Читать книгу "Цена вопроса. Том 1 - Александра Маринина"

Или это вообще не Игорь? А кто-то совершенно посторонний. Настоящий маньяк. Истинный. И чем скорее полиция его вычислит и поймает, тем лучше для всех.

Музыка, тихонько лившаяся из динамиков, звучала расслабляюще и как-то расплывчато, не мешая думать и в то же время убаюкивая. «Вот сейчас, в эту самую секунду, я еще жив, – плавно текла мысль в голове у Шаркова, – я сижу в кафе, неподалеку от дома, пью чай с мятой, жую какое-то холодное мясо, ощущаю его вкус, его текстуру, запах, я думаю о сложившейся ситуации и пытаюсь принять какие-то меры к ее исправлению. Я жив. А через секунду меня может уже не быть. Я не имею права строить планы даже на два часа вперед, потому что через секунду может оказаться, что больше нет ничего: ни ситуации, ни освежающего вкуса мяты в чае, ни терпкого привкуса вяленого мяса, ни звуков этой расслабляющей музыки… Ни кафе, ни моего дома, ни моей жены Лены, ни сына с невесткой, ни внучки, ни старенького папы. Никого и ничего. Мне жалко это потерять? Да. А осознать, что тридцать лет работы в программе улетели псу под хвост, потому что Игорь сорвался, а я не сумел предотвратить последствия, хотя и мог, не жалко? Конечно, незаменимых нет, но в нашем случае этот постулат не срабатывает. На моем уровне в министерстве нет ни одного участника программы, кроме меня самого. И речь ведь идет не только об идее самой программы, но и о людях, которые преданно служили ей много лет. Если Игорь откроет рот и начнет рассказывать, жизни и труд этих давних соратников Ионова тоже окажутся выброшенными на помойку. А цель уже близка. Система задыхается, захлебывается от собственного несовершенства, сбоит и тормозит на каждом шагу. Это результат не только очевидной глупости руководства, затерроризировавшего и правоохранительную систему, и вообще всю страну бесконечными переменами и отсутствием стабильности, нет, это результат и работы программы. На сегодняшний день преступность достигла той стадии расслоения, при которой имеются оптимальные условия для атаки на нее. Часть преступного контингента, ободренная наглым бездействием и коррумпированностью полиции, уверовала в собственную безнаказанность и совершенно, что называется, страх потеряла, а это неизбежно, как и предсказывал когда-то профессор Ионов, привело к снижению интеллектуального потенциала в криминалитете. Все большая часть преступлений имеет признаки спонтанности и непродуманности, все меньше среди уголовников тех, кто умеет планировать, предусматривать неожиданности, прятать следы. Для чего напрягаться и стараться, если в полиции сидят или тупицы, или бездельники? Все равно не поймают. И вот эту самонадеянную когорту сейчас самое время придавить. Конечно, останется другая часть, высокотехнологичная, изобретательная, обогащающаяся при помощи финансовых преступлений и мошенничества, но для людей, которые живут в стране, ходят по улицам, воспитывают детей и строят планы на будущее, важнее именно преступность общеуголовная. И по ней как раз сейчас можно нанести сокрушительный удар, если программа сработает. Для этого нужно окончательно убить несовершенную, нескладную, неповоротливую правоохранительную систему, убрать, с корнем вырвать зажравшихся продажных чиновников от юриспруденции, сделать для всех очевидным необходимость кардинальных перемен. Проект новой системы и необходимых изменений в законодательстве и в организации его применения готов, правоохранительные органы тоже готовы. Осталось немного: добиться волевого решения на самом верху. Невозможно, ну совершенно невозможно поставить под угрозу срыва такую долгую, сложную и важную работу…»

