Читать книгу "Бомарше - Рене де Кастр"

Если мои условия вас устраивают, если вы чувствуете в себе достаточно сил, чтобы добросовестно выполнять их, в конце этого письма сделайте приписку о том, что вы согласны на них, поставьте свою подпись и отошлите письмо мне обратно; и в этом случае передайте г-ну Пеньону мое почтение и признательность и скажите ему, что я почту за честь зайти завтра к нему и пригласить его к нам на обед, а вы будьте готовы вернуться вместе со мной в наш дом и занять в нем ваше место; я был далек от мысли, что это произойдет так скоро, и опасался, что это вообще никогда не произойдет».

Такова была эта суровая программа, подразумевавшая полное подчинение отцу и отказ от личной свободы, и человек, ставший чуть позже символом независимости своего времени, без колебаний подчинился ей во имя собственного же блага. В конце отцовского письма Пьер Огюстен решительно и четко приписал следующие строки:

«Глубокоуважаемый и дорогой отец!

Я принимаю все ваши условия с непоколебимой готовностью выполнить их с божьей помощью, и пусть все это болезненно напоминает мне о том времени, когда все эти церемонии и законы были необходимы, дабы призвать меня к выполнению моего долга! Уверяю вас, что я очень страдаю от того унижения, которое сам же и заслужил, и если все это вкупе с моим достойным поведением поможет мне вернуть ваше расположение и вашу дружбу, я буду безмерно счастлив. С верой в это я и подписываю все, что содержится в вашем письме.

Карон-сын».

Можно до бесконечности обсуждать этот акт о капитуляции, в котором Керубино, взывая к Господу, позволил прорваться своей досаде на то, что с ним обращаются как с ребенком, но даже если в этой капитуляции и присутствовал элемент актерской игры или неискренности, навязанная сыну воля папаши Карона принесла свои плоды: Пьер Огюстен осознал, что он сможет обрести свободу, только добившись славы; он с упорством взялся за дело и через очень короткое время стал самым известным часовых дел мастером своего времени.

Глава 3

МОЛОДОЙ ИЗОБРЕТАТЕЛЬ (1753)

«Стать первым, чтобы добиться признания», — такова была честолюбивая программа, которую папаша Карон наметил для своего сына.

В то время бытовало мнение, что часовое дело уже достигло пределов совершенства. В 1657 году голландскому часовщику Гюйгенсу пришла в голову мысль использовать колебания маятника для регулировки хода стенных часов. Эти часы заводились посредством подтягивания гирь и показывали довольно точное время, если не считать тех погрешностей, что были связаны с изменением длины балансира из-за перепадов температуры. Создание балансира определенной длины, не меняющейся из-за расширения материала, из которого он сделан, — это уже была проблема физиков, а не часовщиков, требовался новый сплав, механика тут была бессильна.

Но балансир нельзя было использовать в карманных и плоских часах. Продолжив свои исследования, Гюйгенс обнаружил, что время колебания маятника зависело исключительно от его длины, а посему той же изохронности можно было попробовать добиться, заменив его деталью в форме геометрической спирали. Это открытие привело к созданию часовой пружины, которая обеспечивала ход часов посредством своеобразного горизонтального балансира, способного работать практически в любом положении. С тех пор карманные часы стали реальностью и быстро вошли в обиход, хотя точность их оставляла желать лучшего.

Не имея возможности усовершенствовать ход карманных часов, мастера начали уделять особое внимания их внешнему виду. Корпус часов приобрел большее значение, чем сам часовой механизм: художники, мастера по эмали и оправщики соревновались друг с другом в оформлении часов, осыпая их драгоценными камнями, украшая мифологическими сценками и портретами любимых, и в результате превратили их из точного прибора в драгоценную безделушку.

В чем же была причина плохого хода карманных часов? А в том, что часовой пружине труднее было придать упорядоченное движение, чем балансиру. Чтобы выверить движение, которое совершала пружина, разжимаясь и приводя часы в действие, был придуман специальный механизм, получивший название «спуск посредством встречного колеса». Суть его действия заключалась в том, что к оси балансира крепилась палета, которая соприкасалась с зубчатым колесом: колесо толкало палету назад, задерживало на мгновение в этом положении, после чего отпускало, чтобы вновь зацепить. К сожалению, этому прерывистому движению не хватало желаемой точности, что приводило к тому, что часы спешили или отставали почти на полчаса в сутки. Казалось, что все дело было в слишком большой продолжительности колебания, которая практически не поддавалась регулировке.

Полвека самые лучшие специалисты безрезультатно бились над тем, чтобы сократить время этого колебания до минимума, то есть до одной секунды.

Чтобы отрешиться от любовных переживаний и забыть о том полузаточении, в котором он оказался из-за своего недостойного поведения, Пьер Огюстен Карон, вставив крошечную лупу в глаз и склонившись над своим рабочим столом, с усердием принялся искать решение этой проблемы. Он подпиливал встречные колеса, чтобы посмотреть, не увеличится ли благодаря этому точность хода. Далее опытным путем он установил, что сбой в работе устройства происходит из-за того, что используемый механизм тащит балансир назад, что вызывает потерю энергии и нарушает регулярность хода часов. Может быть, вместо того чтобы заставлять балансир идти назад, стоило прерывистым движением останавливать его, приводя в состояние покоя?

Справедливости ради следует заметить, что Пьер Огюстен пришел к этой мысли не самостоятельно: пытаясь найти решение проблемы, он интересовался результатами изысканий своих предшественников и знал, что еще в конце XVII века английский часовщик по имени Томпсон[4] додумался до спуска без отхода назад, и даже изготовил один такой механизм: он вставил его в весьма неудобные в пользовании часы, которые преподнес сыну Людовика XIV. Позже эти часы были выставлены в одной из витрин Версаля в качестве диковины, так и не нашедшей применения в быту.

Ученик Томпсона, некий Грагам, нашел наконец практическое решение того, как заставить работать спусковой механизм без отхода назад: он использовал новую деталь, названную из-за ее формы анкером (то есть якорем); качание анкера, зацеплявшего зубчатое колесо, приводимое в движение маятником, обеспечивало при каждом возвратно-поступательном движении искомую остановку. Этот механизм был применен в корпусных вертикальных и в стационарных настенных часах и дал хорошие результаты, но его не удалось использовать для карманных часов в плоском корпусе. Для них было найдено другое решение — цилиндровый спусковой механизм, при котором регулировка хода часов осуществлялась с помощью колесика, снабженного штифтами, последовательно цеплявшимися за ось механизма, обеспечивавшего движение, в результате чего происходила требуемая приостановка движения. Это оригинальное, но дорогостоящее решение так никогда и не было доработано до конца.

Зная эту предысторию, можно легко проследить путь, приведший Пьера Огюстена, которому в то время не было еще и двадцати лет, к открытию, сделавшему его известным. Выделив наиболее интересные моменты каждого метода, он сразу же отказался от несовершенной системы, построенной на использовании встречного колеса, и попытался найти нечто среднее между анкером, с успехом работавшим в вертикальных стенных часах, и цилиндром, хорошо зарекомендовавшим себя в карманных часах с плоским корпусом.