Читать книгу "На неведомых тропинках. Сквозь чащу - Аня Сокол"

- А остальные?

- Две сваары, морок, три шептуна, падальщик и два лихача - все живы, здоровы, привыкают к новой жизни.

- Еще один? Пятнадцатый?

- Хозяин отменил сделку, - вестник вздохнул, - Мою единственную стоящую сделку.

- Расскажи, - попросила я.

- Не хочу.

- Именно поэтому и расскажи.

- Мальчишка лет пятнадцати, инвалид без обеих ног, попал под поезд, еле спасли. И знаешь, о чем он попросил? Об исцелении младшей сестры от ветрянки. Представляешь? Она заболела, и он испугался, что она умрет. Он не поверил взрослым и их уверениям. Он давно им не верил, с тех пор, как его самого убеждали, что все будет в порядке, и не сдержали слово. Я сдержал.

- Сделку отменили, потому что он несовершеннолетний?

- Нет. Не только, - он горько рассмеялся, - Я лишь чуть помог ему перефразировать желание на "здоровье для него и сестры". За эту помощь и наказали. Меня. Люди не в счет.

- Печально.

- Весь этот мир печален, - он встряхнулся, словно большой пес, - С тобой этого не будет, ты давно живешь здесь, и знаешь, на что идешь.

- Напоминает утешение тех взрослых, которым не поверил мальчик, не находишь?

Александр улыбнулся краешком губ.

- Говорят, Дым мог предсказать, кем станет человек, заключающий сделку, - задумчиво проговорил вестник.

- Дым? Ты второй раз произносишь это имя. Предсказатель?

- Вестник. Очень старый. На самом деле думаю старейший в северных пределах. Он давно не торгует. Его душу принял в оплату еще отец Трифона Седого.

Я мысленно присвистнула, середина Общей эпохи. Еще один старожил, еще один живой памятник ушедших столетий. С первым у нас вышло не очень продолжительное знакомство. Сергий умер.

- Есть возможность с ним увидеться, - на этот раз улыбка Александра была искренней, - Он живет неподалеку - вестник неопределенно мотнул головой, - Вполне укладывается в приказ о помощи, - и протянул руку.

Ухватиться за его ладонь, за его помощь оказалось самым естественным. Впервые появилось надежда, нет, не избежать обязательств, а вера в то, что я все еще что-то контролирую, и смогу вовремя уйти с пути мчащегося поезда под названием жизнь.

Селение льнувшее к графитовым стенам при свете зимнего дня выглядело еще более темным, чем в серых сумерках. Замшелые камни, гниющее дерево, черепица и пласты рубероида засыпанные мусором, мутные окна и мелькающие за ними силуэты. Звери с всклокоченной шерстью и отхожие ямы. Черный внедорожник менял улицу за улицей, рифленые покрышки оставляли на белом снегу глубокие следы. Вестник уверенно следовал по одному ему известному маршруту. Готова спорить, он бывал у этого Дыма не раз, в противном случае я бы в нем разочаровалась.

Когда последний дом и стоящий возле него лохматый мужчина в фуфайке с лопатой наперевес остались позади, я поняла, что понятие "неподалеку" у нас с вестником разные. Желтую цитадель окружали пески и каменистая равнина, Серую - лес. Иногда темный и мрачный, редко светлеющий прогалинами и полосами вырубки, сейчас полностью покрытыми ледяным покрывалом. Голые черные ветки сплетались в путанную сеть над головами. Одна из просек заканчивалась невысоким курганом. На более низкой машине мы бы не проехали, даже высокий джип в один момент стал яростно зарываться колесами в светлую кашу.

Вылезая я сразу ухнула в снег до середины икр, заслужив ироничный взгляд Александра. Домом старому вестнику служила сложенная из округлых камней землянка. Вернее курган, словно он уже похоронил себя. Вход прикрывал толстый деревянный щит, который Александр сдвинул в сторону. Квадратный коридор нырял в толщу промерзшей земли, теряясь в уходящем вниз мраке.

Я подняла воротник куртки, перчатки торчали из кармана, ноги в толстой подошве ступали по ковру из коричневых листьев. Как много вещей сохранилось из моей прежней жизни, теперь я надевала их без всякого пиетета, просто тряпки.

С каждым шагом становилось все темнее и темнее, сперва я видела на пару шагов, потом на один, а потом перестала различать даже очертания ступней. Ход закончился второй дверью. Я просто на нее наткнулась, едва не разбив голову.

- Иногда мне этого не хватает, - резкий росчерк, и легкий огонек затанцевал на спичке в руках у Вестника, осветив личину замка с массивным кольцом по центру.

- Чего? Слепоты? Беспомощности?

- Непредсказуемости. Теперь я всегда знаю, что скрывается за темнотой, - вестник схватился за кольцо и гулко постучал.

- А я боюсь того, что могу увидеть.

Открыла женщина в платке, из-под которого выбивались седые пряди, морщины вспарывали ее широкое лицо крупными бороздами. Под впалыми губами не было ни одного целого зуба, лишь обнажившиеся в оскале пеньки.

- Ты можешь прекратить это в любой момент.

Старуха развернулась и пошла обратно без единого слова, без вопроса или удивления. Вестник прижал указательный палец к губам, призывая к тишине, и последовал за ней.

Стены коридора разошлись в стороны, и мы вошли в большой зал с низким потолком. Большая комната наполненная холодом, старой мебелью и... дверьми. Они словно портреты в рамках шли по обе стороны на расстоянии в локоть друг от друга. У дальней стены мягко потрескивали дрова в камине. Столы, стулья, кресла, маленькие пуфики и скамейки были расставлены по помещению без всякого порядка, словно в лавке старьевщика. Эдакая комната сумасшедшего столяра, помешенного на всем, куда можно пристроить седалище.

Старуха довольно ловко проковыляла между вещами, не задев ни одной. Чего нельзя сказать обо мне, с грохотом повалившей стул времен эпохи истребления, с кожаными ремнями, кандалами, прикрученными к ножкам. Вряд ли я буду скучать по этому, как Вестник

Три головы одновременно повернулись в мою сторону. Подслеповатый прищур старухи, легкое недовольство Александра и пренебрежение пожилого мужчины. Хозяин землянки, или лавки антикварной мебели зарытой под землю сидел в глубоком кресле. Приятно представлять себя в таком с пледом, чашкой чая и любимой книжкой. Последняя, кстати была, небольшой томик, заложенный пальцем с черным ногтем.

- Извините, - промямлила я, поднимая стул за рассохшуюся спинку.

Старуха фыркнула и скрылась за одной из дверей. Старый вестник перевел взгляд обратно на огонь.

- Дым, это мать Легенды Зимы, Ольга, - представил меня Александр, обходя кресло.

- Рад за нее, - ответил тот, кого называли Дымом.

- Можешь сказать, кем она станет после залога? - сразу перешел к делу молодой вестник.

- Я много чего могу, - голос, словно, нарочно стал брюзжащим, хотя сидящий в кресле был отнюдь не старым, пожилым, но не развалиной, встретившая нас женщина и та выглядела старше, - Но зачем мне это делать?

- Приказ хозяина.