Читать книгу "Жизнь как КИНО, или Мой муж Авдотья Никитична - Элеонора Прохницкая"

— Спасибо, — ответила мама. — Нам не надо. А немцы в Москву не войдут. Не пустят их.

В ноябре выступил по радио И. В. Сталин.

7 ноября 1941 года на Красной площади прошел знаменитый парад, после которого все, кто остались в Москве, поверили: «Москву не сдадут».

Однако бомбежки Москвы продолжались. Вой сирены я запомнила на всю жизнь. Эту круглую черную тарелку, из которой выла сирена, я ненавидела и всякий раз закрывала уши ладошками. Правда, иногда по радио звучала музыка. Однажды исполнялся дуэт Полины и Лизы из оперы П. Чайковского «Пиковая дама» «Слыхали ль вы»… Я спросила у мамы: «А почему только львы слыхали? А тигры разве не слыхали?» Беспрерывно бомбили Главпочтамт, вблизи от нас.

Мама ни разу не спустилась со мной в бомбоубежище, ни разу не пряталась со мной от бомбежки в метро на станции «Маяковская».

Услышав сирену, мама закрывала ставни, выключала радио и свет, ложилась на кровать, крепко прижимала меня к себе и шептала: «Отче наш…»

Я думала, что она так разговаривает с папой. Обиженная на маму за то, что она «папочку» называет «отцом», я написала ему на фронт письмо, которое отец всю войну носил с собой. Оно до сих пор хранится у меня. Было писаке четыре года: «ПАПА ЭТА ПИШЫТ ЭЛЛА ПАПА ЯА ЕАБАЛАЛА ДАРАГОЙ ПАПА МАМА ТЭБЯ НАЗЫВАЙТ АЦОМ».

Мне запомнился жуткий холод в первую зиму войны. Холодно было везде: на улице, в магазине, в доме. Вода в ведре, стоявшем в комнате, на утро покрывалась тонкой пленкой льда.

Я заболела воспалением легких. Надрывно кашляла. Мама, чтобы напоить меня молоком с маслом, пошла на центральный рынок в поисках топленого масла. Она купила у деревенского мужичка поллитровую баночку топленого масла. Дома вскипятила стакан молока и хотела было набрать чайной ложкой масла из банки, как ложка, проткнув тонкий слой масла, утонула в воде. Маслом были обмазаны и стенки банки. За эту банку с водой мама отдала все деньги, что получила по аттестату мужа. Она заплакала: «Кого ты обманул? Больного ребенка обманул…» Я погладила ее по голове: «Не плачь, мамочка. Я буду горчичники терпеть»…

Все письма, которые приходили с фронта, все три семьи читали вместе. Две соседки получили похоронки, а нас с мамой эта беда обошла стороной. В октябре 1941 года, когда немцы подошли к Москве, по распоряжению «свыше» все съестные запасы Москвы были «выброшены» в магазины. Люди хватали все подряд в огромных количествах. Вскоре и магазины, и склады опустели. Мама кое-что покупала на рынке на деньги, получаемые по аттестату мужа. Мне запомнилось, что весной люди раскапывали грядки на Сретенском бульваре и сеяли овощи. Мама вскопала маленькую грядочку во дворе дома и посеяла морковь, которую осенью мы выдернули. Такой сладкой моркови я не ела больше никогда в жизни!

В 1943 году мама отвела меня в Центральный дом пионеров, в кружок народных танцев, а в 1944 году я поступила в первый класс. По воскресеньям мы с мамой ходили в кинотеатр «Уран» на Сретенке. Самое сильное впечатление на меня произвел американский мультфильм «Бемби». Я смотрела его несколько раз и всегда плакала, когда злой охотник убивал маму маленького Бемби. Отец мне привез в подарок из Берлина фарфоровые статуэтки Бемби и его мамы, которые и по сей день украшают мое скромное жилище.

Война подходила к концу. Летом 1944 года Левитан объявил по радио, что по Садовому кольцу Москвы будут прогонять 57 тысяч пленных немцев. Казалось, вся Москва стояла вдоль Садового кольца и с ненавистью смотрела, как наши солдаты с автоматами в руках сопровождают колонну тех, кто убивал наших родных и любимых, кто сжигал наши села, кто истреблял наши города. Некоторые плевали немцам в лицо. Один из них, поравнявшись с нами, протянул ко мне руку, чтобы погладить меня по голове, но мама загородила меня собой. Немец улыбнулся и, помогая себе жестами, попытался объяснить, что в Германии у него осталась такая же дочь. Не знаю, чем объяснить, но этого высокого немца с добрым лицом я запомнила на всю жизнь…

Еще я запомнила, как мы ходили с мамой смотреть на сбитый немецкий самолет, стоявший у Большого театра.

Но конечно, самое яркое, самое радостное и самое незабываемое впечатление изо всех четырех военных лет, прожитых в Москве, — это был салют Победы на Красной площади.

Первый раз в жизни я видела салют, да еще какой!

На Красной площади собрались все москвичи, пережившие войну, от мала до велика. Все те, кто не покинул Москву в трудную для нее минуту: кто рыл противотанковые рвы, кто таскал мешки с песком, кто гасил на крышах домов «зажигалки», все те, кто своим посильным трудом приближал день Победы и кто помог отстоять Москву. Москвичи как родные целовались, обнимались, смеялись и плакали.

Этот яркий, неповторимый салют, ознаменовавший собой Победу над фашистской Германией, я не забуду никогда!

Он не идет в сравнение ни с одним из самых пышных, изысканных, навороченных современных фейерверков.

Потому что это был салют долгожданной, выстраданной, жертвенной Победы нашего героического народа!

Хореографическое училище государственного ордена Ленина академического большого театра Союза ССР. Марис Лиепа

В 1945 году, в августе, вернулся с войны отец. Он показался мне немного чужим, вернее, не таким, каким я его запомнила в четыре года: редкие, коротко стриженные волосы с седыми висками, худой. При ходьбе он слегка волочил раненую ногу, опираясь на палочку. На погонах — звезды капитана, а китель — в орденах и медалях. В ярко-желтой кожаной кобуре — знаменитый «ТТ».

Вскоре отцу предоставили большую светлую комнату в коммуналке, и мы переехали из общежития МАТИ на Усачевку.

В коммуналке было 6 комнат, кухня с двумя газовыми плитами, общий балкон, общий телефон и туалет. Ни душа, ни ванны не было, и каждую неделю мы ходили мыться в Усачевские бани.

Рядом был Усачевский рынок, и так как в магазинах с продуктами было плохо, мама все тащила с рынка.

За деревянными прилавками крестьяне продавали мясо, молоко, творог. Крыжовник, смородину и прочие ягоды продавали стаканами, насыпая их в кулек, свернутый из газеты.

Недалеко от нашего дома находился Новодевичий монастырь. Перед входом в монастырь, на большой лужайке, ярким пятном обосновались цыгане: стояли кибитки, на веревках было развешано разноцветное тряпье, резвились босоногие цыганята. Местные жители прозвали это место «цыганским посольством». Новодевичий монастырь был в те годы окраиной Москвы.

Нового Новодевичьего кладбища тогда не было. На старое кладбище, как и на территорию монастыря, вход был свободный.

Таким папа вернулся с фронта. 1945 год

По ходу к старому кладбищу, слева, рядком стояли одноэтажные деревянные то ли домики, то ли сараюшки. В них жили какие-то люди, вероятно, служители церкви или смотрители кладбища.