Читать книгу "Нострадамус - Алексей Пензенский"

Если предположение Робера Беназра верно и Нотрдам поступил в университет в 1521 году, то степень бакалавра он должен был получить в 1524-м. О пробуждении его интереса к астрологии нам мало что известно. В своих воспоминаниях он не упоминает о том, при каких обстоятельствах он стал заниматься этой древней наукой, столь популярной среди натурфилософов Возрождения. Однако о месте, которое наука о влиянии светил на земные события занимала в общественном сознании Европы XVI века, известно достаточно, чтобы утверждать: интерес Нострадамуса к астрологии был не случайным.

Эпоха Возрождения являла собою переломный период в развитии человечества. Стремительные перемены во всех областях знаний – географии, технике, астрономии – самым тесным образом переплелись со сдвигами в общественном сознании. Более того, эти сдвиги зачастую опережали развитие техники. При этом Возрождение отнюдь не сводилось к чисто интеллектуальной или художественной революции, борьбе «старого» мировоззрения с «новым». С открытием Тихого океана выяснилось, что размеры Земли намного превышают предполагаемые; как оказалось, даже бывший владелец лавки морских карт Христофор Колумб сильно ошибался в оценке величины нашей планеты. Картина мира внезапно расширилась; география и космология вторглись в обыденное сознание эпохи.

Масштабные исторические перемены неизбежно повлекли за собой изменение сознания самых широких масс населения. Общество эволюционировало от совокупности замкнутых в себе цехов и корпораций к сообществу отдельных индивидов, превращаясь, таким образом, в нацию. В эпоху Возрождения появляется новое социальное понятие – понятие личности. Мы уже говорили, что новому обществу нужно была новое мировоззрение. Наука в этот период перестала быть уделом узкого круга лиц – школяров и священнослужителей. Она вышла из монастырей и университетов, где существовала прежде, и явилась в королевские замки, светские салоны и торговые дома. При этом гуманисты и мыслители в той или иной мере привлекали к формированию своей новой идеологии магическое мировосприятие. Это была «родовая память» – в прежние времена именно магия позволяла человеку стать свободным. Астрология как часть магии с ее системой уникальных, неповторимых гороскопов объективно способствовала «вычленению» индивидуума в отдельную личность со своими законами развития.

Более того, оказалось, что астрология в состоянии прогнозировать судьбу не только человека, но и государства. При этом – прямо или косвенно – подвергалась сомнению главенствующая роль Бога в человеческой судьбе; деятели же Церкви, «уполномоченные» Бога на земле, и вовсе выглядели в этой концепции обычными людьми со своими слабостями и пороками; ведь звезды одинаково действуют на всех. Кардано даже составил и опубликовал гороскоп Христа, в котором Распятие объяснялось не божественным промыслом, а расположением светил. Удар по авторитету Церкви в том же XVI веке нанесла и астрономия в лице верного католика Николая Коперника. Гелиоцентрическая система отныне помещала в центр мира Солнце, символизирующее королевскую, то есть светскую власть. Британский историк Кейт Хатчинсон в своих заметках «К политической иконологии коперниковой революции» приходит к выводу, что символизм Птолемеевой и Коперниковой систем представляет различные модели политической организации – прежнюю средневековую децентрализацию и централизованную абсолютную монархию.[9] Так что в борьбе за создание образа нового мира астрология и астрономия – по крайней мере до определенного этапа – действовали рука об руку.

С высоты нынешней эпохи проще простого объявить астрологию дремучим суеверием и удивиться, чем она могла привлечь Нострадамуса, чья биография вроде бы типична для человека, стремящегося к научным, а не паранаучным знаниям (к последним в наше время принято относить астрологию). Однако дело в том, что в XVI веке астрология выступала именно в качестве науки. Увы, не все исследователи, даже самые авторитетные, это понимают. Л. М. Баткина неприятно поразили «настойчивые астрологические черты» «Города Солнца» Кампанеллы.[10] Якоб Буркхардт отмечал, что в эпоху Ренессанса культура и просвещение были почти «бессильны» против «помрачения» астрологии, в которой-де поддерживалась жизнь благодаря пылкому воображению людей и их страстному желанию проникнуть в будущее.[11] Однако то, что Буркхардт называет помрачением, имеет, на наш взгляд, более сложные и глубокие причины, чем те, которые предлагает швейцарский культоролог.

В эпоху, о которой идет речь, вера в скрытую власть звезд над человеком вовсе не свидетельствовала об интеллектуальной отсталости – напротив, была важной составляющей гуманистического мировоззрения. Ведь ренессансное общество отнюдь не являлось гармоничным: Реформация, последовавшие за ней религиозные войны, варварское истребление коренных народов Центральной и Южной Америки стали частью мучительного процесса рождения новых общественных отношений. Так что было бы по меньшей мере нелогично ожидать логической цельности и непротиворечивости от философии «переходного периода» XV–XVI веков. Каждый интеллектуал Возрождения, считавший себя ученым, обязательно отдавал дань магии. В своей работе «Магия и астрология в культуре Возрождения» известный французский культуролог Эжен Гарэн пишет: «Чтобы адекватно оценить значение темы магии на заре культуры Нового времени, следует прежде всего иметь в виду, что она, будучи распространеннейшим мотивом и в эпоху Средневековья, теперь выходит из подполья культуры и, приняв новый вид, становится общей для всех великих мыслителей и ученых, которыми она как бы освящается; при этом все обязаны ей импульсом, даже… если они, как Леонардо, ведут резкую полемику против нелепых ревнителей практики некромантов».[12] Для Марсилио Фичино магия играла важнейшую роль; Пико делла Мирандола посвятил ей горячую апологию; Джордано Бруно оставил после себя целый ряд магических сочинений. Именно магии, а не науке, отводилась роль главного инструмента познания и изменения жизни. Память об этом сохранилась в титаническом образе доктора Фауста – вспомним, что Освальд Шпенглер назвал «фаустовской» всю европейскую культуру.

В противовес позитивизму XIX столетия Возрождение не разделяло науку и магию, объединив их понятием «тайных наук», к которым относилась и астрология. Быть может, астрологическим и астрономическим трудам действительно нет места на одной полке, хотя еще в XVII веке Иоганн Кеплер придерживался иного мнения. Но столетием раньше в глазах Нострадамуса и его коллег-современников не было принципиальной разницы между астрологией и астрономией, наукой и магией – та и другая служили идее преобразования Земли, установлению гармонии природы и человека.

Итак, в своде знаний эпохи Возрождения астрология имела статус официальной науки. Она была седьмым из свободных искусств, преподававшихся на гуманитарных факультетах. В астрологии различалось три основных направления: юдициарная астрология, которая определяет влияние светил на людей, естественная астрология, изучавшая их воздействие на земные стихии, и сферическая астрология или астрономия, которая мало-помалу выделялась в самостоятельную науку. Эрудиты вели оживленные дискуссии по поводу границы между первыми двумя направлениями и третьим, претендующим на самостоятельность. Франсуа Рабле устами Гаргантюа, наставляющего своего сына Пантагрюэля, вроде бы отвергал астрологию: «…изучи все законы астрономии; астрологические же гадания и искусство Луллия пусть тебя не занимают, ибо все это вздор и обман». Однако все не так просто.