Читать книгу "В моих глазах – твоя погибель! - Елена Хабарова"

– Дома паника, мать в истерике, короче, вот ваши деньги, а Джульбарса я забираю.

Саша огорчился, тётя Тома (так Женя с детства называла мать Сашки) – тоже, а Женя только плечами пожала. Она с первого взгляда поняла, что этот пес у них не заживется!

– Жень, ты когда спустишься? – донесся снизу робкий голос Вадика.

– Никогда, – высокомерно ответила она. – А что? Надоело сидеть?

– Ага.

– Ну так и не сиди, – засмеялась Женька. – Тебя же никто не держит, правда? Я тебя вообще не звала! Чего пришел? Сколько раз говорила – отвяжись! Есть у тебя мужская гордость или нет?

Вопрос был сложный. Гордость, конечно, есть, но почему-то при виде Женьки она куда-то девается. Тает, будто это снежок, спрятанный в карман, а на дворе жарища. Вот как сейчас!

Конечно, признаться в этом было нельзя. Поэтому Вадик поднял себя с лавочки и вышел со двора, хлопнув калиткой, не сомневаясь, что эта принцесса даже не посмотрит ему вслед.

Свершить бы подвиг ради нее! Убить врага, который ее преследует, поднять с земли упавшую в обморок Женьку, прижать к себе, украдкой поцеловать – и шепнуть так, чтобы она не слышала: «Я так тебя люблю! Я тебе жизнь отдам!»

Ага, ей шепни про любовь, а она буркнет, не открывая глаз: «У меня своя есть!» С нее станется! Вот и сейчас, конечно, даже не смотрит ему вслед… А почему? Потому что красавица, каких больше нет на свете, с этими зелеными глазищами, родинкой в уголке рта, и вообще… она такая… такая…

Уныло волоча сандалии по деревянному тротуару, Вадик плелся вверх по улице Запарина к своему дому, растянувшемуся чуть ли не на квартал. Это дом в народе звался «пятиэтажкой», и жили в нем исключительно семьи военных. Одноклассники, бывая в Вадькиной трехкомнатной отдельной квартире с ванной, туалетом и балконом, выходившим словно прямо в небо (все-таки пятый этаж!), млели от восторга. А Женьку туда было не заманить. Ей было наплевать и на пятиэтажку, и на балкон, и на самого Вадьку.

Разлюбить бы ее, да как?! Вот сейчас он уходит, обиженный до слез, но завтра притащится снова. И послезавтра. И послепослезавтра…

Женя только вздохнула, провожая его взглядом.

Хороший парень Вадька, но такой тюфяк. Жалко его, но в тюфяков не влюбляются. Герой ее романа должен быть смел, отважен и стрелять из пистолета в цель без промаха!..

Тихонько стукнула калитка. Женя опустила голову, уверенная, что это вернулся от Ханыгиных Саша, однако во двор осторожно, озираясь, вошел какой-то незнакомый парень: очень худой, невысокий, в глубоко нахлобученной кепке и черном засаленном ватнике.

Так… а ведь, похоже, тётя Тома не зря боялась воров! Именно в таком виде и являлись в город амнистированные сидельцы. Для полноты картины этому парню не хватало только «сидора» за плечами.

Конечно, это бывший зэка, несмотря на то, что ему лет шестнадцать-семнадцать, не больше.

Интересно, зачем у него в руках пустая бутылка из-под «Столичной»? И вообще, что ему понадобилось у них на дворе? Может быть, он хочет…

Женя нахмурилась. Однако она не чувствовала никакого беспокойства или страха – даже свесилась с ветки, чтобы было ловчее наблюдать, но пока помалкивала.

Между тем парень осторожно поднялся на высокое крыльцо, устланное половиками, которые Женя и тётя Тома сами сплели из всякого раздерганного на полосочки тряпичного рванья-старья, бесшумно приоткрыл дверь в коридорчик и вошел в дом.

В следующую минуту Женя чуть не свалилась с дерева, услышав истошный вопль:

– Вор! Грабят! Держите вора!

Тётя Тома высунулась из окна и голосила так, что у Жени в ушах звенело.

Парень, бледный, с вытаращенными глазами, вылетел из дверей, прижимая к груди свою пустую бутылку, скатился с крыльца, пометался по двору и, совершенно потеряв, видать, голову с перепугу, ринулся не к калитке, а почему-то к забору, который разделял участки Морозовых и Дергачёвых. И тут Сергей Петрович, который возился в своем дворе и прибежал на шум, молодцевато перескочил забор и принял парня в крепкие объятия, да так стиснул, что он и шевельнуться не мог.

– Вор! Милиция! – продолжала голосить тётя Тома. – Грабят! Убивают!

Через забор заглядывали прохожие, примчался и участковый Тимофеев, который жил на этой же улице, только на противоположной стороне, возле бани: распоясанный (ремень зажат под мышкой), фуражка набекрень, рот набит: видимо, ужинал, да, не доев, кинулся выполнять свой служебный долг.

– Мишка! – изумленно воскликнул Тимофеев при виде парня, едва не подавившись при этом. Быстро прожевал то, что было во рту, и продолжил: – Не успел вернуться – и сразу за старое?!

– Да я!.. – заикнулся было парень, но договорить ему не дала ворвавшаяся в калитку Алевтина Герасимова.

– Вон отсюда! – яростно закричала тётя Тома. – Вон пошла, верблюдица!

Видимо, вспомнила, как Алевтина плюнула ей на подол.

Однако Алевтина этого оскорбления словно бы и не расслышала: всё ее внимание было устремлено на Дергачёва.

– Ах ты ж погань! – завопила она. – Ах ты ж выродок! Зачем тебя только выпустили, урода? Меня, мать родную, вечно позоришь!

Она бросилась к Дергачёву и принялась его трясти.

Собравшиеся онемели…

Сергей Петрович так удивился, что разжал руки, и парень ужом скользнул было в сторону, однако его перехватил Тимофеев, уже поправивший фуражку и опоясавшийся ремнем.

Участковый принял беглеца в крепкий захват и заломил ему руки за спину.

– Алевтина, ты в уме? – воскликнул Дергачёв. – Какая ты мне мать?! Я ж тебя старше на пять лет!

Алевтина стояла, покачиваясь, с трудом удерживая взгляд на его лице. Стало ясно, что она жестоко пьяна, вот глаза и разбегаются. Наконец она сердито отмахнулась:

– Да чего ты, Петрович, не в свое дело лезешь? Не с тобой говорят! – и, повернувшись к парню, которого не выпускал участковый, снова заблажила: – Ах ты ж погань! Ах ты ж выродок! Бамовец[7] несчастный! Зачем тебя только выпустили, урода? Меня, мать родную, вечно позоришь! Обокрасть соседей хотел? Да я ж с ними вовек бы не расплатилась! Эта ж Томка, она ж из горла не только свое, но и чужое выгрызет!

– Да ты язык-то придержи! – завопила тётя Тома. – Вырастила вора, а на меня…

Она осеклась, потому что Женя в это мгновение спустилась с березы, как Джонни Вайсмюллер с пальмы в трофейном фильме «Тарзан в западне»[8]: перелетая с ветки на ветку. Они с Сашей отработали сей трюк до совершенства, и даже тётя Тома уже привыкла и не пугалась, но на свежего человека это производило очень сильное впечатление.