Читать книгу "Среди дикарей и пиратов - Уильям Кингстон"

Всю ночь мы проплавали, но не видели и признака шлюпки. Наутро мы продолжали поиски, но безуспешно. К полудню погода улучшилась, однако наш капитан не посылал шлюпок на охоту на кита, и ни у кого из нас не хватило духа настаивать.

Большую часть недели мы провели в поисках шлюпки; наконец экипаж стал ворчать, и я счел своим долгом уговорить капитана отказаться от напрасных розысков и продолжать путь. Он согласился скрепя сердце. Бедная жена его медленно поправлялась. До сих пор они не напали на след своего ребенка. Вероятно, по неопытности помощника штурмана киту удалось разбить шлюпку или утащить ее.

— Очень печальная история, — заметил я. — Меня нисколько не удивляет грусть бедной миссис Гудсон. Но кто эта молодая девушка?

— Вот чего я не могу сказать вам, — ответил шкипер. — Она появилась у нас вечером накануне нашего отъезда; никто не слышал о ней раньше; ни хозяин, ни миссис Гудсон не сочли нужным объяснять нам, кто она. Сама же барышня хотя охотно болтает со мной за столом, почти ни с кем не разговаривает на палубе.

— Как романтично! — невольно проговорил я, более чем когда-либо заинтересованный молодой девушкой.

Мы простились с капитаном Гудсоном и отчалили. Отплыв несколько, мы увидели молодую девушку. Она стояла на корме и смотрела вслед нам. Я снял фуражку; в ответ она махнула мне платком.

Рассказы о ней и о жене капитана возбудили общее любопытство.

На следующее утро буря продолжалась, и несколько человек решили сойти на берег. То были младший лейтенант, штурман, Питер Медж, Томми Пекк и я. Мы стали грести к замеченной мною бухте, которая оказалась гораздо дальше, чем я думал. Наконец мы вошли в узкий проход между утесами, совершенно лишенными деревьев. Но мало-помалу проход расширился, и мы очутились в большом бассейне, берега которого были покрыты роскошной растительностью. Среди деревьев, росших на склонах гор, выглядывали темные голые скалы; вдали над ними возвышались остроконечные вершины, покрытые блестящим снегом. Вода в этом месте была так глубока, что самое большое судно могло бы стать на якорь и быть в безопасности в то время, как в океане бушевала самая сильная буря.

Мы пробовали сойти на берег, чтобы подняться на гору, но это оказалось невозможным. Человеческая нога, по-видимому, не бывала еще в этих лесах. Не слышно было щебетания птиц, не видно никакого признака жизни. Кругом царило безмолвие и уединение. Вся почва была устлала полусгнившими стволами, покрытыми мохом и папоротниками, среди которых гордо поднимались зеленые, цветущие деревья.

— Не будем останавливаться! — крикнул штурман. — Как-нибудь да проберемся через лес! — и нос шлюпки уткнулся в мягкий берег. — За мной! — прибавил он, спрыгивая на пень. — Ну вот и отлично! Теперь делайте то, что я буду делать. — Но в следующее мгновение он упал и скрылся из виду.

Мы вытащили его за ноги; голова и плечи его ушли глубоко в сырой мох. Его синий костюм превратился в зеленый — как раз подходивший к лесу, в котором ему хотелось побродить. Нисколько не смущенный, он пошел дальше, то и дело проваливаясь. Томми пошел за ним, но чуть было не захлебнулся в болоте, и мы с трудом вытащили его. Штурман принужден был вернуться, ворча на нашу трусость.

Мы снова сели в шлюпку и отправились отыскивать места, где можно было бы подняться на гору. У истока бассейна мы увидели втекающую в него речку, по ней мы добрались до каменистой гряды, по которой прежде пролегал путь потока. Дальше идти было нельзя, так как в некотором отдалении виднелся водопад, поэтому мы пристали к гряде и попробовали взобраться на гору. Идти пришлось по такой же почве, как в первой местности, только полоса мыса, отделявшая нас от каменистого склона горы, была гораздо уже, и потому мы решили подниматься здесь.

