Читать книгу "Отражение удара - Андрей Воронин"

В доказательство он сел на постели и едва не упал обратно на подушку так сильно закружилась голова.

Состояние было такое, словно он вчера выпил по меньшей мере ведро водки. Конечно, вечером он пил — на то и новоселье, — но все-таки…

Чепуха, решил Сергей Дмитриевич, с трусливой старательностью закрывая глаза на очевидное. Обыкновенное похмелье. Надо меньше пить и больше закусывать. Ч-черт, совершенно не помню, как лег спать…

Он с опаской взглянул на жену, пытаясь отыскать на ее свежем и все еще очень привлекательном лице следы недовольства.

— С-слушай, — нерешительно спросил он, — я вчера… ничего?

— Ты вчера напился, как зонтик, — сообщила ему жена. — Слава богу, никто, кроме меня, этого не заметил.

— Вот черт, — огорченно сказал он, — извини. Ничего не помню.

— Пустое, — с улыбкой ответила жена. Это было ее любимое словечко «пустое», и оно означало, что Алла Петровна не усматривала в поведении супруга ничего предосудительного. — Ты устал — переезд, ремонт…

Выпил лишнего и отключился. На то и новоселье.

— Это точно, — бодрясь, сказал Сергей Дмитриевич и с трудом встал. Его качнуло, и он ухватился за спинку кровати. — На то и новоселье. Умница ты у меня, Петровна.

— С тобой все в порядке? — обеспокоенно спросила жена.

— В полном, — уверил Сергей Дмитриевич и в доказательство звонко шлепнул себя ладонью по голому выпуклому животу. — Хоть сейчас в космос.

— Одевайся, космонавт, — сказала Алла Петровна и взлохматила остатки мужниных волос вокруг лысины. — Завтрак стынет.

— Завтрак стынет, рога трубят, — фальшиво пропел Сергей Дмитриевич, со второй попытки попадая ногой в шлепанец и направляясь в ванную. — Великие дела ждут того, кто способен их свершить.

Продолжая распевать эту чепуху, он вышел в прихожую и включил свет в туалете. Воровато оглянувшись на дверь спальни, он быстро и бесшумно приоткрыл стенной шкаф и запустил в него руку. Он знал, что так или иначе узнает все и без этой партизанщины, но удержаться просто не мог. Мозг кричал во все горло, призывая закрыть шкаф и хотя бы ненадолго оттянуть неизбежное, но рука действовала словно бы сама по себе, раздвигая, ощупывая… убеждаясь.

«Что же это было? — думал Сергей Дмитриевич, так ожесточенно двигая зубной щеткой, словно намеревался разорвать рот. — Что же было на этот раз? И что вообще со мной происходит?»

Он посмотрел в укрепленное над раковиной зеркало, как будто отражение могло дать ответ. Отражение молчало, и вид у него был самый что ни на есть дурацкий: круглые щеки — одна больше другой из-за зубной щетки, перемазанный пастой рот, мешки под заплывшими глазами, длинные пряди вокруг лысины торчат во все стороны, придавая голове сходство с полуоблетевпшм одуванчиком, белесая щетина на подбородке. Да, подумал он. Пожалуй, это чучело ответит.

— Ну, чего таращишься?

Он подавил в себе желание плюнуть зубной пастой в зеркало и тщательно, по всем правилам, прополоскал рот. Похмелье понемногу отступало, и мозг привычно перебирал предстоящие дела, настраиваясь на рабочий лад и как бы между делом воздвигая непроницаемый защитный барьер вокруг зиявшего в памяти черного провала, в который каким-то не вполне понятным образом ухнул остаток вчерашнего вечера. В последнее время эта операция успела утратить остроту новизны и превратилась в рутинное, раз и навсегда отработанное действо — с памятью Сергея Дмитриевича творились странные вещи, и временами он побаивался, что скоро там вообще не останется ничего, кроме этих огороженных хлипкими заборчиками черных бездонных ям.

