Читать книгу "Маркус Вольф - Леонид Млечин"

Я жил в квартире д-ра Вольфа в Штутгарте и поражался совершенно бешеной энергии этого человека. Живой и веселый, похожий на мальчишку, несмотря на свои сорок лет, Вольф свой врачебный день расписывает на несколько недель вперед. Мне вспоминается Чехов — тоже врач и писатель в одно время. Но какая разница: как силен в этом беспокойном человеке — партиец, боец политических трибун, массовик!

Фридрих Вольф — революционный боец, которому хорошо знакомы все прелести капиталистического строя — до тюрьмы включительно. Через несколько месяцев он должен предстать перед берлинским судом по обвинению в нарушении ханжеского параграфа 218, запрещающего производство абортов. По подлой популярности с этим параграфом сегодня на земном шаре могут соперничать разве что веревки, которыми в Америке вяжут линчуемых негров, да секиры китайских генеральских палачей, рубящих головы коммунистам на улице».

Тогдашнее немецкое законодательство запрещало аборты и пропаганду противозачаточных средств. Написанная в 1929 году драма «Цианистый калий» дорого обошлась автору. Фридрих Вольф резко выступил против запрета абортов: героиня пьесы, молодая работница, гибнет из-за этого закона.

«Это заказ на ликвидацию коммуниста Вольфа, разъяснительная деятельность которого становилась опасной поповским глупостям, — писал Третьяков. — Арест Вольфа совпал с тем временем, когда римский папа издал свою энциклику — злобное и подлое циркулярное письмо, начинающееся словами: „Во имя чистоты брака“. Папа обрушивается на право женщины самой распоряжаться своим деторождением, на право работницы делать аборт и предохранять себя от беременности».

На родине доктора Вольфа арестовали. Следователь предъявил ему обвинение в том, что он прописал своей пациентке противозачаточные средства:

— Это преступление.

— Это гуманность, — возразил Вольф. — У этой женщины уже восемь детей.

— Это преступление, — настаивал следователь. — Может быть, в лице того девятого, который из-за ваших противозачаточных средств не родился, мы потеряли спасителя Германии.

Когда Фридриха Вольфа выпустили под залог, он стал отстаивать свои убеждения перед широкой аудиторией, выступал в том числе и в берлинском Дворце спорта.

— Несмотря на запрет, в Германии делают миллион абортов в год, — взволнованно говорил Вольф. — От неудачных абортов ежегодно погибает 25 тысяч женщин. 80 тысяч женщин аборты калечат! Говорят, что запрет нужен, чтобы не пал прирост населения. Так вот, в Советском Союзе, где аборты разрешены, прирост 23 на тысячу. А в Германии вдвое меньше — 12 на тысячу.

Фридрих Вольф не предполагал, что всего через несколько лет аборт станет в России уголовно наказуемым преступлением. 27 июля 1936 года появится постановление ЦИК и Совнаркома СССР «О запрещении абортов».

ЭМИГРАЦИЯ И ЭМИГРАНТЫ

В 1932 году Вольф вновь побывал в Москве. А вскоре ему пришлось и вовсе бежать в Советский Союз. Когда в январе 1933 года нацисты пришли к власти, известный драматург Фридрих Вольф, еврей по происхождению и коммунист по политическим убеждениям, быстро ощутил, что в третьем рейхе он нежелательное лицо. А вскоре стало ясно, что ему грозит настоящая опасность.

Более 37 процентов голосов (июль 1932 года) нацисты на свободных выборах не собирали. Следующие выборы в ноябре были неудачными для партии. Нацисты потеряли два миллиона избирателей и 34 мандата, но именно в этот момент они получили власть. И сразу же начали уничтожать врагов — коммунистов и либералов. Но, несмотря на запрет компартии — влиятельного соперника в борьбе за голоса избирателей, выборы 5 марта 1933 года разочаровали Гитлера. Нацисты вновь не смогли завоевать большинство и нуждались в коалиции с другими партиями.

Адольф Гитлер пошел иным путем.

Двадцать первого марта 1933 года появился президентский декрет «Об отражении коварных нападок на правительство национального подъема», позволявший наказывать за любую критику режима и самого Гитлера. 22 июня крупнейшая в стране социал-демократическая партия была объявлена враждебной государству и народу, мандаты социал-демократических депутатов аннулировались. 12 ноября состоялись новые выборы. Зачистка политического пространства и прямые репрессии дали нужный результат. Нацисты собрали 92 процента голосов.

Они образовали Министерство народного просвещения и пропаганды, которое возглавил первый секретарь столичного горкома партии Йозеф Геббельс. Он почувствовал, что немцы, которые со стороны кажутся стопроцентными материалистами, в реальности падки на пафос и высокие слова: великая держава важнее материального благополучия.

Теперь власть полностью контролировала прессу и радиовещание, о независимой журналистике не могло быть и речи. Критика или анализ действий власти исключались. Сомнение, дискуссии — всё это было забыто. Одно мнение, одна позиция, один взгляд. Несогласных отправляли в концлагерь. Люди либо утратили способность здраво оценивать происходящее, либо предпочитали помалкивать.

Новые порядки отразились и на культурной жизни страны. Йозеф Геббельс поделил литературу на подлинно народную и на чуждую немецкому духу. Нацисты запретили творчество 149 писателей — 12 400 произведений. Министр сам составил этот список.

Душным вечером 10 мая 1933 года он устроил в Берлине сожжение книг. Вспыхнуло пламя, и в костер полетела первая пачка. Горели враги «национальной Германии», освобождая народ от порчи, открывая дорогу растущим национальным силам. Толпа одобрительными возгласами провожала в огонь книги классиков немецкой литературы:

— Против декаданса и морального разложения! За строгость и нравственность в семье и государстве! Я предаю огню сочинения Генриха Манна, Эрнста Глезера и Эриха Кестнера!

— Против искажения нашей истории и принижения ее великих героев! За благоговейное отношение к прошлому! Я предаю огню сочинения Эмиля Людвига и Вернера Хагемана!

Все ли, кто участвовал в этом, были сторонниками новой власти и разделяли программу нацистов? Нет. Но им внушили — или они поверили в то, что только таким образом можно сохранить национальную культуру, помочь народу обрести веру в свои силы и занять подобающее место в мире.

Ветер разносил по площади несгоревшие листы, бросал пригоршни пепла под ноги завороженных зрелищем берлинцев. В воздухе пахло гарью, но самое тонкое обоняние не уловило тогда запаха горящего человеческого мяса. Никто из стоявших на Оперной площади не понял, что вместе с пачками книг в костер полетела и их собственная жизнь. То, что началось с сожжения книг, для противников режима закончилось печами лагерных крематориев; для тех, кто восторженно аплодировал штурмовикам, обернулось могилами в Сталинграде; их семьи сгорели в огромных кострах Гамбурга и Дрездена, зажженных авиацией союзников…

Ни писать, ни заниматься медицинской практикой Фридриху Вольфу не было позволено. Он бежал в соседнюю Австрию. Оттуда перебрался в Швейцарию. И вовремя. Кто не уехал, оказался в концлагере. Оставшиеся в Германии еврейские родственники Вольфов погибли. Дядю Фридриха, доктора Морица Мейера вместе со всеми евреями города депортировали в Рижское гетто, которое позже было полностью уничтожено…