Читать книгу "Метро 2033: Край земли. Затерянный рай - Сурен Цормудян"

– Потому ты и стал вулканологом, я помню, – улыбнулась и покачала головой Собески.

– Да. Я хотел посвятить себя разгадке всех его тайн. И научиться предугадывать его дальнейшие поступки. Я думал, что это позволит мне спасти жителей родного Неаполя, вовремя предсказав извержение, если Везувий таковое задумает.

Женщина подобрала ноги, устроившись поудобнее, обхватив их руками, и, уткнувшись в колени подбородком, тоже предалась воспоминаниям:

– А я родилась в Вест-Йеллоустоуне. Маленький городок в Монтане. В паре миль от границы с Вайомингом. И я жила на Гризли-авеню.

– Что, правда? – засмеялся Антонио. – Гризли?

Оливия улыбнулась:

– Да, Тони. Гризли-авеню. И я ловила рыбу с отцом на Мэдисон Арм. Он всюду брал меня с собой, как только я научилась ходить. Крохотные ножки маленькой Оливии протопали по всему огромному заповеднику. Покоряли горы Коффин, Болд Пик, Кирквуд Ридж. А потом, став чуточку постарше, я узнала, что эти прекрасные, сказочные места – одна гигантская бомба. Супервулкан, способный разрушить наш мир. И тоже познала страх. Везувий, Пинатуба, Кракатау, Авача, Ключевская сопка, Шивелуч, гора Святой Елены… Даже сложенные вместе, они не превзойдут по силе Йеллоустоун. Он просто Дарт Вейдер среди вулканов.

Антонио улыбнулся:

– Взгляни на это ясное чистое небо, Оливия. Если бы твой Дарт Вейдер проснулся, мы бы знали об этом. Пепел застилал бы солнце. И мы получили бы более долгую и холодную зиму, чем та страшная зима, последовавшая после войны. Так что все в порядке. А вот произошло ли что-то с Везувием за все эти годы, мне так и не узнать. Забавно, правда?

Собески подняла взгляд на собеседника:

– Что же ты находишь здесь забавного, Тони?

– Мы с тобой так боялись вулканов, приютивших наши колыбели и отбрасывавших зловещие тени на наше детство… Мы с таким энтузиазмом бросились их изучать, чтоб знать, когда они задумают недоброе… А в итоге уничтожили все маленькие, крохотные людишки…

* * *

Бродить по заводу, который был крупнее населенного пункта, в котором находился, можно было еще столько же лет, сколько он уже жил в его окрестностях. И при этом всегда имелся шанс обнаружить что-то полезное, в зависимости от потребностей. Северным сторонам корпусов цехов крепко досталось от ударной волны. Трубы заводской котельной давно рассыпались. Портовые краны на причалах опрокинуты. Половина корпусов частично разрушена. И практически все пострадало от огня. Однако поднятый взрывом из Авачинской бухты гигантский столб воды разнес по округе водяную взвесь, не давшую пожарам бушевать долго и распространиться далеко.

Михаил Крашенинников осторожно выглянул за угол административного здания. Уже давно рассвело, и попадаться местным на глаза он не хотел. Отношения с жителями поселка Приморского у них не сложились сразу. Еще бы! Не успел рассеяться султан термоядерного взрыва, как с неба рухнул вертолет. А в нем три человека из четырех живы, причем двое из них в то время практически не говорили по-русски. Это могло вызвать и вызвало массу вопросов. Правда, поначалу люди были заняты паникой, тушением пожаров, разбором завалов и поисками близких. Но вот потом…

Михаилу стоило огромных усилий убедить местных, что иностранка с ним – это ученая из Финляндии, а с Финляндией никакой конфронтации и вражды не было. Чернобородый человек с ним вовсе не арабский террорист, а кубинский коллега, и с Кубой Россия дружила. Ему пришлось долго убеждать людей, что если бы эти двое были американскими диверсантами, прилетевшими, чтобы взорвать Камчатку, то перед этим их точно обучили бы в совершенстве владеть русским языком. И тогда толпа решила, что надо разорвать на части его, Михаила Крашенинникова. Потому что он в совершенстве владел русским языком, а значит, американский диверсант, который прилетел, чтобы взорвать Камчатку.

