Читать книгу "Специалист по нежити - Кирилл Григорьев"

— Что-то он рано, — посмотрев на часы, заметил Сашок.

— К сорока годам даже самые последние раздолбаи становятся пунктуальными, — зевнув, сказал Немченко. — Время начинает наступать на пятки.

Сашок хмыкнул, паркуя джип.

— Не бери в голову, — усмехнулся Вадим. — Тебе это не грозит.

— То есть как?

— А вот так, — потянулся Немченко на сидении. — Помнишь, песня такая была? Не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым…

— Мы ее в школе на смотре строя и песни пели, — буркнул Сашок.

— Ты — запевал?

— Я знамя нес. Вместо знаменосца, который с расстройством желудка из сортира не мог вылезти.

— А-а, — понимающе протянул Вадим. — Питательный завтрак в школьной столовой?

— Не-а. Мамкины бутерброды с пургеном. Очень мне хотелось знамя понести.

— Жестко, — поднял правую бровь Немченко. — Значит, ты уже в юном возрасте отличался добротой и отзывчивостью?

— А то, — подытожил Сашок экскурс в свою биографию.

— Как думаешь, у них получилось? — доставая пистолет из бардачка, спросил Вадим.

Саня уверенно кивнул.

Вадим снял предохранитель и передернул затвор. Засунул пистолет под ремень, невольно поежившись от холода металла. В рубашке навыпуск, в льняных мятых брюках и старых кроссовках он напоминал ленивого и праздного дачника, спутавшего сезон и приехавшего на станцию за очередной порцией теплого разливного пива.

Правда, Саня немного портил образ. Тоже мне, вырядился, недовольно подумал Немченко, окинув взглядом его строгий костюм, рубашку с галстуком и сверкающие даже во мраке салона дорогие ботинки.

Сашок расстегнул пуговицы на пиджаке.

— Жарко? — посочувствовал Немченко.

— Пистолет доставать неудобно, — ответил тот, рассматривая «девятку» на краю стоянки. — Когда же это он ее затонировать-то успел?

— А разве вчера тонировки не было? — невольно удивился Немченко его наблюдательности. Нехорошее предчувствие заворочалось у него внутри тяжелым комом.

— Вроде бы нет. Идем?

— Погоди секунду, — произнес Вадим, настороженно оглядываясь. — Что-то не нравится мне все это.

К десяти часам утра площадь при станции обычно вымирала. Из торгашей оставались лишь самые стойкие и те, кто уже не мог передвигаться самостоятельно. Обе категории местных жителей дремали на низких складных стульчиках, старательно делая вид озадаченности торговлей. Впрочем, были и живые. Кто-то лениво отмахивался от последних октябрьских мух. Кто-то покуривал, щуря глаза на солнышке. Девушка с края лотков мотала головой в больших пыльных наушниках сосредоточенно глядя в никуда.

Захолустье, жара.

Покупатели в это время могли появиться только с электрички. А до ближайшей оставалось почти полтора часа.

— Ты же ему звонил? — посмотрел на Сашка Немченко.

— Трубку не берет, — отозвался тот и сейчас же предположил:

— Спит, наверное.

— Наверное, — нервно пожал плечами Вадим. — Прикрой меня.

Он распахнул дверь.

Сухой порыв ветра скользнул по его лицу, оставив моментальную испарину. Подмосковье запоздало прощалось с летом. Даже и не скажешь, что на дворе — конец октября.

Саня остался у джипа, настороженно поводя коротко стриженой головой, а Вадим двинулся к «девятке», шлепая резиновыми подошвами по мягкому горячему асфальту. Пистолет за поясом уже приятно холодил живот.

На стоянке отдыхали три грязных автобуса с распахнутыми дверями. Рядом с ними, задрав к небу капот, приютился замызганный УАЗик. Его водитель — молодой парень в промасленной майке — ковырялся в двигателе и, когда Вадим проходил мимо, что-то напевал себе под нос.

Мотив показался Немченко отдаленно знакомым. Впрочем, через мгновение, все прочие мысли вылетели у него из головы.

Острое предчувствие беды стиснуло грудь Вадима холодными пальцами.

Все вокруг: сонное, ленивое, растопленное жарой вдруг куда пропало. Остался только Вадим и «девятка». И мягкий асфальт под ногами.

Он сделал еще шаг, еще.

Быстро расстегнул на рубашке нижние пуговицы. Инстинкты зверя били внутри общую тревогу.

До машины оставалась пара метров, когда Немченко увидел мух. С десяток, жирных, зеленых, лоснящихся. Они озадаченно ползали по воздухозаборникам «девятки», недоумевая, должно быть, откуда исходит такой привлекательный для них запах.

Палтус, растерянно оглянулся Вадим по сторонам. Кто? Зачем? Неужели…?

И тут он увидел.

Палтус со вчерашнего дня не затонировал машину. Все стекла его форсированной «девятки» были тщательно замазаны изнутри. Густой черной запекшейся на октябрьском солнышке кровью.

Немченко рванул на себя водительскую дверь.

Глаза, привыкшие к яркому свету, заметались по салону, выхватывая кошмарную картину внутри кусками, делая моментальные снимки.

Измазанная кровью приборная панель. Тяжелые черные капли на ободранном погнутом руле. Водительское сиденье, распотрошенное, словно огромными когтями. Три косых пореза через всю спинку с вывороченным поролоном. Снова все в крови. Потолок с черными ссохшимися разводами и плафоном лампы, повисшим на проводе.

Боже! Сколько же здесь крови! Разве в человеке может быть столько?!

Сбивающая с ног вонь ударила в ноздри. Вадим отшатнулся, зажимая нос.

И тогда взгляд его упал вниз.

Пол машины был черным, лоснящимся, даже на вид липким, а около педали газа лежал зашнурованный кроссовок с торчащими остатками ноги. Кость белела в окружении скрученных порванных кусков мышц и лоскутов кожи. А прямо на кроссовке лежал окровавленный перстень.

Немченко знал чей. Этот перстень был фамильной реликвией Палтуса. Его, как говаривал Андрюха по кличке Палтус, передавали в роду из поколения в поколение. На Андрюхе, очевидно, цепь наследования прервалась навсегда.

Несколько мгновений Вадим ошарашено смотрел на эту жуткую композицию, забыв обо всем. Перед его глазами стоял вчерашний улыбающийся Андрюха Палтус, попивающий пивко из запотевшей бутылки. Его широкие крепкие ладони, его мускулистые плечи и его короткая сбитая шея. Человек из памяти никак не желал вязаться с окровавленным кроссовком.

Толком не понимая, что делает, Немченко, нагнулся, схватил двумя пальцами перстень и рванулся прочь из вони, ужаса и крови. Снаружи его ждали солнце и свежий воздух. Отгородившись дверью от кошмара внутри «девятки», Вадим вытер липкую испарину. Нашел Сашка взглядом.

Поднял перстень к еще не верящим в случившееся глазам.

Андрюха. Палтус. Обычный улыбчивый парень. Человек, который никак не мог быть замешан в семейных делах и делишках. Кто его? Зачем? Он же просто был связным у Ханиных!