Читать книгу "Все, кого мы убили. Книга 1 - Олег Алифанов"

Однако доселе не доводилось мне брать чужого. Единственное, что хоть как-то успокаивало мою совесть, так это уверенность, что и прошлые хозяева не оформляли у стряпчих сей предмет. В том, что он найден в раскопках у Прозоровского, я уже сомневался, а, вернее сказать, только хотел сомневаться. Смогу ли тогда я оставить пока таинственную табличку у себя?

3. Ведун

Так рассуждал бы я на всём пути до следующего постоя, если бы спустя час в самом деле не разыгралась такая страшная пыльная буря, что мы принуждены были укрыться в мелком овражке, и только молитвы к святителю Николаю, да вода, которой мы смачивали платки и одежду, чтобы иметь возможность дышать, спасли нас от неминуемой гибели в вихрях разбушевавшихся песков.

К ночи всё кончилось, лошадей и повозки нигде не виднелось, но небо расчистилось и мы, перхая и кашляя, нашли себя в темноте, под светом звёзд, совершенно измождёнными и не ведающими пути.

Вскоре спасение уже перестало видеться нам совершенно счастливым исходом, ибо холод, сменяющий в степях жару с быстротою хищника, начал пробираться под нашу одежду, что особенно подчеркнул спустя час пронзительный блеск взошедшей Луны. Тёплое своё обмундирование я неосмотрительно оставил с прочим багажом в обозе на заботливое попечение ворчливого своего слуги, плед пропал с конями, из вещей остался у меня лишь несессер с ненужными (пардон за неудобоваримое сочетание) в такую пору предметами (упомяну тут, увы, и императорскую депешу) и теперь мучился под вздохи ямщика, не роптавшего, впрочем, более некоторого приличия:

– А говорил я про бурю. И про земли, которые с людьми шутят-с.

– Не съели ж. Буря и буря. Таких в наших краях, да ещё со снегом, много переживали.

– Переживали-с! Так ведь ещё и не утро покуда. Поди, ещё околеем ни за грош, – проворчал он. – Видал знамение? И цвет – что кровь!

Усмехнувшись, я рассказал чудаку, который сам-то, похоже, навряд ли доверял суевериям, что наблюдает он не что иное, как соединение двух планет, Луны и Марса, который лишь оттого так ярок, что находится в противостоянии к Земле – явление нечастое и красивое, которым стоит любоваться, но никак не опасаться. И что совершенно такое же действо небеса явили за четыре ночи до того, но с участием колоссального Юпитера.

– На, держи свой целковый. Один из нас хвалился, что у него до Киева все стёжки приятели, – подзадорил я его. – Вот скажи лучше, куда лошади твои запропастились?

– Шутишь! Кабы б мои, так тут стояли б! А то к жилью подались, или на станцию. Испугались, пока мы в канаве пыль глотали. О них забудь, найдутся. Гляди, как бы самим не пропасть. А то ведь и утро не спасёт, коли дороги не сыщем.

Однако равнина стала прекрасно освещена, и мы, отбрасывая гигантские тени до самого горизонта, смогли тронуться в поисках какого-либо пристанища. Дороги никакой не проглядывалось, пыль сровняла все виды до полного единообразия гренадерского полка на великокняжеском смотре, но движения согрели нас. Природа степенно возвращалась к своему обыкновенному состоянию, и вскоре нас окружали стрёкот южных цикад и искры мечущихся светляков. Извиваясь, Скорпион, словно из преисподней тянул к Арктуру свою ядовитую клешню, подмигивая злым пламенем рдеющего зрачка Антареса; в ответ тот посылал ему навстречу ответный огонь оранжевых сполохов, но Млечный Путь ещё растворялся в мелкой пыли, медленно оседавшей с небес на сюртуки застигнутых врасплох путников. Ямщик, как и вылезшие на охоту ночные мотыльки, иногда ударявшие в лицо мохнатыми крыльями, ориентировался по ночному фонарю, украшенному причудливым ликом Каина, и ещё более полагаясь на собственные заключения, вёл меня несколько вёрст, пока не повстречался нам одинокий хутор.