Первые дни были страшные. Настолько страшные, что он до сих пор вздрагивал, вспоминая их. Ни последующая долгая зима и голод, эпидемия в поселке и массовая смерть от лучевой болезни, ни раскол выживших на враждующие банды и воспоминания об этом так не холодили его нутро. Все это было тоже страшно. Но не так, как эти первые дни. Он не понимал, что произошло. Авария на лодке, метеорит, война? Знал только, что это точно не его профиль. Не какой-нибудь вулкан. Он не знал, что с ними будет через час и даже минуту. Что решит толпа? Он боялся за жизнь сильно травмированного Антонио. И он неописуемо боялся за Оливию. Тоненькую, напуганную, онемевшую от шока и, казалось, смирившуюся со скорой расправой молодую девчонку. Он понял, что чувствует по отношению к ней, в те страшные мгновения, последовавшие за взрывом. Хотя нет. Чувства у него появились, пожалуй, в первый раз, когда он ее увидел. Но оформились они, обрели понимание разумом лишь тогда, когда над ней нависла смертельная опасность.

Однако нашлись сердобольные люди. И помогли итальянцу, не зная, что он итальянец. Правда, в тех условиях трудно было даже надеяться, что его перелом срастется правильно. И теперь он обречен хромать до конца жизни. Но тогда было слишком много пострадавших и слишком мало людей, способных оказывать медицинскую помощь, чтобы имело смысл кого-то упрекать за это.

Ту зиму они пережили вместе, но он продолжал бояться. Одно неосторожное слово, и кто-то непременно поймет, что девчонка вовсе не из Финляндии, а самая что ни на есть американка. Что бородатый с переломом – итальянец. А значит, представитель союзной Америке страны. У людей ведь с самого начала чесались руки кого-нибудь убить за случившееся. И вдруг – такой подарок.

Как только позволили условия, Михаил нашел жилище для них троих. Среднюю из трех давно заброшенных казарм в нескольких сотнях метров от основных жилищ выживших жителей Приморского. Потом начались междоусобицы, но все это проходило как-то мимо их нового пристанища. А потом стало подрастать новое поколение из числа выживших. И самые сплоченные и достаточно умные из них – четыре подростка, которых сейчас именуют приморским квартетом. Именно они в один знаковый момент захватили власть и положили конец вражде группировок, перебив их непримиримых лидеров. А потом они сделали то же самое с выжившими в Вилючинске, городке гораздо крупней, чем Приморский, находившемся километрах в трех к северо-западу от их общины. Выживших там оказалось больше, а значит, и больше банд. Это при том, что Вилючинск пострадал сильнее из-за того, что между ним и взрывом не имелось естественного защитного барьера, как у Приморского. Городок 51 был частично спасен полуостровом Крашенинникова, на котором находилась база подводных лодок. Именно по этому небольшому полуострову пришелся наибольший удар. А вот между Вилючинском и эпицентром не было почти ничего, кроме водной глади Авачинской бухты.

Наведя порядок в Приморском, квартет взялся за ближайший городок. Сначала разведка. Потом диверсии. Они умудрялись весьма успешно устранять лидеров наиболее серьезных группировок. А затем предложили сход оставшимся. Сход, на котором должно было произойти окончательное разделение сфер влияния банд, собрали в северной казарме. Совсем рядом с жилищем Михаила, Оливии и Антонио. В бункер под казармой спустилось тридцать девять человек. Вышли оттуда только четверо. Приморский квартет. Никто не знал, как именно они расправились с соперниками. Но с тех пор эту четверку боялись все. И авторитет их возрос неимоверно. Потом им пришлось некоторое время повозиться со сторонниками ликвидированных главарей банд, но теперь, и уже очень давно, Вилючинск находится под неоспоримым протекторатом приморского квартета. А другим выжившим появиться здесь просто неоткуда. Ближайший населенный пункт – Рыбачий – находился на четыре километра ближе к эпицентру. И кто не испарился там во время взрыва, догорел после него. Таким же мертвым и безжизненным выглядел находящийся на противоположном берегу Петропавловск-Камчатский. И взгляд на него в бинокль лишь подтверждал опасения, что жизни там нет уже долгие годы.