Читать книгу "Без единого выстрела - Андрей Воронин"

…Их взяли тепленькими — пьяных, обкуренных, в угнанной машине, в багажнике которой лежал еще не успевший остыть труп. Когда багажник открыли, Рогозин сделал круглые глаза и с огромным изумлением поинтересовался у милиционеров, что это такое — вот это, в простынях. «Это не наше», — возмущенно сказал он. «Да, — отлично понимая, что все напрасно, поддержал его Баландин. — Черт его знает, откуда здесь эта хреновина.» «Заткнитесь, уроды, — сказал им угрюмый сержант, освещая их мощным фонариком. — Вы же по уши в кровище. Как с бойни, ей-богу».

Это было не совсем так. На руках и одежде Баландина осталось всего несколько пятнышек… ну, пусть не пятнышек, а пятен. Вот Рогозин действительно перемазался, как передовик производства с мясокомбината, и не мудрено: ведь он убил чертову бабу практически голыми руками.

О том, что Рогозин на свободе, Баландин узнал на десятый день пребывания в СИЗО. Въедливый следак долго путал его мудреными вопросами, заставляя по двадцать раз повторять одно и то же, и в конце концов сказал прямо: «Дело твое, парень, труба. Как ни крути, а соучастие тебе обеспечено. Получается преступная группа. У Рогозина характеристики с места учебы, золотая медаль, безупречная репутация, блестящее будущее и, главное, большой папа. А что у тебя — сам знаешь. Так что ты, гражданин Баландин, запросто потянешь на организатора. Учитывая характер преступления и отягчающие обстоятельства, это будет лет пятнадцать, а те и, чем черт не шутит, полновесная „дырка“… Так что подумай, Баландин, стоит ли игра свеч».

Баландин думал. Это было непривычное занятие. Сосед по камере, вечно потный красномордый брюхай, вдоль и поперек исполосованный мастями, посоветовал ему взять все на себя. Спустя четыре года Баландин встретил его на этапе.

Кто-то издалека показал ему смутно знакомое лицо и объяснил, что это знаменитый на все лагеря стукач и подсадной, которого тысячу раз клялись посадить на пику и который вопреки здравому смыслу и лагерным законам продолжал жить: жрать, пить чифирь и странствовать из зоны в зону, из одного следственного изолятора в другой, верой и правдой служа кумовьям и следакам. Но тогда, в своей самой первой камере, Баландин этого не знал, и слова разжиревшего провокатора казались ему чуть ли не голосом с небес. Сосед подсказывал выход — не самый приятный, но единственно возможный. Все, чего мог добиться Баландин, отстаивая правду, — это утянуть Рогозина за собой, намотав себе самому лишний срок, а то и, как недвусмысленно намекал следователь, высшую меру.

Лишь годы спустя до него дошло, что все было разыграно, как по нотам, и наверняка щедро оплачено из глубокого кармана Рогозина-старшего. А тогда, тем дождливым серым летом, он не придумал ничего лучшего, как подписать признание.

Рогозина в зале суда не было. Прокурор задавал Баландину вопросы, на которые нужно было отвечать только «да» или «нет». Баландин, которому все это окончательно осточертело, отвечал «да»: да, да, да. Был. Знал. Пил. Курил. Занимался развратом. Да. Был пьян, ничего не помню, да. Да, угнал. Пытался скрыться. Да.

Что — да? Ну как это — что? Да, признаю. Конечно, признаю. Раскаиваюсь, да. Чистосердечно.

Показания свидетеля Рогозина были представлены суду в письменном виде и зачитаны вслух. Свидетель Рогозин сообщал, что он ровным счетом ничего не знает, и что в машине вместе с подсудимым Баландиным оказался против собственной воли: Баландин вынудил его погрузить тело в багажник и сесть за руль, угрожая ножом. Что это был за нож, куда он потом подевался, и каким образом обнаруженная на теле сперма Рогозина превратилась в сперму его приятеля Баландина, показания не объясняли. Баландина очень впечатлило то обстоятельство, что эти вопросы никого, кроме него самого, не волновали.

Позже пришла обида, а следом за ней холодная, лишенная всяких примесей злоба.

За одиннадцать лет лагерей Баландин потерял все, кроме этой злобы. Взамен он приобрел пожизненную хромоту и массу хронических заболеваний, самым веселым из которых был туберкулез, уже вошедший в стадию кровохарканья.

Продолжая внимательно разглядывать рекламный щит, Баландин запустил клешнястую руку в задний карман джинсов и вынул кожаный бумажник, который свистнул у закемарившего по пьяному делу командировочного вместе с паспортом и дорожной сумкой. Наличности в бумажнике было негусто, но Баландин не думал об экономии: прежде чем пришить Рогозина, он намеревался как следует его подоить. Он даже знал, где искать старого дружка: перед самым выходом на свободу ему удалось посмотреть в программе «Время» интервью с главой концерна «Эра» Рогозиным.

Порывшись в бумажнике, Баландин выудил оттуда телефонную карточку и уже в который раз с интересом осмотрел ее с обеих сторон. Когда его посадили, таких еще не было. В ту пору многого не было из того, что он видел сейчас вокруг. А машины-то, машины! Куда до них похожей на бронированную мыльницу «вольво», на которой они с Рогозиным пытались вывезти с дачи труп!

Глядя вокруг, Баландин чувствовал себя путешественником во времени конечно, совсем не тем, которого описал Уэллс в своей «Машине времени». Да и совершенное Баландиным путешествие вряд ли заслуживало доброго слова. Ему вспомнилось, как один доморощенный зоновский философ убеждал его, что все на свете делается к лучшему: дескать, не случись этого убийства, он, Баландин, продолжал бы считать Рогозина своим закадычным другом, и тот непременно подставил бы его в какой-то другой ситуации, так что все могло закончиться еще хуже.

«Баран ты, — сказал философу Баландин. — Куда уж хуже-то?» Насколько он мог припомнить, философ так и не нашелся с ответом.

Больше не глядя на рекламный щит с телефонной красоткой, Баландин закурил еще одну сигарету и обвел площадь долгим пристальным взглядом. Его внезапно охватило расслабляющее чувство возвращения домой, словно он был вернувшимся из кругосветного плавания моряком. На мгновение старые счеты показались ему неважными. Эка невидаль — струсивший студентик! Много чести — гоняться за этой швалью.

Баландин удивленно приподнял брови: такого благодушия он от себя не ожидал. Мечта разделаться с Рогозиным помогла ему выжить, и он не собирался отступать от задуманного только потому, что Москва, видите ли, сохранила присущий ей запах.

Игорь Баландин не для того парился в зоне целых одиннадцать лет, чтобы раскиснуть и повернуть назад, увидев Каланчевскую площадь.

Баландин повернулся спиной к рекламному щиту и двинулся к примеченному заранее таксофону, зажав телефонную карточку между большим пальцем и мизинцем левой руки. Быстро сориентировавшись, что к чему, он вставил карточку в щель таксофона, снова повернулся лицом к рекламному щиту и набрал указанный там номер.

Дозвонился он с третьей попытки и без предисловий поинтересовался, как ему найти господина Рогозина.

Дрессированная сучка на том конце провода вежливо, с напевным московским акцентом сообщила ему, что справок не дает. Баландин подавил в себе острое желание спросить, что, в таком случае, она дает и кому конкретно, вежливо извинился и прервал связь, тут же набрав второй обозначенный на рекламном щите номер.