Читать книгу "Тяжелый путь к сердцу через желудок - Маша Трауб"

Нина пожала плечами.

— Мы сюда давно не ездим, мужа нет, дочь живет в другой стране, я работаю, привязана к городу. Да и вообще — тяжело, знаете ли! В смысле — одной.

Сказав это, она тут же смутилась, густо покраснела и отвела глаза: «Еще поймет не так, господи! И что меня понесло?»

Потом он спросил, нельзя ли поставить чайник, Нина кивнула и пошла на кухню.

А когда вернулась в комнату, остолбенела — на столе были разложены бутерброды, два куска домашнего пирога, свежие огурцы, разрезанные и оттого остро пахнувшие свежестью и летом.

Игорь Сергеевич смутился и развел руками:

— Вы уж простите, Нина Ивановна! Я просто подумал — путь неблизкий, проголодаемся наверняка!

Нина промолчала — это она, женщина, должна была подумать о еде. Дура и эгоистка! Привыкла все для себя.

Чай пили долго, и наконец Игорь Сергеевич рассказал свою историю. Оказалось, что вдовеет он давно, девять лет. Жена умерла от долгой болезни. Сейчас ничего уже, почти привык.

— Если к этому вообще можно привыкнуть! — грустно добавил он.

Живет он с сыном, невесткой и внуком. Квартира небольшая, двухкомнатная. Места, разумеется, не очень хватает. И вот он решил — оставит своим квартиру, а сам переберется за город. Почему? Да потому что давно об этом мечтал — о природе, свежем воздухе, тишине и покое. Еще мечтал о саде и даже — представьте — об огороде! Самому, ей-богу, смешно! Ни тем, ни другим он в жизни не занимался! Детям будет вольготнее, а в отпуск — милости просим! Внука возьмет на все лето, парень чудесный, они с ним большие друзья!

Нина слушала его и думала о своем эгоизме. Человек заботится о близких! Даже, возможно, в ущерб самому себе. А она…

Укрылась в своем черепашьем панцире и думать ни про кого не желает!

Потом Игорь Сергеевич сказал, что его все устраивает, торговаться он не намерен, только… Он замолчал.

— Вы бы еще подумали, Нина! Ей-богу, ведь жалко! Такой дом, такой сад!

— А вы? — раздраженно ответила Нина. — Как же вы? Ну если я передумаю? Вам же подходит все, верно?

Он кивнул.

— Да, подходит. Кое-что, конечно, надо подправить, обновить. Но если вы передумаете, я еще что-нибудь подберу! Предложений, знаете ли, вагон и тележка.

— Нет, — решительно ответила Нина. — Я не из тех, кто морочит голову! Решили — значит, решили! Бумаги в порядке, давайте договоримся, когда оформлять.

А про себя. «Заботливый, блин! Ну просто смешно».

Он вздохнул и кивнул:

— Ну, хозяин — барин!

Собрали со стола остатки трапезы, отнесли на кухню чашки и ложки. Нина сполоснула посуду, выключила газ, и тронулись в путь.

Закрывая калитку, она оглянулась на дом и сад. Сердце екнуло, гулко забилось. Нина поняла, что прощается с ним навсегда. А вместе с ним — и со своей молодостью и прежней, совсем неплохой, жизнью.

До станции шли молча. Спутник голову не морочил — наверное, понимал Нинины чувства.

В поезде она закрыла глаза, но уснуть не удалось. Вспомнилась вся жизнь. Пленка крутилась быстро, как в старом кино, — и почему-то была черно-белой.

Свадьба с Гороховым, белое платье, на которое кто-то из гостей пролил шампанское, и Нина так горько плакала, словно у нее отобрали мечту.

Рождение дочки, Горохов под окном, счастливый, улыбающийся, с букетом мимозы.

Бессонные ночи, Галкины крики, первый зуб и первые неловкие шажки. Галкино падение с горки, разбитая голова, лужа крови и белое от ужаса лицо Володи, отца и мужа.

Покупка ковра, ярко-зеленого, ядреного, ядовитого цвета. Но — такая радость от покупки, что не спала первую ночь.

Строительство дачи, потный, по пояс голый Володя кричит ей с еще недостроенной крыши:

— Нинок! Ставь картошку! Проголодались!

А она смотрит на него и думает, что она счастливая…

Смерть отца, и мама у гроба — маленькая, словно ребенок, руки дрожат, и все приговаривает:

— Как же так, Ванечка? Зачем же ты так?

Потом развод и судья с неподвижным, словно окаменелым, лицом — она смотрит на нее с какой-то брезгливой жалостью: «Что ты за баба, если от тебя бежит приличный мужик?»

Дальше — Горохов с новой женой, дружные и счастливые. И она, Нина, словно подглядывающая в чужое окно.

Галкина свадьба — суетливая, пьяная, с кучей незнакомых и чужих людей. Таз с жареными пирогами — болгарскими плэчинтами, которые всю ночь пекла суетливая Галкина свекровь.

Дочь с горящими глазами:

— Мама! Я так люблю его! Ты даже не представляешь!

Точно, не представляла! Бросить институт, бросить мать, чтобы уехать в другую страну, к черту на рога! Столичная девочка, а там — собственный дом, хозяйство. Куры, корова. Бред какой-то!

Потом снова дача, уже осенняя. Они топят печку, муж чертыхается — печка не думает разгораться. А на полу, в тазах и корзинах, лежат яблоки. Огромная, с мужской кулак, антоновка пахнет так яростно, что кружится голова. Уставший муж садится на стул и хрустит сочным яблоком:

— Здорово, да? Не зря мы, Нинок!

И в глазах его такая радость…

И кажется, что вся жизнь впереди… Долгая и счастливая жизнь.

Поезд затормозил, Нина открыла глаза. Простились в метро, договорились о походе к нотариусу.

«Все слава богу! — думала она. — И человек нормальный, и торговаться не стал. Что говорить — повезло!»

Вечером позвонила Инге.

Та действия одобрила, уточнила цену и выдала:

— Вот! Наконец! Купишь себе приличную норку и поедешь в Испанию! Возьмешь хороший отель и отдохнешь по-человечески! В первый раз в жизни!

Нина подругу остановила:

— Зачем мне твоя норка? Зачем мне отель? Поеду на Волгу, я уже и путевку присмотрела.

— Дура! — завопила Инга. — Неисправимая дура!

— Вот именно, — поддержала Нина. — И зачем мне, дуре, твоя норка?

Деньги решила отправить дочке, а все остальное — фигня. Все у нее есть, шубы ей не надо — при наших погодах, знаете ли! Сплошные оттепели и дожди! Есть еще отличное финское пальто — как раз на мороз.

Инга снова осудила ее, слегка цапанулись и одновременно бросили трубки.

Обе не расстроились: понимали, что такие «конфликты» — ни о чем, завтра созвонятся как ни в чем не бывало.

Так и было — созвонились на следующий день, вернее, позвонила Нина, взволнованная перед завтрашней сделкой.

Инга сказала, что на сделку отправится вместе с подругой — так спокойнее и правильнее.

Назавтра встретились у конторы нотариуса в десять утра.