Читать книгу "Свет вылепил меня из тьмы - Игорь Калинаускас"

Такое знание существует в духовном сообществе, но путь в духовное сообщество – это, как известно, дорога без возврата. Это тоже нужно знать, потому что происходящие на духовном пути трансформации – это действительно трансформации, и в обратном порядке они, может быть, и возможны, но опять как сознательное действие. Нужно понимать, что в духовном сообществе можно быть и непрофессионалом, можно быть содействующим, относящимся к этому уважительно, помогающим. Там, где традиции еще живы, где это вплетено в культуру, «божьих людей» всегда принимают, кормят.

У нас это немного иначе, поэтому в нашем регионе распространяются широко только те традиции, которые имеют знания о том, как реализовываться в обстановке отсутствия традиционной культуры. Это очень сложно, это творческая задача для духовных традиций. Вспомните, с чего началось проникновение одной китайской духовной традиции: с примитивной, под видом карате, идеи самосовершенствования, самообороны и тому подобного. Теперь уже ушу воспринимается как идея духовного самосовершенствования и как психотехника. И вот глядишь, потихоньку получается такая ситуация, о которой очень точно сказал один мой хороший знакомый: «Докажи, что ты не китаец, если у тебя один из любимчиков – Лао-цзы». Ведь действительно, в культурном смысле человек, интересующийся китайской философией и понимающий ее, уже может называться китайцем. Это и есть творческие задачи, которые решают традиции, поддерживая свою жизнь. Казалось бы, какая колоссальная традиция – Тибет. Но пишет же Тартанг Тулку о том, что они засиделись в своей библиотеке и только вторжение китайцев помогло осознать, что надо взять свои книжки и разъехаться по миру. Так что все движется, все процессуально.

Воля и целеполагание

В широком философском аспекте воля – это одно из проявлений субъективности. В этом смысле воля включает в себя целеполагание, которое противоречит наличной ситуации, то есть воля – это всегда стимул к изменению наличной ситуации, к ее преодолению или преобразованию, опять же в соответствии с замыслом, то есть с какой-то целью.

Мы можем, обобщая все подходы к понятию «воля», сказать, что воля – это основной двигатель механизма целеполагания. Когда человек живет по принципу «от цели к цели», то воля служит интегрированным психологическим образованием, которое обеспечивает достижение цели. В определенном смысле воля всегда содержит в себе элемент насилия, потому что она всегда рождается из недовольства. В русском языке есть очень тонкая связь между этими словами – «воля» и «доволен» (до воли). Мы живем в такой культуре и такой цивилизации, в которой целеполагание является основным проявлением субъективности, и потому воля имеет очень высокую положительную социальную оценку – сила воли, прочная воля, воля по отношению к себе и по отношению к цели.

Для многих оказалось странным, что в нашей системе это понятие не употребляется. Оно лишь скрыто присутствует в такой формулировке: «Сила потребности измеряется величиной препятствия, которое человек готов преодолеть и преодолевает для удовлетворения данной потребности», и все. Дело в том, что кроме волевого принципа движения человеческой жизни существует еще принцип движения, который мы называем устремленностью, то есть принцип движения не от воли, а от стремления к реализации: такое стремление порождает движение не от цели к цели, а от смысла к смыслу.

Такая смыслополагающая система не требует воли. Она дает возможность реализовать замысел жизни, который опирается на смысл, не прибегая к насилию, а вступая с объективной и субъективной реальностью в такие отношения, которые мы называем отношениями резонанса. Проблема, возникающая в этой ситуации, связана с тем, что для большинства людей само собой разумеющимся, неосознаваемым является убеждение, что существует только один принцип жизненного движения: от цели к цели. А раз этот принцип движения единственный, то основным принципом, определяющим движение, является воля, волевое усилие. И отсюда вечная дилемма: с одной стороны, поклонение воле и всевозможные плюс-подкрепления по отношению к ней, а с другой – очень тонкая грань, разделяющая волю и насилие.

Если рассуждать логично, то в ситуации, когда главный принцип движения жизни есть целеполагание или движение от цели к цели, проблема выбора средств и проблема этики, морали – вопрос уже не первостепенный, а конвенциональный. В одном обществе так, в другом обществе иначе, в данное время так, в другое – не так… Сам принцип провоцирует насилие. И поэтому, чтобы воля и насилие не переходили определенной грани, не превращались в логически завершенную форму «цель оправдывает средства», приходится оговаривать логическую конструкцию сложным комплексом конвенциональных социальных ограничений. Получается: с одной стороны, мы всячески превозносим волю, выставляя ее как положительное качество индивида, а с другой – боимся ее и окружаем всевозможными тормозными механизмами, понимая, что воля неизбежно тяготеет к насилию.

Тем и отличается духовное сообщество, что оно нашло принципиально иной способ движения жизни, движения от смысла к смыслу, которое не требует воли, а требует устремленности, опирающейся не на рациональную, а на чувственную вовлеченность в движение. Но это сообщество пока что в меньшинстве.

А есть ли смысл?

Возьмем такое противопоставление: бессмысленно и со смыслом…

Что это такое в повседневной человеческой жизни? Когда мы ощущаем бессмысленность чего-либо, чего нам не хватает? По какому признаку возникает переживание бессмысленности? Все это очень сложно. Человек по несколько раз в день произносит: «Это бессмыслица, а в этом я вижу смысл», но способ определения этого скрывается от него самого. Спросите человека без ментального напряжения о чем-либо: «Это имеет или не имеет смысл?» Он мгновенно ответит, имеет или нет, с его точки зрения. Мгновенно! Что же помогло сделать это так быстро? Ему не надо для этого думать. Откуда в нем это мгновенно возникшее знание? Чем он для себя определяет отсутствие или присутствие смысла? Нам кажется, что все, что определяется мгновенно, что рождает мгновенный ответ, наиболее вероятно связано с ценностной структурой, с иерархией ценностей. Значит, мы можем предположить, что смыслопорождающая функция имеет какую-то интимную связь с ценностной структурой человека, что между ценностью и смыслом существуют некие взаимоотношения.

Теперь попробуем рассмотреть эти взаимоотношения подробнее. Может ли быть неценным то, что имеет смысл? Очевидно, не может. Смысл – это то, что в определенном аспекте ценно. А может ли иметь ценность бессмысленность? В определенной ситуации может. Вы сумели зафиксировать пока один момент: смыслопорождающая функция связана со структурой ценностей или с ценностной структурой личности. Теперь давайте посмотрим, каким образом ценностная структура может породить смысл или обнаружить его отсутствие.

Для начала разберемся в процессе движения от смысла к смыслу. В смысле всегда есть акт присоединения, снятие дистанции между собой и неким явлением, внутренним или внешним. Смысл порождается переживанием взаимной приближенности, снятием дистанции между собой и, скажем, мыслью либо между собой и объектом или субъектом. Отсутствие смысла есть невозможность преодолеть эту дистанцию. Смысл порождается присоединением чего-либо, возможностью присоединения чего-либо к своей субъективности.