Читать книгу "Взрослая колыбельная - Юлия Шолох"

— Какого двойника? Почему вы меня так называете все время?

— Да ты ж двойник, Катя. То есть наши боги сильны, но не настолько, чтобы людей из чужих миров безнаказанно воровать, поэтому они делают двойников. Первая Катя-то, поди, живет как жила, знать не знает ни о тебе, ни о нашем мире. А ты появилась тут… Внешне как она, до последней черты, с ее памятью и прошлым, только впереди у тебя все иначе, все другое. Некуда тебе возвращаться, к чужой судьбе не примажешься. Она теперь сама по себе, ты — сама по себе.

Ух ты, а плащик полезный, мягкий. Не дал сильно о пол удариться, когда ноги подкосились. Не думай, не думай обо всем этом. Потом будет время, пострадаешь еще, наплачешься всласть, а сейчас на повестке стоит другой вопрос.

— Если я его не найду, как мне жить? То есть в любом мире главный вопрос — на что?

Грамадий шумно вздохнул.

— Ой, вижу, умаялась ты от новостей, побелела вся, совсем прозрачная стала. Не ушиблась? Вставай и слушай. Давай вот что сделаем. Хочешь искать своего суженого — ищи. Пристроим тебя в АТМа, будешь его искать, а заодно и делу какому-нибудь полезному обучишься, чтобы сама по себе смогла жить.

— Но я разве колдунья? — с робкой надеждой спросила я.

Очень хочется уметь… да все уметь! Взмахнуть рукой, чтобы появился терем с расписными ставнями да столом-самобранкой.

— Нет, какая ты колдунья, — разрушил он мои мечты.

— Но как можно меня в Академию тогда?

— Но ты ж двойник, Катя. Наш князь Гораславский несет за вас, иномирян, ответственность. Будет заботиться о тебе, пока нужно, в Академию пристроит, не сомневайся.

— Хорошо бы…

— А АТМа! Там не только колдуны, там много разных мастеров обучается. Что вот ты умеешь делать? Лечить умеешь?

— Не-а, — растерянно ответила я. — Не умею. Я училась на финансового аналитика.

— Это что такое?

— Лицо, анализирующее финансовые активы с целью определения их инвестиционных характеристик и выявления неправильно оцененных активов, — пробормотала я заученное определение. Так нелепо звучало!

Грамадий покивал, будто повторял мои слова про себя. Потом крякнул:

— А! Смотритель казны то есть?

— Ну, не знаю.

Бог его знает, как у них тут это называется.

— Все-все, понял. Тока к казне тебя все одно никто не допустит. А раз больше ничего не умеешь, будешь детям грамоту преподавать. Будешь?

— Буду, почему нет.

Детей я люблю, особенно со стороны посмотреть и поумиляться.

— Дело хорошее, правда, в АТМа не очень в почете. Там все больше боевые колдуны да ведуны тайные в чести.

— Все равно! Детей учить дело хорошее. А на жизнь этим заработаешь?

— Заработаешь, если не шибко капризная.

Не шибко? Я вообще-то единственная дочь у родителей, поэтому все всегда получала. Боже мой, родители! Какое счастье, что Катька дома осталась! То есть я. То есть уже не я. В любом случае, тяжело, конечно, думать, что никогда их не увидишь, но по крайней мере, они об этом не узнают.

— Ну что, согласна?

— Да.

— Вот и договорились! Так, пишу тебе бумагу, отнесешь в АТМа, там объяснят, что дальше делать. Будешь учиться. Если что, обращайся. За советом там, за помощью. Получи пока средства на жизнь.

Одной рукой царапая какой-то скрипучей палочкой записку, вторую Грамадий сунул в стол и бросил мне мешочек с чем-то звенящим.

— Все! Пойдем пока пообедаем! — Дописав, он без промедления вскочил, и борода воинственно задралась к потолку. — Потом все остальное, потом, на сытый желудок.

Я с радостью согласилась. Когда много дел впереди, нужно много сил. То есть хорошее питание и не менее хороший сон.

К ночи моя жизнь стала иная. Именно так — иная.

Мне выделили место в группе словесников, как тут называли учителей теории. Зачислили на второй год обучения из четырех, потому что я умница и быстро всех нагоню, как выразился помощник Алкана (руководителя АТМа, у нас его звали бы «декан»). Дали комнату в трехэтажном деревянном доме, узкую, но с окном во двор, где я сейчас находилась, деньги, новую форму и… неизвестность.

В окно дул ветер, стекло, чистое до хрустального блеска, слегка звенело. Там, на улице, очень холодно. Правду радетель сказал — ветер поднимал снег и носился с ним по всему свободному пространству.

Я почему-то думала, в комнате будут соседки, как в моем прежнем общежитии на Земле, но этого не произошло. Как мне объяснили, жилые дома для девушек и молодых людей стояли порознь, и обязательно с отдельными комнатами, так тут принято. У человека должно быть место, где он наедине с миром.

Познакомиться я ни с кем не успела, потому что пришла сюда всего полчаса назад, уже глубокой ночью. Измученный Грамадий попрощался, пожелав добра, носильщик принес вещи, я закрыла за ним дверь, заперла задвижку и осталась одна с целым миром.

Одна. Наверное, вот теперь я действительно одна. В семнадцать лет, сразу после школы, я переехала в общежитие, поступила в институт и была уверена, что одна. Оказывается, вранье это было, притворство. Одна — это не когда ты в общежитии без родителей, нет. Одна — это когда на всем белом свете нет никого, ни одного живого человека, к кому ты можешь прийти со слезами, кому интересно слушать о твоей жизни. Кто поймет, утешит, кто одолжит денег безо всяких условий, кому просто не плевать, жив ты или помер.

Я одна теперь.

И у меня есть только тот, кто меня вызвал, а потом сбежал. Специально или обстоятельства вынудили — это еще предстоит узнать. Но есть только он. Плащ в мешке прибыл со мной, видимо, Грамадий хотел разделаться с делами сразу. Повезло. Достанем.

Материал теплый, плотный. Под таким, наверное, спится куда лучше, чем под куцым казенным одеялом, лежащим на кровати. Кровать у меня узкая, другая в такой крошечной комнатенке не поместится, ну да ладно. Все, на сегодня хватит мыслей, буду спать. Не хочу больше ни о чем знать, ни о чем думать.

А плащ большой… Полностью меня скрыл, вместе с головой.

Ну, хоть плащ.

* * *

— Слышал новости? — прошипели из-за двери.

— Свали.

— Открывай! Слышал, говорю, что иномирянку вчера утром нашли в лесу под Гораславлем? Сыскарь там все утро рыскал, везде нос совал, всех расспрашивал, до кого добрался.

Долгое время он молчал, потом открыл дверь. Незваный гость протиснулся в комнату, поморгал в темноте.

— Чего у тебя темень такая?

— Сплю я.

— А… Говорю, нашли иномирянку утром под Гораславлем!

— И что?

— Как, ты не понял, что ли? Иномирянку после обряда поиска суженой!