Читать книгу "Голубка - Алина Знаменская"

На обед был приглашен дальний родственник Татьяны Ивановны, Борис Архипович Ключарев, врач от Бога, на которого Клава тайно молилась и которому, как она считала, была обязана жизнью.

Доктор Ключарев в ресторан приехал с женой и сыном-студентом.

Клава ужасно веселила генерала тем, что впадала в ступор, когда официант в белоснежной рубашке и атласном жилете предупредительно склонялся к ней и заглядывал в глаза. Клава подозревала, что официанта заранее предупредили, что она, Клавдия, «гостья столицы», как объявлял диктор в метро, и теперь официант вовсю старается ей услужить. Ей было неловко.

Убранство же ресторана — позолота портьер и белый мрамор колонн — приводило ее в совершенный трепет. Клава почти весь вечер молчала, храня богатство впечатлений, которые ей предстояло увезти с собой.

— Борис Архипович! — хитро посмеиваясь одними глазами, обратилась к родственнику Татьяна Ивановна. — Вы привели Клаву в совершенное смущение!

Все, включая и супругу доктора Розу Григорьевну, заинтересованно воззрились на провинциальную гостью.

— Что такое? — подняла брови жена профессора. — Здесь какая-то тайна? От меня что-то скрывают?

Клава совершенно стушевалась. Генерал лукаво подмигивал ей, а профессор отложил нож и вилку.

— О чем, собственно, разговор? — якобы не понял он, хотя в тайне любил упоминания о давних историях, как любой врач, когда затронута его профессиональная компетентность и в семейных преданиях фигурируют чудесные исцеления, казалось бы, безнадежных больных.

Сын профессора, серьезный юноша лет двадцати, слегка насторожился — видимо, решил, что здесь кроется что-то пикантное, и заранее испытывал неловкость за старших.

— Ну как же! Клава вашу фотографию дома вместо иконостаса держит. Вы не знали?

— Интересно, интересно… — пропела Роза Григорьевна, шаловливо погрозив профессору пальчиком.

Все оживились. Только Лера Подольская продолжала рассеянно катать по тарелке маслины. Вероятно, она была сейчас далеко отсюда. Девушка пропускала мимо ушей обращенные к ней реплики, не замечала долгих внимательных взглядов Олега Ключарева.

— Приехал как-то дядя Боря к нам в деревню погостить. Это было еще до войны. Вспоминаете, дядя Боря? — начала Татьяна Ивановна, придав голосу некоторую таинственность.

— Ну а как же? Мы с вашим батюшкой любили рыбку поудить…

— Ну так вот. Я хоть и совсем девчонкой в ту пору была, Клава-то постарше меня, но я помню!

Татьяну Ивановну никто не перебивал. Генерал знал эту историю наизусть, снисходительно покуривал трубочку, с некоторой иронией поглядывая то на Клаву, то на жену. Профессор слушал, скромно опустив глаза в тарелку.

— Стала вдруг наша Клава чахнуть ни с того ни с сего. Ничего вроде бы не болит, а вдруг, словно силы ушли из нее, сделалась вся худая, в лице ни кровиночки!

Клава перестала смущаться и краснеть и вдруг поддалась воспоминанию, глаза ее затуманились. Она размякла, только завороженно кивала в такт рассказу своей двоюродной сестры.

— Матушка моя, покойница, беспокоилась за нее. Посылала меня то молочка Клаве отнести, то яичек. Только у бедняги аппетит вовсе пропал. Есть перестала совсем.

Клава согласно кивала, лицо ее сделалось скорбным, она словно перенеслась в пору своей молодости, когда, надорвавшись на непосильной работе, без нормального питания и отдыха, вдруг потеряла силы. Ничто тогда не казалось милым ей. Она чувствовала, как день за днем жизнь уходит из нее. И одним лишь весомым желанием в ту пору было — спать. Спать, спать, спать… Наверное, так уходят из жизни немощные старики. Но Клаве в ту пору было чуть за двадцать. Она бы и угасла как свеча, не соберись проведать дальнюю родню доктор Ключарев.

— Мама тогда и попросила Бориса Архипыча: посмотри, мол, Клаву. Ну, дядя Боря сразу согласился. Пошел, посмотрел.

— Ну а как же… Врач всегда на работе, — скромно вставил профессор, поглаживая маленькую круглую бородку. — Отчего не посмотреть?

— Ну, — нетерпеливо подтолкнула рассказ Роза Григорьевна. — И что? Ты вот так, без анализов, без рентгена, поставил диагноз?

Профессор, продолжая играть эдакого скромнягу, пожал плечами: что, мол, за глупые вопросы?

Роза Григорьевна взглянула на Клавдию с новым интересом. Здоровый румянец полной цветущей деревенской женщины шел вразрез с образом, который вырисовывала в своем рассказе Татьяна.

Клава почувствовала потребность вступить в беседу и впервые за весь вечер заговорила:

— Борис Архипыч посмотрел меня, послушал, а потом и говорит: «Снег, — говорит, — Клава, сойдет, отцветут яблони, и завяжутся на них крошечные яблочки. Совсем зеленые и горькие. Так вот ты, — говорит, — собирай их и ешь. Ешь, — говорит, — сколько сможешь.

— Ну, — нетерпеливо подтолкнула Роза Григорьевна. Она впервые слышала эту историю, равно как и сын профессора, Олег. — Это знахарство какое-то… Неужели помогло?

— Как видишь! — прищелкнул языком профессор. — Настоящий врач не пренебрегает народной медициной. Железодефицитная анемия, заболевание коварное. Бывает…

— Разрешите, дядя Боря, я завершу нашу историю, — взяла бразды в свои руки Татьяна Ивановна, ловко избавляя слушателей от лекции по медицине. — Клава едва дотянула до весны. Как только появились эти самые яблочки, мы — я и мои подружки — стали рвать их и носить Клаве. Она по совету профессора давилась, но ела эту кислятину в неограниченном количестве. А потом, когда трава загустела, выползать стала в сад самостоятельно.

Клавино лицо раскраснелось — то ли от вина, то ли от внимания. Глаза заблестели.

— У нас сады-то в низинке. Помните, Борис Архипыч?

Профессор кивнул. Очень, оказывается, приятно, когда у тебя с людьми общие воспоминания. Очень приятно.

— В низинке, у речки. Я телогрейку возьму, доплетусь кое-как до сада и лягу прямо на телогрейку свою, под яблоню-то. Насобираю яблочек вокруг и грызу их, грызу. Так и поправилась! И низкий вам поклон, доктор!

— За это надо выпить! — вступил генерал. — Предлагаю поднять тост за нашу советскую медицину и за врачей, достойных этого высокого звания!

Все подняли бокалы. Клава промокнула слезы салфеткой, зашмыгала носом. Профессор шутливо полуобнял пациентку. Роза Григорьевна похлопала ее по руке.

Все разом оживились, разговор переходил в новое русло.

— Да ну, что вы! Пустяки! У меня подобных случаев — сотни! — возражал профессор, весьма польщенный тостом.

— Не скажите! — отозвался генерал. — Ваш пример заразителен, профессор! Вот наша дочь, Калерия, прошу любить и жаловать, окончательно решила посвятить себя медицине. Что вы на это скажете?

Все обратили взоры на девушку, которая, судя по ее отрешенному лицу, пропустила весь разговор. Она с трудом силилась понять, чем вызвала столь бурный интерес.