Мы поднимались все выше и выше, цепляясь за корни и ветви деревьев, которые становились все мельче. Мы вышли из лесу, прошли по покрытому мохом пространству и наконец очутились на талом снегу, который становился все крепче и плотнее по мере того, как мы подымались наверх. Глазам нашим было больно от ярких лучей солнца, падавших на снег, — в особенности после мрака, царившего в лесу. Несколько времени мы шли почти по ровному пространству, затем поднялись и спустились в неглубокую долину, с другой стороны которой подымался, как нам показалось, небольшой склон горы. Добравшись до вершины, мы надеялись полюбоваться великолепным видом на море с одной стороны и в глубь страны — с другой.

Измученные, задыхающиеся, с головной болью, добрались мы до вершины, где встретила нас снежная метель, скрывшая все от наших глаз. Оставаться — значило погибнуть, и мы начали спускаться. Наши следы были занесены, и мы вскоре убедились, что сбились с пути. Я шел несколько вперед и вдруг увидел небольшой склон, покрытый снегом. Я вообразил, что легко будет скатиться по нему до долины, и привел свое намерение в исполнение.

— Очень приятно и легко! — крикнул я товарищам. — Спускайтесь и вы.

Я спустился на несколько ярдов. Погода разъяснилась, и я вдруг увидел перед собой перпендикулярный утес на другой стороне глубокой пропасти, в которую я, по-видимому, катился. Если бы я не остановился, то разбился бы насмерть. Я запустил в снег руки и ноги, но все продолжал катиться. Я услышал какое-то восклицание и, взглянув наверх, увидел Томми. С веселым смехом он катился вниз, не подозревая о грозившей ему опасности. Я крикнул, чтобы он остановился; он не понял моих слов. Я катился все ниже и ниже; передо мной не было видно ни дерева, ни камня, за который можно было бы уцепиться. Пропасть была уже ярдах в пятидесяти. Отчаянным усилием я утоптал снег и остановился на каком-то камне. Томми продолжал спускаться, за ним еще некоторые из нашей партии. Когда Томми летел мимо меня, я схватил его за ногу и остановил.

— Зачем ты это сделал? — крикнул он еще не сознавая, что находится на краю пропасти. Поняв, наконец, в чем дело, он стал кричать вместе со мной, указывая нашим спутникам налево, где склон был не так крут. Мы подползли к ним на четвереньках, и все, двигаясь с большой осторожностью, наконец добрались до каменистой гряды, откуда спустились в долину.

Опасность миновала, но мы страшно утомились, пока вернулись на шлюпку.

Мы собирались навестить капитана Гудсона, но было уже поздно и нам нужно было возвратиться на корвет. Я был очень огорчен: мне так хотелось повидать молодую девушку, наружность которой сильно поразила меня. Я утешился тем, что решил отправиться на следующий день.

Ночью буря улеглась. Наутро, когда я вышел на палубу, я увидел, что китобойное судно под парусами уже вышло из гавани. Мы пошли было за ним, но не могли приблизиться настолько, чтобы вступить в переговоры. Через несколько времени мы снялись с якоря и продолжали наш путь на север.

Я часто вспоминал прекрасную молодую девушку. Мы с Меджем говорили иногда о жене капитана; он сочувствовал ее горю.

Вершины Кордильеров снова показались перед нами на расстоянии ста пятидесяти миль — задолго до того, как стали видны подножия этих величественных гор. Одна из них — Аконкауа — возвышается на 23 000 футов над поверхностью океана. Мы приставали в Вальпарайзо. Эта местность, может быть, является раем для мух, но не для людей с развитым вкусом. Климат, без сомнения, хороший, но местность бесплодна и однообразна; вся растительность на горах состоит из полузасохших кактусов, хотя в долинах и на равнинах слева от города видны фруктовые деревья и цветущие кустарники. На трех горах разбросаны белые домики.