Читать книгу "Тихие воды - Ника Че"

– Что такое? Нехорошо? – Обеспокоенно спросил Арфов и – она по тону почувствовала – испугался. Наверное, думает сейчас, не беременна ли она, не подхватила ли какую-нибудь другую заразу. Волнуется как всегда за нее, за работоспособность.

– Просто, остановите, – и едва машина встала у обочины, у высоких перил эстакады, возвышавшейся над дорогой, ведущей к крематорию, выскочила, подошла к краю, широко раскрытыми глазами посмотрела вниз. Там были электромобили – сотни, тысячи машин, столпившиеся в пробке – она легко вспомнила это слово, хотя не слышала его уже больше двадцати лет. И не видела подобного столько же – с тех пор, как в тринадцать лет уехала из своего родного города и перебралась в Столицу.

«Столица строится с расчетом на насыщенное движение. Широкие проспекты, многоуровневые развязки, почти полное отсутствие светофоров – все сделано для того, чтобы в новом городе никогда не возникло проблемы удушающих многочасовых пробок, от которых страдали города прошлого», – вспомнила дословно слышанное в раннем детстве. Даже догадаться не могла, сколько ей было лет – но кухонный стол тогда казался очень высоким, а папа – просто великаном. Она, наверное, и говорить тогда толком не умела, потому что о ее феноменальной памяти в доме еще не знали. И стала внезапно – тот, очарованный, восхищенный ребенок – смотрела на непривычное зрелище. В Столице до этого дня никогда не бывало пробок, то ли в силу грамотного устройства движения, то ли из-за неимоверно высокой цены на электричество, сделавшей личный электромобиль редкой роскошью.

Но сегодня весь город, нет, вся страна, кажется, собрала последние гроши, чтобы добраться до крематория, чтобы хотя бы приблизиться к нему, чтобы водители сами увидели… хотя бы издали… дым. И почувствовали запах гари.

– Ты когда-нибудь видел подобное? – Осторожно, чтобы не испачкаться, она положила руку на ограждение, когда Илья подошел к ней. Провозглашенный курс разумной экономии, оправдывавший ходьбу пешком, был послан к черту, да? Все из-за того, что он умер.

– Видел, – он покачал головой. – Но не думал, что увижу снова. Перестройка городов почти закончена, еще пара лет и такого не останется больше нигде в Евразии.

Когда население начало неуклонно расти, и оказалось, что не хватает еды, не хватает места, не хватает занятий, началась массовая перестройка городов. «Люди важнее камней», – говорил президент Горецкий, приказывая разрушить очередной городок с вековой историей и возвести на его месте огромный блестящий белый город, подобный всем остальным городам Объединенной Евразии. «Каждая семья имеет право не ютится в землянке, а жить в комфортной современной квартире» – и почти каждая семья спустя всего пару десятилетий это право релизовала. Сохранились только самые известные памятники архитектуры, достопримечтальности, но и они мало-помалу приходили в упадок, а потом оказывалось, что реставрировать эти развалины слишком дорого – и исчезали с лица земли величественные соборы, роскошные особняки и дворцы прежних властелинов мира. Единообразие правило всем – и было это хорошо – но вот только с людской памятью что-то происходило. И еще у Ады не укладывались в голове Венера Боттичелли и эти прекрасные, блестящие небоскребы, такие комфортные, но такие одинаковые. А никто словно не замечал этого противоречия, и она думала – это с ней что-то не так или слишком она глупа, чтобы понять. Спрашивать стеснялась – да и кого? Кто был близок настолько – и при этом достаточно умен, – чтобы не посмеяться над ней, а объяснить?

И потому Арфова она спросила о другом.

– А утром мы почему не застряли так?

– Так мы ехали по выделенной трассе для приглашенных, об этом не забыли позаботиться, – он улыбнулся, равнодушный к заключенным в жестяных коробках, застрявших под их ногами.

«А о снеге забыли», – она нахмурилась, но ничего не сказала. Запахнулась плотнее, почувствовав, какой тут сильный ветер, отвернулась, пошла к машине. Эта пробка – просто еще один звоночек, что что-то разваливается прямо на глазах, что-то идет не так. И теперь так будет всегда? Еще долго уж точно. Пока не появится кто-то, кто наведет порядок, может быть, прежний, может быть новый. Но так, как было, уже не будет никогда. Она вдруг вспомнила о самоубийстве мужа. Но об этом тоже не решилась заговорить.

***

В хорошо освещенном зале собрались только лучшие из лучших, богатейшие из богатых, известнейшие из известных – все в черном. Она поискала глазами Диму, но не нашла и сразу отправилась к столу с напитками, как ни косился на нее Арфов. К счастью, он не мог ей помешать – был занят очередным выяснением отношений с Майей, которая прибыла на праздник раньше них и, едва они рука об руку вошли в зал, встретила холодными злыми глазами и словами, яда в которых содержалось так много, что его можно было сцеживать. Ада лучезарно улыбнулась, поправляя чуть растрепавшиеся темно-каштановые волосы жестом, который она когда-то заимствовала у самой Майи. Они были ровесницами и некогда даже числились в лучших подругах. Было это так давно, что и вспомнить смешно, но они обе помнили – судя по тому, какой ненавистью искажалось лицо высокой блондинки. С удовольствием Ада отметила про себя, что Майя стареет немного быстрее нее самой – вот таких морщинок в уголках глаз у самой Ады еще не было, и веки еще совсем не так отяжелели, несмотря на то, что ее жизнь и жизнь Майи даже близко нельзя сравнить. Майя ничем не занимается, только изводит Илью бесконечными сценами, а Аде приходится работать как проклятой, чтобы оставаться молодой, привлекательной и успешной, чтобы не потерять так быстро завоеванное звание самой знаменитой молодой актрисы ОЕ.

Это соперничество началось так давно, что стало частью их жизни, необходимой деталью. Вместе они формировали треугольник, самую устойчивую фигуру на свете – ее агент, ее друг, которого она в глубине души боялась и не любила, и его жена, с которой их связывала взаимная неприязнь, подпитываемая некогда самой искренней дружбой. Две женщины вечно делили Арфова, и сейчас, мучаясь ревностью, жена допрашивала его, почему именно он вез Аду и почему они ехали так долго. Как будто за несколько минут, проведенных на мосту, она могла бы его соблазнить… могла бы теоретически, но только лет десять назад, когда он еще не был женат, а она не была его актрисой. Теперь же, когда они работали вместе, когда он привык к ней, это было почти невозможно. Аду это не беспокоило, но какое же удовольствие она испытывала, чувствуя, что все еще вызывает в женщинах ревность.

Она сделала большой глоток красного вина, наслаждаясь вкусом дорогого напитка, из тех, что нечасто выходит попробовать – на черном рынке такого не достанешь. Раньше было не достать, поправила себя, может быть, теперь…

Дима нашел ее легко – за несколько месяцев их романа он уже прекрасно изучил ее и знал, где искать. Она следила издали, как он приближается, с тоской думая о том, что сейчас все начнется – удушающая забота, опека, самодовольство, притворство. Он нравился ей когда-то, такой правильный, такой дотошный, такой успешный. В свои тридцать с небольшим уже главный ассистент крупнейшего хирурга… кардиохирурга? или нет?.. она так хорошо запоминала то, что слышала, что в последние годы ей пришлось научиться не слушать.