Читать книгу "Пойми и прости - Дж. П. Моннингер"

Я покачала головой:

— Пока нет, но однажды сделаю. Вообще-то, это может быть любое официальное мероприятие. Любой праздник, куда приходят нарядными. Просто обожаю, когда люди дерутся и толкают друг друга лицом в торт. Ничего не могу с собой поделать. Жизнь была бы слишком скучна без семейных разборок.

— Ах вот в чем дело — ты анархистка. Вероятно, ты будешь примерной гражданкой лет до сорока, а потом войдешь в какую-нибудь опасную группировку и будешь расхаживать по улицам в униформе и с мачете на шее. Тебе нравятся мачете?

— Даже больше, чем ты можешь подумать.

— Значит, Южная Америка.

— Что за радикальное обобщение? У всех в Южной Америке есть мачете?

— Естественно. А ты не знала?

— А какое оружие привлекает тебя?

— Садовые ножницы.

— Ха, садовые ножницы? Почему же?

— Мне просто кажется, что их недооценивают.

— Знаешь, когда ты рядом, мне постоянно хочется тебя ударить. Иногда ты спасаешься, даже не догадываясь об этом.

— Некоторые люди называют это природным очарованием. Или сумасбродством. Зависит от ситуации.

Джек сделал глоток кофе и выглянул из-за стакана. Какая-то часть меня хотела поцеловать его, а какая-то — плеснуть кофе в его самодовольную физиономию. Впервые в жизни меня настолько поразил мужчина — все в нем.

— Сколько тебе лет? — спросила я. — У тебя ведь должна быть какая-то профессия. Ты вообще работаешь?

— Сколько лет ты мне дашь?

— Десять.

Он взглянул на меня.

— Мне двадцать семь, — сказал он. — А тебе сколько?

— Джентльмен никогда не спросит даму о возрасте.

— Думаешь, я джентльмен?

— Думаю, никто в здравом уме не назовет тебя очаровательным.

— Ты не ответила.

— Двадцать два, — сказала я. — Скоро двадцать три.

— Твои родители поздно отдали тебя в школу?

— Нет!

— Наверняка так и было, просто они тебе не сказали. Такое бывает, знаешь.

— Я хорошо училась. Ты ведь сам сказал.

— Конечно, ведь родители дали тебе целый год, поэтому у тебя было преимущество перед одноклассниками. Ты была старше других. Я уже таких встречал. На самом деле это до ужаса несправедливо. Все школьные годы у тебя было преимущество.

— А ты сидел за задней партой? Делал вид, что рисуешь, или был непонятым поэтом? Настолько банально, что у меня аж зубы болят.

— Какую одежду я носил?

— Ах, с чего начать? Джинсы, конечно. И футболка с географическими названиями… Нет, нет, кажется, я поняла. Футболки с логотипом компании «Джон Дир» или что-то типа «Металлическое оборудование». Что-то утилитарное… Или пролетарское. И у тебя были длинные волосы, как сейчас, только ты еще вытаскивал один локон, ну, чтобы он загадочно свисал, ведь ты такой весь таинственный поэт. Я права? Значит, ты был простачком, сыном фермера, но с глубоким внутренним миром. Все это шло в комплекте? Или собрано вручную?

— Никакой сборки.

— А твоей стабильной оценкой была четверка. Возможно, четверка с минусом. К учебе относился хорошо, но несерьезно. Мог пропустить пару домашних заданий, ленился, но читал, и учителей это устраивало. Девушка? Хм-м-м. Хулиганка. Возможно, девчонка, которая пасла овец. Или коз, так даже лучше. От нее пахло духами и навозом, а еще она, как и ты, чудесным образом обожала книги и поэзию. Такая себе Шерон Олдс[1].

— Ты прямо видишь меня насквозь. Обжигаешь душу своей проницательностью.

— Ее назвали в честь какого-то растения… Или времени года. Саммер. Хейзел или Олив. А может, Майский Жук.

На какое-то время мы замолчали. Интересно, зашла ли я тогда слишком далеко? Наши глаза встретились. Поезд покачнулся, Джек поднял стакан и осушил его. Казалось, мы вот-вот поцелуемся. Это было неизбежно. Я осознала, что он нравится мне слишком сильно. Но затем вышел парень и закурил, хоть это и было абсолютно противозаконно. Он сказал нам что-то на английском, но я не разобрала ни слова из-за шума. Незнакомец походил на велосипедиста: крепкие ноги и бейсболка с укороченным козырьком. Но я не была уверена в своих предположениях.

За ним вышли два приятеля, одетых примерно так же. «Видимо, у них что-то вроде группового тура», — подумала я и поймала на себе взгляд Джека. Мы внимательно осмотрели друг друга. Он улыбнулся — это была теплая, но немного грустная улыбка. Значит, разговору пришел конец и нужно уходить. Что-то в этом роде.

— Готова? — спросил он, кивая в сторону нашего вагона.

Я кивнула. Вот и все.

6

За полчаса до Амстердама вернулась Эми, правда, без Виктора. Джек ушел в вагон-ресторан.

— Где граф Дракула? — спросила я.

— Бо-же-мой, — сказала она и плюхнулась рядом со мной.

— Польша завоевана?

— Скажем так, европейские нации снова встретили меня с распростертыми объятиями.

— Ну ты и распутница.

— Не сдерживай свою внутреннюю шлюху, Хезер.

Она изобразила что-то вроде танца и спела какую-то дурацкую песенку. Ее пение разбудило Констанцию. Она привстала и оглянулась вокруг, очевидно, не понимая, где находится. На ее щеке красовался отчетливый след от дорожной подушки. Наконец, осознав, что она в поезде, и увидев танцующую Эми рядом, Констанция заскулила и уткнулась головой в колени.

— Только не это, — сонно пробормотала она.

— В графе Дракуле есть что-то такое, — сказала Эми. — Он очень милый.

— Ты перепихнулась с Дракулой? — спросила Констанция, медленно потирая лицо. — У кого-нибудь есть вода?

— Держи, — сказала Эми, достав рюкзак из-под сиденья и протянув подруге бутылку. — Одна я умираю с голоду?

— Сыр и яблоки, — сказала я.

В этой поездке я была главной по снабжению провиантом. У меня всегда была еда. Иногда, как я и говорила Джеку, я была немного слишком организованна — такое вот наследство от Мамазавра.

— Они не очень далеко?

Я наклонилась в поисках своего рюкзака. Эми достала доску для нарезания в форме груши, которую мы купили спустя неделю после наших путешествий. Она помещалась в рюкзак и стала нашим импровизированным столиком. Мы достали свои швейцарские ножики, я выложила яблоки, французский чеддер, два стебля сельдерея и арахисовое масло. Пришлось поискать получше, чтобы откопать багет — я разломила его надвое, чтобы он не торчал из рюкзака. Вскоре он уже лежал рядом с яблоками.

— Я долго спала? — спросила Констанция.