Читать книгу "Боги осенью - Андрей Столяров"

Месяц проходил за месяцем, год за годом. Шлепали в Петербурге дожди, шипела вода в водосточных трубах. Бесконечно тянулись мерзлые зимние сумерки. Наступала весна, и бежали по асфальту горячие, коричневые от солнца ручьи. Внешне все выглядело нормально. Я ходил на работу и исполнял все имеющиеся у меня обязанности. В выходные читал или ездил, чтобы найти нужную книгу, на книжный рынок. Изредка встречался в компаниях с немногочисленными друзьями. Жизнь – текла и не предвещала ничего нового. Я уже и сам ничего не ждал от нее. И лишь иногда в прозрачные петербургские ночи – как та ночь, например, когда я впервые столкнулся с Герриком, – когда таяла в небе прозрачная как льдинка луна, когда без ветра таинственно шумели тополя на набережных и когда легкой жутью мерцала вода в каналах, сердце мое пронзала ослепительная тоска, потому что жизнь как резина тянулась и не была при этом настоящей жизнью, надежды на свершения отодвигались и выцветали, я как в тумане бродил по квартире, не зная, куда себя деть, все у меня выпадало из рук, ничего не хотелось, и я заваливался спать на тахту, зная, что утром меня ждет то же самое.

У меня не было главного в жизни – у меня не было настоящего Приключения. Неважно, в чем оно состоит – в любви или в подвиге. В наши дни это, по-моему, одно и то же. Приключения, от которого кровь начинает шуметь в сердце; которое властно срывает паутину однообразных будней; которое подхватывает тебя и, как лист с дерева, несет в тревожную неизвестность.

Вот чего мне хотелось бы больше всего на свете. Вот почему я тогда привел Геррика к себе домой. И вот почему я не вызвал скорую, когда он попросил меня не делать этого. Я почувствовал в сентябрьском воздухе вкус Приключения. Меч и перстень с граненым камнем были тому порукой. Мне выпал шанс, и я не хотел упустить его. Впереди у меня был отпуск – целых три недели свободного времени. Я сейчас сам распоряжался своей жизнью. У меня возникало чувство необыкновенной свободы. И потому, когда Геррик сказал, что ему нужна моя помощь, я кивнул и лишь в груди у меня опасно похолодело. Это было именно Приключение, которого я, быть может, ждал всю свою жизнь. Я чувствовал, что отступать мне нельзя. А кроме того, я и не хотел отступать. Я только прищурился под испытующим взглядом Геррика.

Щеки у меня покраснели.

– Давай, – повторил я.

5

– Здесь, – сказал Геррик, оглядывая кишащий прохожими солнечный Невский. – Здесь, вон – в тот дом, вторая парадная…

Он, указывая, незаметно повел подбородком.

Я тоже бросил осторожный взгляд вправо и влево.

Кажется, все было спокойно.

В трамвае, которым мы сюда добирались, Геррика, к счастью, никто не оскорбил. Его, правда, толкали спинами и согнутыми локтями, затолкали в конце концов в самый угол, прижав к поручням. Но, по-видимому, это он не воспринимал как оскорбление. И сейчас, стоя на углу Невского и Садовой, мы тоже, вероятно, не выделялись. Любопытствующих глаз я, во всяком случае, не ощущал. Лишь охранник в пятнистой форме у дверей крупного универмага посмотрел на нас, скорее всего по обязанности, и отвернулся.

Внимания мы не привлекали

И все равно мне это не слишком нравилось.

– Другого места найти не могли? – спросил я. – Посмотри: сколько народу…

– Это не я выбирал, – объяснил Геррик. – Квартирьеры наши считали, что здесь будет лучше. У них свои требования к проживанию. К тому же далеко не любое место подходит. Существуют мертвые зоны, в них переход невозможен. – Он поправил плащ на сгибе руки, скрывающий неизменный меч. – Ну что, пошли?

Тут же у тротуара затормозила машина, обтекаемая, как жук, с затененными стеклами, и оттуда вывалились несколько крепких парней, наподобие того, что пристал к нам вчера в магазине: коротко стриженные, в свободных спортивных костюмах, стянутых шнурками по поясу.

Передний сказал коротко:

– Фуфло на фуфло. И чтобы мне – без гармидера…

– А повыпендриваться? – спросил кто-то с нехорошим смешком.

– Зачем тебе повыпендриваться?

– А чтобы знали…

– Обойдешься, – сказал первый парень.

Плотной деловой группой они двинулись в торговый подвальчик. Мне показалось, что там сразу же наступила нехорошая тишина. Такая тишина обычно заканчивается криками и оживленной стрельбой. Впрочем, парням от этого – одно удовольствие. Интересно, откуда они только повылезали? Какая-то совершенно новая раса людей.

– Пошли-пошли… – поторопил меня Геррик.

Мы остановились у двери, почти сливающейся с проеденными копотью стенами, Геррик, прильнув вплотную, набрал код на запыленном замке, и сразу же сумрак, напитанный кошачьими запахами, охватил нас со всех сторон. Все-таки удивительное явление – наша страна. Вот Невский, вылощенный до блеска, слепящий витринами, с шатающимися по нему туристами, и тут же, буквально в двух шагах, – кислая кошачья вонь, разбитые лампочки, перила, с которых содрана деревянная облицовка. Никогда этого не понимал.

Впрочем, и квартира, где мы очутились, была нисколько не лучше. Окна ее, забранные решетками, не мылись, наверное, года четыре. Свет сквозь напластования грязи проникал наполовину ослабленный. И в сероватом немощном воздухе, полном затхлости, какая образуется в нежилых помещениях: смеси давнего табака, остатков еды, проступающей по углам плесени, – вставал страшноватый коридорчик, заканчивающийся таким же страшноватым туалетом без двери, и по бокам его – две комнаты, почти лишенные мебели. В одной из них находилась тахта, и видно было, как из-под одеяла, которым она была прикрыта, высовываются разношенные пружины, а на колченогий стул рядом с ней опасно было садиться. В другой же комнате вообще ничего не было – дыбился плашечками паркет, свисали пересохшие лохмотья обоев, и единственной странностью, приковывающей к себе взгляд, было громадное, от пола до потолка, зеркало, висевшее на стене, противоположной окну. А может быть, и не зеркало – поверхность его была темна, как вода в земляном пруду.

– Тихо! – одними губами сказал Геррик.

Он стоял, вслушиваясь в слежавшуюся тишину квартиры. Ни единого звука не доносил безжизненный и, кажется, влажный воздух. Наше дыхание расплывалось и угасало в нем, точно в вате. Геррик тем не менее чего-то ждал. И чем дольше мы оба стояли в начале этого страшноватого коридора, тем сильнее я чувствовал тянущий откуда-то неприятный озноб, мертвым холодом выстилающий стертые половицы. Пальцы ног у меня заметно окоченели.

– Да! – наконец сказал Геррик. Махнув ладонью, чтобы я следовал за ним, уже не пытаясь быть осторожным, прошел в комнату, где висело темное зеркало, встал перед ним, точно нерешительный покупатель, раскинул руки по ширине медной оправы. – О боги, это Ворота Инферно…

Теперь я и сам видел, что зеркало вовсе не было зеркалом. Кусок черной, без дна пустоты был ограничен прихотливыми извивами меди. Чувствовалась за ним угольные дали пространства. Ни звезд, ни проблеска света, ни одного зримого ориентира. Мрак, безмолвие, темнота, сосущая душу. Холод вытекал оттуда невидимым водопадом и распространялся по полу. И, наверное, – дальше, на улицу и по всему городу.