Читать книгу "Саламандра - Елена Никитина"

Игрушка представляла собой небольшой кубик, каждая сторона которого была поделена на девять квадратиков. В эти квадратики вставлены драгоценные камни, одинаковые для каждой стороны — девять изумрудов, девять рубинов, девять алмазов, девять опалов, девять нефритов и девять лунных камней, всего шесть. Внутри самого кубика таился некий хитрый механизм, заставляющий квадратики вертеться и перемешивать камни. Главной целью было — собрать все стороны одновременно по камням. Я мучилась уже почти две седмицы, но дальше одной стороны пока так и не продвинулась, что меня страшно злило, но все равно продолжала упорно бороться с несговорчивой головоломкой. Где братец умудрился откопать столь забавную штуковину, он говорить категорически отказался.

В дверь довольно громко постучали. Я вздрогнула от неожиданности и бросила удивленный взгляд на сферу времени. Интересно, кого это принесла нелегкая? В такую рань во всем дворце встают только слуги, да и те вымуштрованы настолько, что ходят на цыпочках и переговариваются исключительно жестами, чтобы, не дай Вершитель, случайно не нарушить тревожный сон главного лица царства. А что обычно бывает, если его все-таки нарушают раньше полудня… лучше оставаться в неведении относительно данного вида самоубийства.

Требовательный стук повторился, еще громче и настойчивее. Точно — кто-то решил свести счеты с жизнью, пусть не очень красиво, зато не как все.

Я уже открыла рот, собираясь крикнуть: «Войдите!» — чтобы не мучить себя бесплодными домыслами относительно загадочной личности столь раннего посетителя, как дверь бесцеремонно распахнулась сама, явив на пороге моего отца. Он был при полном параде: поверх торжественного царского наряда, плохо скрывающего нарощенное всевозможными излишествами брюшко, накинута длинная темно-красная мантия, богато отороченная мехом норнии (и ничего, что местами на ней моль пировала). Под ней виден расшитый золотом и камнями широкий пояс с подвязанным к нему ритуальным мечом, а на голове немного помятая, но начищенная до ослепительного блеска корона. Это по какому же поводу он так вырядился с утра пораньше, вроде сегодня мероприятий на высшем уровне не намечалось? Я даже про занятный кубик забыла.

— Доброе утро, Салли! — радостно поздоровался отец, подходя ко мне и целуя в лоб. — Как спалось?

— Спасибо. Нормально, папа. — Я поморщилась от стойкого запаха перегара и, чуть отодвинувшись, осторожно поинтересовалась: — А тебе что сегодня не спится?

— День замечательный, вон как солнышко ласково светит, даже почирикать вместе с птичками захотелось, — беззаботно отозвался он и, повернувшись к окну, издал для убедительности тяжкий то ли вздох, то ли стон.

Вообще-то подобный романтизм и философствование ему несвойственно, особенно по утрам. А уж после вчерашнего… А вчера как раз был очень веский повод — приезжали какие-то послы с Дальнего Прибережья, жутко важные и по самое некуда напыщенные, а посему пить с ними отцу пришлось особенно много, потому что малое количество хмельного на переполненных важностью возложенной миссии гостей действовало крайне медленно.

— День как день, ничего особенного, — пожала я плечами и натянула одеяло до подбородка, вспомнив, что лежу в одной ночной сорочке. Пусть это и мой родной отец, но он же все-таки мужчина.

— Не скажи, не скажи, — последовал многозначительный ответ.

А вот мне что-то не нравится такое начало дня, о-о-очень не нравится.

Отец между тем примостился на краешке кровати и, скрестив руки на груди, хитро прищурился. Хороша дочка у него. Ох, хороша! Смоляной, с медным отливом, особенно в солнечных лучах, поток волос до пояса, спадающий волнами, карие жгучие глаза, тонкая фигурка, матовая кожа. Худовата немного, конечно, но это не страшно. Худобу проще скрыть одеждой, чем полнотелость, да и откормить можно. В конце концов, ее легко выдать за стройность и сослаться на благородную тонкую кость.

