Читать книгу "Братья по оружию - Дон Перрин"

«Акула! — Рейстлин зафыркал от возмущения — Эльфийский! Вот же идиот! Неужели непонятно, что это слово надо произносить на магическом языке, и только на нём!» Сколько бесполезных часов провёл юный маг в Башне, пытаясь произнести фразу на разный манер, подбирая любые слова, что хоть отдалённо напоминали бы слово «акула»! Он использовал все свои знания языков, включая тайный, составил длинный список выражений — и все безрезультатно. Шансов разгадать загадку у юноши было не намного больше, чем у того самого, давно умершего солдата-летописца.

Снизу, из общей залы гостиницы, донёсся громкий взрыв смеха. Рейстлин без труда различил громовой хохот Карамона среди пронзительных женских голосов. «Что ж, по крайней мере, брат сейчас приятно развлекается и ему не придёт в голову помешать мне в исследованиях», — решил Рейстлин, повернулся и вновь воззрился на свой посох.

— Элем шардиш! — негромко произнёс он. «Повинуйся приказу!» — слова, обычно использующиеся в начале стандартного заклинания для активации магического предмета. Но не в отношении посоха Магиуса. Кристалл в золотых драконьих когтях, венчающих его, остался тёмным.

Нахмурившись, Рейстлин нашёл в своём свитке следующую отмеченную фразу: «Шаркум пас эдиктус», не менее известную магическую команду, означавшую «делай, как я велю». Полное отсутствие результата. Кристалл вспыхнул, но это был всего лишь солнечный зайчик, преломлённый его гранями. Рейстлин продолжал методично изучать список, попробовав все отмеченные комбинации от «омус шэрпак дэрли», означавшее «я хочу, чтоб было так», до «ширкит муан» — известной формулы «повинуйся мне». Время летело, но никакого отклика от посоха так и не пришло.

Раздражённый бесполезными поисками, Рейстлин вскричал:

— Эух Лунитарис илдиш, ширак дамен ду!

Кристалл навершия взорвался бриллиантовым сиянием, разбрызгивая лучи света по комнате. Рейстлин замер, не веря собственным глазам, лихорадочно вспоминая, что конкретно он сейчас произнёс. Фраза! Нужна последняя фраза! Его руки предательски дрожали, пока глаза метались от горящего магического света к собственным записям и обратно. «Эух Лунитарис илдиш, ширак дамен ду» — предложение, записанное им в самом конце и означающее в переводе «Божественной силой света, проклинаю тебя»…

Ответ в ней.

Рейстлин ощущал, как горит кожа в предвкушении разгадки. Он был счастлив, что остался с ней один на один и никто посторонний не может вмешаться, особенно Антимодес с его умными советами. Ещё немного — и он поймёт…

«Какой же я глупец! — вдруг сказал он себе. — Столько времени искал сложное построение в простых словах! Как просто! „Акула“ на одном из самых известных наречий всеобщего языка звучит как „Шарк“. „Шарк“ — „Ширак“. Вот и вся команда. Значит, и всё остальное можно перевести по тому же закону. Теперь посох нужно погасить, призвав темноту. На всеобщем её называют „Дарк“, а значит…» Рейстлин усмехнулся и произнёс:

— Дулак!

Свет в посохе, мигнув, погас.

Торжествующий Рейстлин снова уселся за стол, достав приготовленные принадлежности для письма. Проверив, остро ли заточен кончик пера, он окунул его в чернильницу и начал заносить в дневник только что происшедшее с ним.

Не успел юноша углубиться в записи, как внезапно, словно невидимая рука сжала его горло, полностью перекрыв приток воздуха в лёгкие. Рука с пером заметалась по пергаменту, разбрызгивая чернильные кляксы. Судорожно кашляя, Рейстлин теперь уже привычно пережидал, когда приступ болезни отпустит его. Как только ему полегчало, маг ощутил себя полностью истощённым, руки налились тяжестью, даже перо в руке превратилось в неподатливый валун. Он с трудом дополз до кровати, без сил замерев на ней, ожидая, когда пройдёт головокружение и слабость.

Снизу раздался ещё один взрыв смеха, — видно, Карамон сегодня в ударе. Из коридора послышались шаги, и приглушённый голос Антимодеса произнёс

— Да, карта у меня здесь, в моём номере. Давай сюда, покажи, где эта невероятная армия гоблинов… Вот тебе за твои труды…

Рейстлин лежал на кровати, изо всех сил стараясь дышать, а жизнь кипела и бурлила вокруг него, солнце двигалось по небу, отбрасывая через окно на потолок причудливые тени. Неподвижный маг следил за ними, больше всего на свете сейчас желая простую чашку чая из трав, который унёс бы с собою боль, и удивлялся, почему Карамон так долго не заходит проведать, не случилось ли с ним чего.

Карамон вошёл в комнату ближе к вечеру, стараясь двигаться бесшумно, чтоб не разбудить спящего брата. Но огромные размеры сыграли с ним дурную шутку: неосторожно повернувшись, силач толкнул походную сумку с котелком и прочей посудой. Все это с грохотом раскатилось, и сон Рейстлина — первый мирный сон за все последнее время — был безжалостно прерван. Карамон получил от потревоженного брата такую гневную тираду, что стрелой вылетел из комнаты, забыв закрыть за собой дверь.

«Десять миль проделано за день. Всего десять миль. И тысячи миль до моей цели лежат впереди. Это путешествие обещает быть долгим», — думал Рейстлин, глядя в тёмный потолок и безнадёжно пытаясь уснуть вновь.

3

Все следующие дни Рейстлин чувствовал себя гораздо лучше — это позволило отряду без промедления отправиться в путь и проходить за сутки большие расстояния.

Двигаясь с такой скоростью, они достигли лесных окраин Квалинести к запланированному заранее сроку, хотя Антимодес беспрестанно уверял братьев, что в спешке нет никакой нужды, поскольку барон не будет собирать армию до весны. Несмотря на это, близнецы не теряли надежды прибыть в главную цитадель барона до первых зимних холодов.

Владения барона Лэнгтри раскинулись по берегам пролива Нового Моря, далеко на восток от Утехи. Братья надеялись быть внесёнными в списки его дружины, что могло принести в их кошелёк хоть какие-то деньги, а в них близнецы с каждым днём нуждались все сильней. Планы рухнули в один миг, когда перед закатом солнца отряд переправлялся через Эльфстрим.

Конь Рейстлина, соскользнув копытом по мокрому окатышу, оступился и отправил своего всадника в реку. К счастью, к середине осени река мелеет, устав от весеннего и летнего полноводья, поэтому маг не получил никаких серьёзных травм, если не считать уязвлённого достоинства, связанного с длительным купанием в реке. Карамон поймал лошадь и помог брату взобраться в седло, но через час у Рейстлина начался очередной приступ кашля, на этот раз затяжной и тяжёлый. Сумерки сгущались, стремительно холодало, юный маг продрог до костей и никак не мог согреться.

На следующее утро у Рейстлина началась лихорадка. Яркое солнце не согревало его, и к вечеру юноша свалился без сил в глубоком обмороке. Антимодес, крайне редко болевший сам и не привыкший лечить других, лишь беспомощно разводил руками.

— Лучше всех сейчас твоему брату помог бы он сам, — сказал архимаг Карамону. — Ведь он столько времени провёл, торгуя целебными травами!

Но лихорадка слишком стремительно завладела юношей, его мозг погрузился в пучину мрачного безумия. Рейстлин не приходил в себя, лишь метался и стонал в бреду.