Но хуже всего были пробуждения, и даже не пробуждения, а то, что следовало за ними. Намыливая щеки, Сергей Дмитриевич выдавил кривоватую улыбку: да уж, по утрам ему приходилось несладко…

Память, как бесконечно бегающий по кольцевой линии поезд метро, снова помимо воли вернулась к исходной точке. Механически двигая помазком, Сергей Дмитриевич невидящими глазами смотрелся в отражение в забрызганном зубной пастой зеркале и вспоминал, как все это случилось в самый первый раз.

* * *

…Дом стоял на самом краю микрорайона, и с двенадцатого этажа Сергей Дмитриевич без труда мог наблюдать за жизнью обитателей обреченной на снос деревушки, в огороды которой шестнадцатиэтажное обиталище вломилось, как ледокол в береговой припай. Вокруг дома расстилалось безбрежное море вздыбленной и исковерканной колесами и гусеницами рыжей глины, кое-где прорезанное жалкими полосками асфальта, проложенными, как водится, совсем не там, где нужно, и потому имевшими заброшенный вид. На рыжей поверхности глиняного моря белел беспризорный мусор, среди которого тихо ржавело забытое строителями железо и потихоньку крошились штабеля бетонных плит.

В подъезде одуряюще пахло побелкой, масляной краской и ацетоном. Сквозь все эти запахи пробивался еще один, не слишком сильный, но весьма откровенный запашок, в природе которого Сергей Дмитриевич не сомневался ни минуты: он сам был строителем и отлично знал, что строительные организации, как правило, не утруждают себя возведением на объектах таких архитектурных излишеств, как туалеты для рабочих.

Возвращаясь с работы, он с головой погружался в бурную стихию ремонта: Алла Петровна, обычно мягкая и иронично-веселая, въехав в новенькую, с иголочки квартиру, казалось, напрочь утратила чувство юмора и превратилась в хрестоматийного надсмотрщика за рабами — не хватало разве что бича из воловьей кожи да шестизарядного револьвера. Впрочем, себя она тоже не жалела, с лихвой восполняя недостаток денежных средств находчивостью и усердием, так что через каких-нибудь две недели железобетонный сарай, оставленный строителями счастливым новоселам, совершенно преобразился.

Соседи Шинкаревых тоже не теряли времени напрасно: отовсюду доносились утробный вой электродрелей, сводящий с ума стук молотков и потусторонние звуки, которые получаются, когда прямо у вас над головой кто-то с натугой двигает по полу тяжелую мебель.

Вскоре в подъезде появились молодые люди, нагруженные образцами разноцветной винилис-кожи и плоскими чемоданчиками с инструментом. Они звонили во все квартиры подряд, предлагая свои услуги, и подъезд наполнился дробным перестуком молотков. Сергей Дмитриевич был вынужден отказаться от обивки двери: после переезда и ремонта в карманах гулял ветер, а получка ожидалась еще очень нескоро. Присутствовавшая при разговоре Алла Петровна тяжело вздохнула, но промолчала: финансовое положение семьи было ей известно не хуже, чем мужу, а в долг эти ребята не работали.

Заперев дверь, Сергей Дмитриевич внутренне съежился, предчувствуя недоброе. Такое случалось редко, не чаще двух-трех раз в год, но все-таки случалось: Алла Петровна вдруг зацикливалась, и жизнь Сергея Дмитриевича превращалась в кошмар. В последний раз причиной такого кошмара стала лисья шуба. Я понимаю, говорила Алла Петровна, что такая вещь нам не по средствам. Я понимаю, говорила она, что ты честный человек, и очень это ценю, но неужели я не заслуживаю такой мелочи? Обидно, говорила она, наблюдать, как восемнадцатилетние шлюхи увешиваются бриллиантами, наверчивают на себя песца и норку и разъезжают из кабака в кабак на новеньких «порше». Мне не нужны песец и «порше», с ироничной улыбкой говорила Алла Петровна, я не шлюха, и готовлю я лучше, чем повара в дорогих ресторанах, но, между прочим, зима на носу, и я просто не могу восьмой год подряд приходить на работу в старом пальто. В конце концов, там бывают приличные люди, и я устала от сочувственных взглядов… По твоей милости, говорила она, я лишилась возможности иметь детей, так почему бы не потратить часть сэкономленных на них денег на такой пустяк?