Читать книгу "Механизм Времени - Андрей Валентинов"

«Искали меня – Огюста Шевалье, друга покойного Галуа. Дуэль и самоубийство – французишки съедят на раз. Мы клистир обожаем...»

Рука послушалась – зашевелила пальцами. В отместку боль подступила к сердцу. Ударила кулаком. Огюст не выдержал, охнул.

– Ему плохо, герр Бейтс! Вы же слышите! Нам его очень жалко.

– И что я должен делать? Goddamit! Если хочешь, позови врача.

– Что вы за глупости говорите, герр Бейтс! Врач станет пилить его стальной пилкой. Врач отрежет руки, ноги, голову... Нет-нет, нам не нужен врач. Мы хотим оформить всех врачей в мире. Всех-всех! Но этот человек – не врач, он хороший, он чудищ изучает. Изучает, герр Бейтс, а не режет на части и сшивает ниткой!..

Усовестившись, боль отступила. Шевалье прикинул, не потянуть ли время. Нет, опасно. Вдруг кликнут лекаря – со стальной пилкой?

Он резко выдохнул – и открыл глаза.

В Нельской башне царил полумрак.

Грубый камень стен уходил в темноту, скопившуюся под потолком. Чернели ступени, уводя куда-то вверх. Поодаль стояли большие дощатые ящики. Все старое, сырое, пропитавшееся временем и влагой. Конечно, не Нельская – та давно снесена, – но башня: мощные стропила, доски перекрытия над головой.

И свет – ровный, тусклый. Откуда? Лампы он не заметил. Чудилось, будто светятся стены. Не гнилистым огнем, спутником свежих могил. Свет был теплый, мягкий, завораживающий.

Живой.

– Очухались? – прохрипели слева.

Кошмарный герр Бейтс скривил рожу, изрезанную морщинами. Цилиндр громила натянул на рыжие брови, мощные лапы скрестил на груди. Пистолет пристроился за поясом. Его, Огюста, пистолет – «Гастинн-Ренетт», дядино наследство.

– Очухались – вставайте!

Приглашение не обещало ничего доброго. Шевалье решил погодить. Лежачего не бьют. Итак, башня. Где есть башни в Париже? Бастилию, слава Республике, снесли...

– Ури!

Темное, большое надвинулось справа – великан из детских сказок. Сильный рывок вздернул Огюста на ноги. Он чуть не упал. Крепкие пальцы взялись за плечи, помогли устоять.

– Только вы не пугайтесь, герр Шевалье. Люди почему-то нас пугаются.

Предупреждение запоздало – Огюст увидел. Лица у великана не было. Лоскуты кожи сшиты неумелой иглой, грубые швы вокруг глаз. Сами глаза разные – выше и ниже, больше и меньше... Шевалье навидался уродов – на каждой ярмарке по дюжине. Но Ури, судя по всему, не родился уродом.

«Резать на части и сшивать ниткой...»

– Выпейте, герр Шевалье!

В огромной ручище Ури появилась фляга. Огюст без удивления отметил корявые швы между пальцев. Кажется, у великана и впрямь не сложилось с докторами.

– Спасибо, господин Ури.

Во фляге оказалось не вино, а странный напиток. Без спирта, кисло-сладкий. С первым же глотком стало легче. Веселее. В конце концов, его не «оформили», не заковали в цепи.

Жить можно!

– Не называйте нас так, герр Шевалье, – чуть подумав, рассудил страшный Ури. – Метафизически это неверно. Мы склонны считать подобное в некотором роде богохульством и узурпацией прав...

– Прекрати! – рявкнул Бейтс. Он явно слышал монолог не в первый раз. – Теолог отыскался! Д-дверь! Свистни Эминенту, он велел...

Громкое сопение великана заставило громилу умолкнуть.

– Вы неблагодарны, герр Бейтс! Вы быстро забываете все хорошее, если смеете говорить о добром Эминенте в таком тоне. Доброго Эминента нельзя свистнуть. Его можно почтительно пригласить. Очень почтительно, герр Бейтс. К тому же вы часто богохульствуете, а это вредит вашей бессмертной душе!

«С чего бы им, немцу и англичанину, разговаривать по-французски? Чтобы мне было понятнее? Вряд ли. Возможно, Бейтс не знает немецкого, а Ури – английского. Зато оба худо-бедно говорят на языке Вольтера...»

– Извините, что мы об этом вам напоминаем, герр Бейтс. Такое неприятно слышать. Но мы обязаны предостеречь...

«Ну конечно! Ури – один из швейцарских кантонов. Отсюда и „герр“, и отменный французский. У великана не имя – кличка. Швейцарец-исполин Ури, жертва злых докторишек!»

О чем-то подобном Огюсту уже приходилось слышать или читать.

– Кончай проповедь! Эминент!

«Где? – изумился пленник. – Ни звука шагов, ни голоса...»

И тут он увидел свет. Синий огонь возник наверху, в темном проеме, куда вела лестница. Вначале точка, затем – дрожащий венец. Огонь рос, струился по ступеням... Шевалье сглотнул, не веря своим глазам. Электричество? Вольтова дуга?

Раздался скрип. Появилась нога в остроносом сапоге.

– Эминент! – возликовал плохо сшитый великан Ури.

Огюст не знал, кого ожидал увидеть. Однако без гения места не обошлось. Раз Нельская башня, то главный здесь – некто в рыцарских латах и шлеме с закрытым наглухо забралом. В крайнем случае годился черный плащ и бархатная маска. Романтика, ничего не попишешь. Дюма Три Звезды вывел бы именно такого Эминента. Сена кишит трупами, убийцы являются во снах...

Плаща не было. Как и лат с забралом. Серые панталоны, дорожный сюртук. Сукно дорогое, но в меру. Полковник в отставке? Хоть маска-то в наличии?

Про полковника подумалось не зря. На сюртуке того, кто спускался, окружен мерцанием синего огня, над сердцем белел крестик. Золотая корона, узорный синий бант, издали похожий на листок клевера. В орденах Шевалье не разбирался. Прусская Корона? Шведский орден Вазы?

Лицо!

Обошлось без маски, даже без парика. Тонкие губы, длинный нос, впалые щеки. Большие уши оттопырены, кожа ровная и гладкая. Ни морщинки, ни родинки. Редкие светлые волосы зачесаны назад, седины нет и в помине.

– Добрый вечер, господин Шевалье!

По голосу – полвека, по виду – под сорок. А если в глаза заглянуть?

– Не хотелось начинать знакомство с подобного. Но...

Легкий взмах ладони – узкой, холеной. Огюст быстро огляделся. Был хрипатый – нет хрипатого. И великан пропал. Справа – дверь. Наверное, там спрятались.

Сапоги без звука ступили на земляной пол.

– Придется начать с извинений. Господин Шевалье! Я прошу прощения за моих друзей. С вами обошлись бестактно. Но поймите и нас! Мы – иностранцы. Наша миссия требует конфиденциальности. Члену Общества Друзей Народа должны быть понятны наши мотивы.

Взгляды встретились. Нет, Огюст не стал гадать о возрасте таинственного кавалера. Нельская башня, убийца во снах – это театр. А парижская полиция – сугубая реальность. Эминент не напоминал комиссара, но это не повод для исповеди. На карбонария[3]он тоже не слишком походил.