскал удобную развилку, оперевшись о которую можно было твердо держаться. Там и стоял, все равно что в клетке. Эта площадка для обзора была куда лучше той, что возле пещеры: вид отсюда открывался на целые мили. И тут, возникнув откуда-то, в тени юфорбии показался большой жук-скакун. Найл затаил дыхание. Понадобилось еще и унимать панику: ему пришло в голову, что это, должно быть, явился отвоевывать свое жилище один из прежних хозяев пещеры. На одну из свисающих веток юфорбии опустилась большая, с два кулака, муха и принялась чистить передние лапки. С захватывающей дух скоростью жук-скакун рванулся с земли. Муха заметила движение и попыталась было взлететь, да поздно. Миг — и насекомое исчезло у жука в челюстях. Найл, застыв, наблюдал, как жук с противным хрустом прожевывает муху, сглатывает ее. Чтобы разглядеть получше, мальчик чуть подался вперед, и тут нога предательски сорвалась с опоры. Жук, мгновенно встав в позу, вылупился на дерево немигающими глазами-пуговицами. Найл вцепился в ветку, ожидая, что сейчас его неминуемо стащат с развилки и слопают, как ту муху. Жук все таращился наверх — целую вечность, — шевеля усами-антеннами. Затем он, похоже, утратил интерес и заковылял прочь. Никогда еще Найл не испытывал такого невероятно глубокого облегчения. Кстати, глядя насекомому в глаза, он испытывал даже не страх, а некий провал (весьма любопытный) в своих обычных ощущениях, словно тело на время вообще перестало существовать. Такое чувство, будто все вокруг наводнила тишина, а сам он общается с жуком напрямую, точно так же, как с сородичем-человеком. Тем не менее, едва убедившись, что насекомое удалилось на достаточное расстояние, Найл метнулся назад в пещеру и весь остаток дня носа не казал наружу.

Несколько дней спустя жизнь Найлу спас лишь счастливый случай. Оправившись от испуга, он решил разведать, скопилась ли вода в чаше уару. Чаша оказалась пустой, кто-то уже успел здесь побывать, и Найл от нечего делать решил пройтись по кактусовой поросли; там остановился, озирая пустынную окрестность. В нескольких сотнях метров тоже росли кактусы, на вид несколько иные. Было заметно, что на них гроздьями растут те самые терпковатые плоды, которые Найл так любил. День еще только начинался, опасности не замечалось. Найл, устроившись под сенью кактуса, оглядывал скупую на растительность плоскость равнины. Ленивым движением он поднял плоский камешек, повертел его в руке, затем, охватив вдоль ребра указательным пальцем, размахнулся и метнул. Камешек упал метрах в двадцати, подняв облачко пыли. И в этот миг что-то произошло. Настолько быстро, что Найл сначала подумал, что померещилось. Перед взором будто возникло некое больших размеров существо. Не успел моргнуть, как оно уже исчезло. Найл, настороженно сощурясь, пристально вгляделся. Ничего, только скучная песчаная равнина да местами черные скалы-обелиски. Найл бросил еще один камешек, бросил удачно. На этот раз не произошло ничего. Воздух наводнялся переливчато дрожащим маревом жары. Найла брало сомнение: может, в самом деле померещилось. Однако полоска земли, отделявшая его от плодоносных кактусов, излучала теперь немую угрозу. Около часа Найл сидел совершенно неподвижно, уткнувшись подбородком в колени. Тут за стоящими в отдалении кактусами стало заметно движение. Держа путь в его сторону, оттуда брело крабообразное насекомое длиной не больше полруки. Позднее он узнал, что это жук-чернотелка, с изжелта-зеленой бородавчатой, как у жабы, кожей. Медленно ковыляя, насекомое остановилось в конце концов под сенью кактуса, где принялось ворошить морщинистой мордой пустую оболочку навозного жука. Затем двинулось дальше в сторону Найла. Вот уже считай то место, куда упал камень. Найл затаил дыхание. И тут это произошло снова. Какое-то большое, темное существо выскочило, казалось, из-под самой земли. Пока оно хватало чернотелку, Найл успел различить, что это здоровенный мохнатый тарантул-затворник с членистым брюхом полутораметровой длины. Секунда — и он исчез, захлопнув следом за собой круглый вход в логовище. С ним исчезла и чернотелка; остался ровный, непотревоженный песок. Отведи Найл взгляд в сторону — ровно настолько, чтоб повернуть головой туда-обратно, — он ничего бы не заметил. От мысли, что могло бы случиться, направься он сам в сторону тех кактусов, сердце ледяной иглой кольнул страх.