Читать книгу "Солнце Велеса - Елизавета Дворецкая"

– Не откликается, – Лютава покачала головой. – Бабка звала – не пришел. Видать, где голова, там и дух. А головы нигде нет.

– Говорят… – Далянка смутилась. – Говорят, что это вы… ну, бойники… Хотели, дескать, Замилю обидеть…

– Это она сама и говорит?

– Ее люди говорят. К нам вчера Галица приходила. Пироги принесла. У Замили пироги пекли, она про матушку вспомнила: сейчас же ни у кого больше нет пирогов. У нас и правда мука вышла…

– И как пироги?

– Хороши. У Новици рука легкая на квашню.

Солнце уже заливало вершины берез, но внизу была прохладная, приятная полутьма. Пройдя через рощу и покинутую пять лет назад лядину Переломичей, девушки вышли к берегу Угры. Из-за кустов доносился заунывный голос пастушьего рожка – судя по тому, как он то заводил песню, то умолкал и начинал снова то же самое, это старший пастушонок обучал младшего.

На полянке росла старая береза с искривленным стволом, на который можно было сесть, как на скамью. Это было их любимое место, на котором они встречались, сколько себя помнили. Далянка устроилась на березе, будто русалка, которая ради праздника особо тщательно причесалась и оделась, а Лютава села на толстую ветку ивы, лежащую на берегу. Подобрав подол, опустила босые ноги в воду: купаться пока не пришла пора, но солнце припекало уже так, что хотелось освежиться. От реки тянуло прохладой, темные в тени струи колыхали длинные зеленые стебли водяных трав. Над водой зависла стрекоза с синим тельцем и прозрачными крылышками. Лютава глубоко вздохнула, словно пыталась втянуть в грудь всю прелесть этого мира, полного сил и свежести в конце весны, когда каждая травинка налита благодетельной силой Ярилы и стремится жить, жить, жить…

– Мать с отцом и бабкой потом полночи толковали – с чего это Замиля о нас вспомнила? – продолжала Далянка. – С чего свои пироги нам послала? Никогда между нами такой дружбы не водилось. Мать говорит, видать, хочет… – Далянка смутилась, – может, сватать…

– Тебя? – Лютава обернулась.

Род Мешковичей по старой памяти считался голядским, но благодаря многочисленным бракам с кривичами они и между собой уже два-три поколения говорили по-славянски. Однако их женщины носили рыжевато-коричневые голядские поневы из одного широкого куска, обернутого вокруг пояса, и синие наплечные накидки-«валянки», украшенные бронзовой проволокой. Далянке это очень шло, подчеркивая синеву ее глаз, белизну красивого лица и блеск светлых волос. На два года моложе Лютавы, нрава она была покладистого, приветливого и привязчивого и не устрашилась, когда в двенадцать лет ее подруга ушла жить на Остров, во владения Нави. Разве что к ее дружескому чувству прибавилась почтительность. Красивая, приветливая, рукодельная, из хорошего рода, Далянка числилась в лучших невестах округи, не считая княжеских дочерей. Ей было шестнадцать, и все последние четыре года, как надела поневу, она на Ярилиных игрищах была окружена женихами, и на зимних супрядках могла бы выбирать из десятка поднесенных веретен[2].

– Отцу меня первую отдавать… Я всю ночь не спала: вдруг князь посватает за Хвалиса, что мне тогда…

– А тебя отдадут Хвалису? – Лютава прищурилась.

Среди семи сыновей князя Вершины первым шел Лютомер – старший годами и сын княгини. Вторым – Хвалис, сын младшей жены. За черные волосы и темные глаза его с детства прозвали Галчонком, но в двенадцать лет Вершина дал ему имя Хвалислав. Не будучи родовым, это имя все же давало понять, что князь намерен обеспечить в будущем сына младшей жены как вольного человека. Очень важно было найти ему жену с сильной уважаемой родней; но роды «в славе» не хотели принимать в зятья сына рабыни, а взять за него простую девку не позволяло честолюбие Замили.

– А вдруг отдадут? Все-таки он княжий сын… и князь его любит. А еще говорят…

– Что?

– Ну… – Далянке не хотелось пересказывать сплетни, но это касалось ее собственной судьбы.

– Что говорят-то?

– Что Лютомер вовсе из бойников не вернется никогда. Говорят, у его ровесников семилетние дети бегают, а он как ушел в лес двенадцать лет назад, так и пропал. А если он не вернется, то старшим сыном у князя получается Хвалис… Ну, отец и думает… Говорит, княгиней будешь…

Далянка умолкла, окончательно смутившись. Лютава встала и подошла к ней.

– Лют еще пока не может вернуться. Не время. Это из-за меня… Но когда мой срок выйдет, Лют уйдет из бойников. Он будет наследником отца и князем угрян. Это кто же такие глупости выдумывает, будто он не вернется?

– Ну, Галица сказала… что Замиля так говорит… и другие тоже.

– Да врет она! – возмутилась Лютава.

– Не совсем… Отец говорит, он от других такое же слышал.

– От кого?

– От Неговита… и у Воловичей тоже… Люди же видят. Из бойников парни лет в семнадцать возращаются. Наш Рудоня в шестнадцать вернулся, потому что старший сын. Ему жениться, помогать братьев растить… Все в семнадцать, ну, в восемнадцать лет домой приходят. А Люту разве восемнадцать? Когда было-то? Кто до таких лет не вернулся, тот уже и никогда…

– Брехня это! – отрезала Лютава. – Не бывать Хвалису князем. Так и скажи твоим! Лют не может уйти из леса, чтобы меня тут одну не оставлять. А когда я… выйду замуж, то и он вернется.

– Но когда же это будет?

– Я не знаю! – Лютава в отчаянии махнула рукой. Ей не хотелось об этом говорить.

Они помолчали, думая каждая о своем. Лютаве вспоминался тот огромный черный волк, страж Нави, что лежит на берегу Огненной реки. Трудно было вообразить, что это и есть сват, без которого ей не выйти замуж. Но это было так.

И в этот раз он опять ничего не сказал ей…

– У нас жалеют Хвалиса, – чуть погодя опять начала Далянка. – Как сидели вчера с Галицей… Мать говорит: жаль парня – и собой хорош, и умен, и удал, и вежеству учен. Всем взял, а такая у него судьба несчастливая. Никто же не виноват, что ему Рожаницы на небе такую долю написали: от чужеземной робы родиться. А был бы от знатной матери – жених бы вышел всем на зависть. И правда… он же… ну… хороший человек? Я знаю, вы с Лютом не любите его, но разве он чего худое делает?

– А ну-ка, посмотри на меня!

Хмурясь, Лютава глядела на свою подругу. Такие речи от Далянки она слышала впервые. Никогда раньше той не приходило в голову жалеть Хвалиса и находить его красивым. Прошлой весной Лютава заподозрила, что Далянке нравится кое-кто другой: из тех, кому подошел срок возращаться из бойников домой. И вдруг – Хвалис!

Далянка сегодня была какая-то не такая. Что-то неуловимо странное появилось в выражении ее всегда ясного и приветливого лица с чуть приподнятыми, будто в улыбке, уголками губ – тревога, неуверенность, удивление. Тонким нюхом кудесницы Лютава уловила запах ворожбы и дальше слушала, не сводя с Далянки внимательного взгляда.