– Место дурной репутации-с, – сказал возница уныло, – вывел нечистый аккурат на чёртову дачу.

– У вас тут иных и не сыщешь, – проворчал я, невольно озираясь. – По тебе судить, так одно другого хуже. Чего недоброго в этой лачуге?

– Здешний ведун живёт.

– Нехристь?

– Я с ним чад не крестил, – набычась, отвечал ямщик.

Неказистой и приземистой смотрелась та хибара в расплескавшемся по окрестностям мертвенном свете. Да делать нечего, ночевать под звёздами, слушая подвывания неизвестных зверей, решительно не хотелось.

Вдвоём мы постучали в добротную, ладно пригнанную дверь. Не успел отвести я кулака, как старик неизвестных кровей, с лампой перед лицом беззвучно возник из-за угла хижины, будто сторожил наше появление, и от неожиданности я отшатнулся.

Мы помолчали, я, в ожидании представления со стороны Прохора, он, думая, что мне, как благородному, более будет почёта от хозяина. Вследствие этого заговорил старик, да и то не отличился многословием:

– Ну, что стоять!..

Он бесшумно ступил на крыльцо над ушедшей в землю подклетью, отворил дверь и проследовал вперёд, мы, скрипя досками, вошли следом.

Вот-те раз! – мелькнуло в голове моей. Новоиспечённый учёный муж из столицы и, поди ж ты, кто бы мог подумать, что придётся в первой же экспедиции вляпаться в приключения такого курьёзного, если не сказать компрометирующего свойства.

Я взялся объяснить, кто мы такие, и откуда прибыли в неурочный час, но он объявил, что знает обо всём не хуже нас самих. Назвав нас поимённо Алексеем и Прохором, он чрез меру удивил меня, но я усилием не подал вида.

– Как изволите величать вас? – вежливо, но твёрдо вопросил я.

– Ложитесь вон, – он посветил в угол, где на полу валялись какие-то тюфяки, словно ожидавшие постояльцев, – знамо, натерпелись в бурю, а на меня не глядите, я по ночам не сплю.

Ах, вот ты каков! – разозлился я, но сдержал гнев, лишь постановив себе боле не строить церемоний с тем, кто себя не именует вовсе никак.

Многое хотелось мне расспросить, но возобладали насущные потребности, и я только потребовал умыться. Он, зыркнув, снова отвёл нас на двор, где мы вдоволь поплескались у бочки, избавляя лица и руки от тонкой солёной пыли. Мне не давала покоя мысль, откуда он может знать моё имя, и я дал себе слово выведать это скорее.

– Знаком ты с ним? Откуда он тебя знает? – вполголоса спросил я Прохора.

– А-а, не складывается Марс с Луной! – злорадно бросил тот и после минутного недовольного фырканья глухо отрезал, не слишком желая вдаваться в подробности. – Бывает. Тебя не знают – ты знаешь, ты помнишь – тебя не узнают. А тем паче – ведун он. Дело тёмное.

Небольшое облако, словно желая утвердить правоту его слов, наползло на ночное светило, прогнав крохи света в степь.

– Всему имеется объяснение, – недовольно проворчал я. – Просто в цепочке рассуждений недостаёт некоторых звеньев. А когда нет сведений, всё видится в мистическом духе.

Прохор повернулся и, кажется, несколько секунд глядел на меня, стряхивая капли с рук.

– Верно. Слыхал. Все учёные. Знаешь, какая загадка труднее всего отгадывается? – вдруг спросил он и сам же дал ответ. – Та, в которой много лишнего. Почему Солнца нет? – указал он на небо. – Затмение причиной, или тучи? Э-э!.. Да просто – ночь. Утро, как говорится, вечера мудренее.