Валерий Олегович Шарков был весьма далек от того, чтобы питать какие бы то ни было иллюзии. Он прекрасно понимал, что никакие объяснения и аналитические записки, никакие совещания и рекомендации советников не заставят высшее руководство изменить систему, потому что система умышленно создана именно такой, как удобно власти. «Мы вам позволяем делать все, что вы хотите, и зарабатывать на этом деньги, мы на все закроем глаза, но за это вы должны будете нам отработать, выполняя команду «Фас!», когда такая команда поступит. Мы вам помогаем зарабатывать, вы нам помогаете держать в узде тех, кто мешает зарабатывать нам самим». Вот такая нехитрая схема. Все отлично всё понимают, дураков нет. И для того чтобы вынудить прибегнуть к переменам, нужны не уговоры и не аналитические записки, а реальное и очевидное свидетельство того, что система с поставленными задачами не справляется и это вызывает такой накал недовольства среди населения, мириться с которым уже не просто неправильно, а опасно. Для самой же власти опасно.

«А если я завтра умру? – проносилось в голове Шаркова. – А если через пять минут? Или через минуту? Какая мне разница, что будет с программой и делом всей моей жизни, если меня самого уже не будет? Но, с другой стороны, что будет, если я сделаю операцию и останусь жив, а программа рухнет? Да, я принял решение, но я до сих пор не уверен, что оно правильное. Не уверен… Если я расскажу Лене, она меня не поймет и будет требовать, чтобы я лег в больницу немедленно. Я откажусь? Мы поссоримся. Соглашусь с ней? Тогда, вполне возможно, потом окажется, что я принял неправильное решение, о котором буду сожалеть долгие годы и не прощу себе до конца жизни. Как лучше? Как правильнее?»

Промолчать. Это будет и лучше, и правильнее. Никому ничего не говорить. Знает только Костя Большаков, больше никто знать не будет. А там уж как судьба распорядится. Хорошо, что Лена за весь день ни разу ему не позвонила, так уже давно сложилось: никаких вопросов «как дела?» и «когда будешь дома?». Когда придет – тогда и придет, и о делах расскажет ровно столько, сколько сам сочтет нужным. И жене вопросы задаст, если пожелает. А не пожелает, так и не задаст. Что интересного Лена может рассказать? В искусстве Шарков все равно ничего не понимает, а времена, когда нужно было обсуждать проблемы сына, давно миновали. Теперь если только о внучке поговорить… Но там и говорить особо не о чем, семья у сына хорошая, крепкая, невестка умная и работящая, внучка-малышка растет здоровенькой. Что тут обсуждать-то?

За полгода до событий

Серебров

Вода в тазу и на этот раз осталась мутноватой. Анна решительно вылила ее в унитаз и набрала из-под крана чистую. Нужно перемыть полы. Она будет их мыть до тех пор, пока после споласкивания тряпки вода не окажется прозрачной. Последние жильцы, съехавшие вчера, были людьми аккуратными, но все равно грязищи после них осталось – ужас просто! А предлагать квартиру для сдачи новым нанимателям Анна стремилась в стерильном состоянии. Никто не должен иметь права говорить, что она – плохая хозяйка.

«Аккуратные» последние жильцы уборку, конечно, делали регулярно, но вот с руками у них определенно имелись проблемы, и немалые. Кран на кухне совсем расшатался и подтекал, дверца одного из кухонных шкафчиков закрывалась и открывалась с большим усилием, в двух-трех местах отклеились обои, а ручку на одном из стеклопакетов заклинило намертво. После передачи ключей и окончательного расчета Анна придирчиво осмотрела жилище, составила список необходимых работ, вызвала мастеров, сама проследила за тем, чтобы все было сделано, после чего пришла сюда на весь день, чтобы произвести генеральную уборку. Из техники она признавала только пылесос, все остальное – ручками, ручками. Чтобы ни пылинки, ни соринки, ни пятнышка, ни царапинки. Оплату она просила высокую, все-таки квартира в центре города, и окна выходят на сквер, а не на проезжую часть, но за эти деньги Анна считала себя обязанной поддерживать жилище в таком состоянии, чтобы было не стыдно.