Читать книгу "Гадюкинский мост - Ростислав Марченко"

– Да ладно уж, забирайте. Не каждый день, поди, ездите.

– Спасибо. Газеты свежие?

– «Звездочке» четвёртый день пошёл.

Я кивнул и, пожав председателю руку, и запрыгнул наверх. С датой мы теперь точно более-менее определились.

На данном этапе всё обошлось, однако надеяться, что долго обманывать аборигенов у нас получится – явная глупость. На одну оговорку не обратят внимания, на две посмотрят с недоумением, на третьей что-то заподозрят, а на пятой, пожалуй, и повязать попытаются. И ничем хорошим это не закончится.

Переход к Гитлеру я не рассматривал, оставалась сдача родимому рабоче-крестьянскому государству на определённых условиях. Условия мне могло обеспечить только руководство достаточно высокого уровня, до которого так просто не добраться. Требовалось обдумать варианты наших дальнейших действий, которые, впрочем, все до единого с госпиталя в школе и начинались.

Чтение прессы личным составом, когда я дал десятиминутную остановку у перекрёстка на добычу информации и военный совет, подтвердило мои предположения. Мы плавали летом 1941-го, касательно которого заметных расхождений с нашей родной историей личный состав, включая меня, Петренко и местных контрактников, не обнаружил. Впрочем, если объективно, информационная ценность даже армейской «Красной Звезды» была не высока: «Неся чудовищные потери, гитлеровские орды рвутся вперед» и тому подобный мусор. Тем не менее, мнение, что надо сдаваться Красной Армии и, эвакуировавшись в тыл, менять ход войны, было единодушным.

* * *

Последний, безусловно здравомыслящий, план развеяла жизнь. Подъехав к усадьбе, я увидел белый флаг с красным крестом над входом, две стоявшие перед домом полуторки, суету в окнах и десяток непрезентабельного вида бойцов в пилотках, неуклюже выставивших стволы винтовок с примкнутыми штыками из-за тополей центральной аллеи в направлении моих боевых машин.

Не лучший вариант для контакта с предками, но не всё было потеряно, стрелять по нам пока никто не торопился. Надо было высылать парламентёра, а кому им быть кроме лейтенанта Суровова? Вот именно, некому. Так что досылаем патрон в патронник у пистолета и автомата, ставим оружие на предохранитель и идём договариваться.

Не то что бы я был готов стрелять, однако, что бы кто ни рассказывал из современных мне сетевых коммунистов, встреченные колхозники жиром вплоть до председателя не лучились и достатком в глаза не бросались, так что и верить в холодную голову, чистые руки и горячее сердце любого встреченного мной сталинского особиста явно не стоило. Особенно если, как мне внезапно пришло в голову, он моё подразделение разоружит до выявления всех обстоятельств и тут внезапно появятся немцы. Как они в реальной истории к этому госпиталю заявились, примерно в определённое по «Красной Звезде» время.

Фердинанд Порше, Шмайссер и их коллеги захвату моих боевых машин и вооружения явно были бы очень рады. Предотвращение этого даже ценой жизни какого-то невменяемого м…ка есть не самый худший вариант, как бы грязно это ни выглядело. Позволить себя захватить или сдать подразделение кому-либо, кроме большого начальника в глубоком тылу, я не имею права – и это для меня однозначное решение. Без всяких других вариантов.

Выпрыгнувшая из люка невиданной боевой машины рослая фигура человека в невиданном камуфлированном обмундировании, бронежилете и предусмотрительно надетой вместо шлемофона каске, держащая в руках автомат с оптическим прицелом, видимо, произвела на бойцов немалое впечатление. Во всяком случае, когда я рыкнул в направлении ближайшего штыка: «Боец! Начальника госпиталя пригласи ко мне, быстро! Скажешь, имеется особо важная информация. Бегом!» – приказ был выполнен, хотя и после краткого шушуканья.

Сам боец побежал в сторону здания, а ко мне вышла другая фигура – щуплый узкоплечий политрук в измазанной травой гимнастерке с красными повседневными петлицами и звездой над угольником на рукаве, в таких же, как у счетовода, очках-велосипедах и с усиками, как у Адольфа Гитлера. В руке этот Терминатор держал наган. Начать задавать вопросы я ему не дал, представившись и с ходу затирая мозг:

– Командир 104-й отдельной специальной танковой роты лейтенант Суровов, вышел с территории Прибалтики из окружения. Большего, извините, сказать не могу. Свежая информация с фронта имеется? Когда последний раз раненых привозили? Подготовка госпиталя к эвакуации проводится?

Вопросы поставили политрука в тупик:

– Не понял, товарищ лейтенант? – на лице политрука, вовсе не лишенном налета интеллекта, отражалась лихорадочная работа мысли. Человек не знал, что мне ответить, или точнее – можно ли мне отвечать. Голос, однако, подвел ожидания – ни картавости, ни писка, приятный баритон явно образованного человека.

– Я спросил, свежая информация с фронта имеется? И когда от соединений впереди последнюю партию раненых привозили? И давайте после недели в лесах дату уточним. Сегодня пятое или шестое июля?

– Шестое… – Политрук явно не понимал, как можно потеряться в календаре.

– Замечательно! – Ситуация прояснялась, и я не ошибся. На дворе стояло 6 июля 1941 года, сегодня или завтра прорвавшие оборону наших войск немцы захватят данный госпиталь, команда на его эвакуацию запоздает, и прибывший на соседнюю станцию санитарный поезд тоже будет там захвачен со всем персоналом, который разделит судьбу раненых.

– Товарищ политрук, а давайте еще и часы сверим? Двигались ночами по лесам, трое суток, считай, не спали, а как отоспались – не то что во времени, в датах путаемся.

Собеседник кинул уважительный взгляд на мои машины, решил мне поверить и услужливо выхватил из кармана луковицу серебряных карманных часов с какой-то гравировкой. На часах было без четверти десять. Раскрытия по модели своих наручных я не боялся, обманчиво скромный кварцевый «Traser» P 6600 смотрелся в данной ситуации в самый раз, можно было даже радоваться за собственную предусмотрительность при выборе в магазине между ними и куда более понтовитыми часами G-Shock.

В завязавшемся разговоре под раскуривание «Казбека» я, чтобы таки не сморозить какую-нибудь глупость, прикрылся от расспросов обо мне, моих людях и моей технике завесой секретности. Политрук не настаивал, тем более что на наиболее серьёзный из них, который он вслух задать, впрочем, не рискнул – о погонах, торчавших на плечах из-под снаряжения, я предпочел сразу преподнести очевидную версию, рассеивающую возможные подозрения:

– Специальное полевое обмундирование, в роте на экспериментальной носке. Погоны – дополнительный демпфирующий элемент.

Начальник госпиталя, военврач второго ранга Заруцкий, оказался как две капли воды похож на свое изображение на мраморе портрета на братской могиле, добрый доктор Айболит, кем-то обряженный в мешковатую гимнастерку со шпалами на петлицах. И при его появлении меня второй раз за день реально продрало до самой глубины души.

К попадалову, с учетом множества прочитанных книг и просмотренных фильмов, я, в общем, был морально более-менее готов. Осознавать, что многих из окруживших машины сельчан скоро не станет, тоже было приемлемо. Однако спокойно смотреть в глаза человеку, знакомому по изображению на могиле, внезапно оказалось выше моих сил. Тем более такому человеку.