Читать книгу "И это тоже пройдет - Милена Бускетс"

– Тебе лучше? – спросил Санти. Он намочил полотенце и протирал мне лоб и шею. Потом принес мне одежду.

– Вроде да.

– Совсем забыл, что тебе нельзя пить натощак.

– Сама виновата. Джин с тоником был явно лишним. Если ночью не помру, наутро оклемаюсь.

Санти погрузил свой велосипед в мою машину и повез меня домой. Я открыла окно и закрыла глаза. Я устала. Очень хотелось спать. Возле дома он торопливо поцеловал меня в губы.

– Здесь полно школ, как бы меня кто-нибудь не засек, – озираясь по сторонам, пробормотал он. И, забираясь на велосипед, добавил: – Мы с семьей собираемся на пару дней в Кадакес. Друзья пригласили. Может, удастся вырваться, тогда повидаемся.

Я захлопнула дверцу машины и помчалась к лестнице. Кажется, меня сейчас опять вырвет. Успеть бы добежать до ванной.

5

Холл в подъезде весь заставлен коробками. Вдвоем с домработницей мы составили их в левый угол, и теперь они громоздятся в шесть этажей до самого потолка, вместе с теми, что стоят здесь со времени моего пере-езда. Тогда, два года назад, мы начали их разбирать, но скоро убедились, что в квартире больше нет места ни для одной книги, ни для одной игрушки и даже булавки. Пришлось бросить – до тех пор, пока не переберусь в квартиру побольше. Я уже не помню, что хранится в этих коробках. Скорее всего, книги. Иногда я ищу какую-нибудь, но не нахожу. Наверное, в один прекрасный день – через два года или через двадцать лет – мы все-таки вскроем эти коробки и обнаружим в них множество сокровищ. Твои коробки заполнены книгами, чайными сервизами и столовым бельем. Я не в состоянии расстаться с твоими вещами, особенно с теми, которые ты любила. Несколько раз я принимала твердое решение их выбросить, но уже через пять минут понимала, что не смогу и сохраню все, до последней безделушки. Еще часа через три меня озаряла гениальная мысль: надо все это раздарить. Но дело так и не двигалось с мертвой точки. Наверное, я просто никак не могу осознать, хочу от тебя отдалиться или нет. Это трудный вопрос. Расставаться с мертвыми гораздо тяжелее, чем с живыми. Около стены из коробок стоит длинная вешалка, которой мы пользуемся, когда приходит много гостей. На ней висит твой шерстяной жакет (серо-зеленый, с коричневыми полосками) – единственное, что я сохранила из твоей одежды. Не потому, что он мне так уж нравится, а потому, что я тысячи раз видела тебя в этом жакете – мы вместе покупали его в твоем любимом магазинчике. Я так и не набралась мужества отнести его в химчистку. Наверное, он все еще пахнет тобой. Я не проверяла – смелости не хватает. Твой жакет вообще меня немножко пугает: пыльный, весь в собачьей шерсти, он серым призраком приветствует меня, когда я вхожу в дом.

Я боюсь покойников. Но, увидев мертвой тебя, не испугалась. Я могла бы просидеть рядом с тобой несколько веков. Меня не покидало чувство, что тебя здесь нет, и солнечный свет, струясь тем летним утром в раскрытое окно, не встречает на пути никаких препятствий. Единственное, что осталось, – это гримаса боли на твоем лице, тишина, усталость и мое одиночество. Не такое, как прежде, а новое, бесконечно глубокое: словно земля разверзается под ногами, и я лечу вниз, до самого дна, но стоит мне его коснуться, как оно тоже проваливается и я падаю дальше. И так без конца. Если твоя душа, или что там у нас есть, была еще жива, она и минуты не выдержала бы в невыносимой атмосфере той залитой солнцем комнаты. Я ее не упрекаю: моя душа тоже бросилась бы оттуда наутек.

– Что это за кошмарный жакет висит у тебя внизу? – спросила София, входя в квартиру.

На ней белый льняной балахон, обметанный красной ниткой, который ее мать носила в молодости, во времена хиппи. Недавно София случайно наткнулась на него среди всякого старья и отдала портнихе чуть-чуть перешить. Получилось оригинально и даже красиво. София одевается с большим вкусом и не упускает ни одной детали, что в наше время встречается редко: мне кажется, сейчас только кое-кто из пожилых людей серьезно относится к одежде и тщательно следит за собой. Я в этом смысле совсем не похожа на Софию: мой стиль – старые джинсы и мужские рубашки. София привлекла мое внимание задолго до того, как мы впервые разговорились (у входа в школу, где учатся наши дети). Странная, всегда безукоризненно и экстравагантно одетая, она могла появиться в красной соломенной шляпе с огромными полями, не хуже зонтика защищающими от дождя, или в плотных шортах, надетых поверх черных шерстяных колготок. Мы сразу прониклись взаимной симпатией. Так бывает между девочками-подростками, сразу и безошибочно угадывающими друг в друге родственную душу – человека, который не только разделяет твои вкусы и привычки (любит белое вино и ко всему в жизни относится наплевательски), но и благодаря открытому характеру и доверчивости (спасибо счастливому детству) принимает мир и людей такими, какие они есть.

– Это мамин жакет, – ответила я. – Никак не соберусь отнести его в чистку. А если честно, я так и не решила, что с ним делать. Это все, что я оставила из ее одежды.

Я вспомнила Элениту – дочь моей замечательной няни Марисы, ставшей мне второй матерью. Она умерла два года назад от сердечного приступа, хотя уже давно болела раком. В тот единственный раз, когда я виделась с Эленитой после смерти Мариты, она встретила меня в цветастом халате, прежде принадлежавшем ее матери. Я сразу узнала этот халат и не удивилась, что Эленита его носит, но почему-то мне вдруг подумалось, что зря она это делает: от него исходило дыхание смерти. Потом мне на память пришел один случай из школьного детства. У нас был урок физкультуры, мы стояли на старте беговой дорожки и ждали, когда учитель даст свисток. И тут одноклассница – худенькая светловолосая девочка – показала мне на свои носки: длинные, чуть ли не до колен, желтого цвета. И сказала, что это носки ее отца, недавно скончавшегося от рака. Мне еще не приходилось сталкиваться со смертью, и то, что девочка носит вещи умершего отца, показалось мне романтичным и печальным. В отрочестве боль и грусть, как и все остальные чувства, мимолетны и ярки; по крайней мере, так было у меня. Через год, когда мне исполнилось семнадцать, от рака умер мой отец. С тех пор я многих потеряла. Последним звеном в этой зловещей цепи – тяжелым, весом в целую тонну, – стану, наверное, я.

– На твоем месте, – посоветовала Элиса, – я бы отнесла жакет в химчистку, а потом повесила в шкаф или убрала на верхнюю полку. А что с ним делать, решишь потом. Куда тебе спешить?

Элиса, как и София, пришла ко мне на ужин. Мы редко собираемся все вместе: трио – не лучший состав для дружбы.

– Я приготовлю коктейли. Тебе надо взбодриться, – заявила София.

София – специалист по коктейлям и почти всегда берет с собой изящную парусиновую сумку с полным набором соответствующих принадлежностей. Элиса привезла суши. Я достала из холодильника остатки засохшего сыра, и мы сели за стол. Выпили за жизнь, за нас и за лето. В последнее время все хотят выпить со мной за будущее, хотя я понятия не имею, наступит оно или нет.

– В общем, так, девочки, – провозгласила я. – Я на несколько дней еду в Кадакес. Секс, наркотики и рок-н-ролл. Кто со мной?