Читать книгу "В объятьях богини раздора - Елена Настова"

Гордячка Наталья. Отчаяние, ожесточение – она и сама не понимала, зачем она на этом складе. Никуда не ходила: ни на вокальные концерты, ни на выступления бывших сокурсников. От афиш филармонии шарахалась, как от щитов «Не подходи! Убьёт!». А вериги меж тем день ото дня становились тяжелее.

Шёл ей тогда двадцать первый год. Потом пошёл двадцать второй, двадцать третий… Её подруги повыходили замуж, а у Натальи после потери голоса даже коротеньких романов не случилось. И не то чтобы она не имела успеха у мужчин. Напротив, успех она имела, и такой даже, что всем вокруг в глаза бросался. Но она им не пользовалась.

Посетители склада заигрывали, ухаживали, и порой настойчиво. Дарили цветы, подарки, зазывали в рестораны. Наталья только качала головой. Волосы к тому времени отросли, Наталья их не стригла, хотела отрастить косу, какая была у неё раньше. Качала русой своей головой, улыбалась, отводила глаза – а глаза у неё были яркие, беспокойные. «Глаза только и остались от меня прежней», – думала она, разглядывая себя в зеркале. Конечно, юность, миловидность – никуда это не делось, не могло деться. Только словно бы выцвело против того, что она видела на прежних своих фотографиях.

Тем временем её стали считать дурочкой. Не то чтобы ненормальной, а девицей не от мира сего. Наталья об этом знала, но и ухом не вела. Напрасно умудрённая жизнью кладовщица мигала ей то на одного, то на другого клиента, а порой и откровенно пыталась учить уму-разуму. Не трогали разбитные оптовики, ушлые посредники, директора, замы и завы Натальину душу.

Таким образом, в двадцать три года Наталья готовилась к одиночеству. Готовилась осознанно, подпитываясь внутренним отчаянием и не загадывая, что будет, когда отчаяние обмелеет.

И в это смутное, глухое время в её жизнь, как в заколдованный замок – доверчивый путник, вошёл Иван.

* * *

Среди вещей, доставшихся безголосой Наталье от Натальи-певицы, был читательский билет научной библиотеки. Билет именной, с фотографией, он же – пропуск в читальный зал. Новая Наталья нигде не училась и необходимости в посещении научной библиотеки не испытывала. Года полтора билет лежал в шкафчике, а потом Наталья решила сходить в библиотеку. «Просто так, – сказала она себе, – надо же ещё чем-то заниматься, кроме работы?» То, что библиотека находится рядом – через дорогу – с филармонией и филармонию напоминает – благородством и простором внутренних помещений, высокими окнами в белых многоярусных шторах, приглушённым светом, строгой тишиной залов и, наконец, акустикой, – в этом Наталья себе не призналась.

Она брала пару-тройку журналов, садилась за столик и делала вид, что читает. Сама же в это время ловила, вдыхала волшебную атмосферу строгости и осознанности, важности и серьёзности. Ощущения уверенности. Ощущения правды. Ощущения иного мира, потерянного ею по злому умыслу судьбы… И, наверно, именно это понравилось в ней Ивану, хотя он назвал это другими словами. Он говорил, что его привлекло светлое, неземное – нездешнее, как он говорил, – её лицо и весь её точный, одной стремительной линией вычерченный облик.

Они познакомились в кафе рядом с библиотекой, он подошёл, когда она допивала кофе. Сказал, что давно заметил её в читальном зале, и вот решил пригласить в филармонию.

Рука Натальи застыла на полпути к чашке. Она подняла к лицу Ивана медленный взгляд.

– Куда?

– В филармонию, – повторил он. – Там завтра будет концерт классической музыки.

Ресторан или дискотека, выставка или парк, или даже филармония, где звучит голос, – Наталья бы отказалась. Но в филармонию, где музыка…

От каких случайностей порой зависит жизнь!.. От каких нелепостей, совпадений, вскользь брошенных слов и спонтанных поступков отталкивается судьба, вычерчивая именной рисунок! Действительно ли это случайность или, по вере древних и астрологов, поворотные моменты жизни предопределены до нашего рождения? Встречи и болезни, события и черты характера? Любовь? Дети? Точки приложения сил? Благосостояние? Мечты?.. И, наконец, то, что мы оставим, когда уйдём навсегда?..

Одним словом, филармония, где музыка, оказалась единственно возможным для Натальи компромиссом.

Потом они всё-таки гуляли. Он рассказывал о станках, металлах, сплавах, электролитах, о том, что год назад умерла мама, и теперь он один в большой квартире. Она слушала, думая о филармонии и о своей жизни, переживала встречу с концертным залом после трёхлетней разлуки… Голос идущего рядом не мешал ей.

На следующий день он дождался её на крыльце библиотеки. И снова рассказывал о станках. Ей было неинтересно, но в то же время не скучно, и даже как-то спокойно. Его речь действовала умиротворяюще, и ей нравилась его увлечённость такими серьёзными вещами – металлы, станки…

Это повторялось и в третью их встречу, и в последующие: Иван рассказывал о своей работе, Наталья улыбалась и молчала. Иван то и дело бросал на неё взгляды, в его глазах она читала удивление. «Он всё говорит о своих производственных делах, – думала она, – и, видимо, недоумевает, почему я не сбегаю…»

По его просьбе она рассказала о себе. Её монолог лишь в одном месте вильнул в сторону, а в остальном был правдой. Родилась в этом городе, училась в институте культуры, но после болезни (ангина) потеряла вокальные способности и вынуждена была уйти. Больше учиться не захотела, работает на складе, живёт одна – снимает квартиру в двух шагах от работы…

– О! – сказал Иван.

Он остановился и долго смотрел на неё.

И в его глазах, в выражении его лица Наталья неожиданно увидела многое. То, например, что он думал, пока целый месяц смотрел на неё в читальном зале библиотеки: она особенная, она играет на скрипке… на клавишных… или поёт?.. Она страдала… да, таким, как она, грубая материальность мира причиняет страдание… Она необыкновенная – такая, какая – как раз и именно! – нужна ему, трудяге, зануде и земляному кроту…

То, что он долго набирался решимости подойти к ней.

То, что во время прогулок он делится с ней самым дорогим, самым личным – рассказами о своих делах, он (неловко, косноязычно) старается убедить её в том, что он – надёжный, ему можно доверять, его стоит любить…

И, поняв это, Наталья вдруг звонко, на всю улицу, рассмеялась.

Взяла Ивана под руку. Прижалась к его плечу.

И в этот момент скелет внутри неё заворочался, шевельнул распальцованной кистью. И в памяти тут же всплыла аменорея и гормоны, вывод, который доктор озвучила по окончании лечения: «А как обстоят дела с зачатием, проверишь на практике…» Наталья сбоку, искоса, посмотрела на взволнованного её близостью Ивана…

У них не нашлось ни одного общего знакомого. Она любила одиночество – он говорил, что дома бывает мало, а в дальнейшем будет бывать ещё меньше. Он рассуждал о конкретных вещах, не врал и не рисовался, и совсем, ну абсолютно её не раздражал… В целом он производил впечатление пусть не особо тонкой, зато здоровой и надёжной натуры, добротной, как станки, в которые был влюблён. С ним было спокойно.