— У меня для тебя хорошая новость, — продолжая оценивающе меня разглядывать, расплылся в довольной улыбке новоявленный любитель птичьих трелей.

— Фен приехал?! — Я даже подпрыгнула от радости, забыв про неглиже, но новость того стоила. Если так, то сегодня действительно просто замечательный день во всех отношениях. Как же я по нему соскучилась!!!

Фен, мой старший и горячо обожаемый брат, был единственным (если не считать отца, но это само собой разумеющееся), кого я по-настоящему любила и кому безоговорочно доверяла. Статус царевны, к сожалению, не дает той свободы, о которой принято думать, не будучи венценосной особой, а потому друзей или хотя бы приличных приятелей в дворцовой обстановке нажить достаточно проблематично, одни подхалимы и лизоблюды, фу! Все так и норовят извлечь из общения с царской дочкой какую-нибудь выгоду, хоть самую малепусенькую. Вот кто меня не только понимал, но и по-настоящему любил — это Фен. Именно с ним я проводила почти все свободное время, он меня никогда не обижал и не дразнил, учил разным жизненным премудростям — не всегда честным, надо сказать, но братец был свято уверен, что в жизни все пригодится. Отец, неоднократно остававшийся вдовцом, по причине сильной царской занятости в совокупности с чрезмерным пристрастием к горячительным напиткам, нами почти не занимался, свалив заботу о двух подрастающих чадах на плечи многочисленных мамок-нянек. А у семи нянек, как известно, дитя без глазу. А если этих дитятей двое, да еще и царского происхождения…

Многие наши детские шалости придворные успели испытать на себе. Пускание воздушных змеев с огненными хвостами на крыше сарая с хорошо просушенным сеном, естественно, закончилось грандиозным пожаром, чуть не оставившим нас без дворца, а царский скот без еды на зиму. Придворный маг мэтр Вильгиун долго потом все восстанавливал и приводил в порядок, перемежая мощные заклинания с недобрыми пожеланиями в наш с Феном адрес. Невинный поиск лопаты, чтобы накопать червей для рыбалки, завершился массовым побегом всей царской конюшни. Лошадок потом три дня по всему городу отлавливали. А ночная вылазка на кухню за чем-нибудь вкусненьким чуть не ввела осадное положение в стольном граде, потому что грохот случайно упавшего котла, который я имела неосторожность задеть, был воспринят как неприятельское вторжение. Не то чтобы мы были такие уж злобные и пытались кого-нибудь извести, просто все получалось само собой. Как в той истории, когда мы с Феном решили сразиться в морской бой в незакрытой бочке настаивающегося вина, вместо бригов используя парочку завалявшихся в чулане белых тапочек, и наш флот торжественно затонул, даже не начав сражение. Тапочки случайно нашлись в темном сыром подвале, где мы играли в злобных дворцовых призраков, пугая прислугу. Мы почему-то сразу заподозрили, что сие есть фамильная похоронная обувка, уж больно траурно она выглядела, да и пахла соответственно — промозглостью, тленом и еще чем-то столь же доисторическим, но явно не фимиамом. Когда наши «белые кораблики» пошли ко дну, мы честно попытались их спасти, но, потерпев поражение в борьбе с винной стихией, здраво рассудили, что пропажи хватятся не скоро, так как в ближайшее время умирать в нашем роду никто не собирается. На том и успокоились, а потом и вовсе забыли. Кто же мог подумать, что в один прекрасный день окончательно раскисшую от настойки «боевую флотилию» обнаружат на дне выпитой бочки, откупоренной по случаю приезда какого-то очередного иностранного посла. Прознав о страшной находке, мы благоразумно ретировались, но от кары отцовской нас это не спасло. Если меня просто оттаскали за ухо и пригрозили выдать замуж за самого вонючего нищего в царстве, не дай бог такое еще хоть раз повторится, то брату повезло меньше — он седмицу выгребал навоз в царском свинарнике и ел исключительно стоя.