Читать книгу "Мэри Роуз - Шарлотта Лин"

Но когда отец Бенедикт умолкал, в комнате воцарялась тишина. И Сильвестр, открыв рот, издавал только хрип, который вырывался у него изо рта и который слышал лишь он один.

На кафедре у отца Бенедикта лежала палка, гибкое древко, гораздо тверже ивового прута, каким обычно пользовались учителя. Стоило Сильвестру взглянуть на палку, как все мужество уходило в пятки. Как лоллард может отправляться за свою веру в огонь, как может стоять спокойно на костре, когда собственная плоть его обугливается и превращается в пепел? Сильвестр боялся боли. Еще больше он боялся, что на него будут кричать, что его будут унижать. На самом деле у него не было никаких причин бояться. Отец Бенедикт всегда поправлял его мягко, не прикасаясь к палке. В конце концов, он был Сильвестром Саттоном, сыном сэра Джеймса, одного из самых уважаемых людей в Портсмуте. Такому ученику не спускают штаны с задницы, а того, что его опьяняют еретические мысли, и вовсе не видно.

Пьянило Сильвестра и другое. Ему было шестнадцать, наступала весна, и город вдруг заполонили девушки. Девушки покачивали бедрами, из-под капюшонов выбивались косы; они склоняли головы друг к дружке, перешептывались и иногда украдкой поглядывали на него. Часто он не выдерживал уроков отца Бенедикта, потому что от весны и девушек ощущал зуд в чреслах, а когда в чреслах зуд, на месте не усидишь.

— Мастер Сильвестр! — Вот и сейчас отец Бенедикт, положив руку на палку, строгим голосом призвал его к порядку. — Думаете, что запомните ход галльских войн, если вместо книги будете смотреть в окно?

— Нет, конечно же нет, — пробормотал Сильвестр и вскочил. Поспешно опустив взгляд на книгу, он осознал, что понятия не имеет, о чем идет речь на странице.

Одноклассники рассмеялись. Не смеялся лишь Энтони. Он тоже встал и спокойно посмотрел в глаза декану, словно его взгляд мог защитить Сильвестра. Отец Бенедикт постучал палкой по столешнице. На один удар сердца Сильвестр почувствовал, что весь покрылся потом.

— Вы здесь не только для того, чтобы учить латынь, — напомнил ему декан, — но и для того, чтобы научиться усмирять свои низменные желания, как велел Всевышний. Не грешите! Из адского пекла нет возврата. — Он еще раз постучал по кафедре палкой, затем положил ее, и Сильвестр перевел дух.

Однако низменные желания юноши не усмирились и в последующие дни. Если этого требует Всевышний, то зачем же он наполнил мир прекрасными девушками?

Той же весной Сильвестр узнал, что красота его сестры Джеральдины затмевает всех. В каждой девушке было что-то красивое, стоило лишь приглядеться повнимательнее, но красота голубоглазой Джеральдины, ее блестящая безупречность были словно из другой плоскости. Порой, когда они оставались одни, Джеральдина танцевала под мелодии, которые наигрывал на лютне Сильвестр.

В такие редкие мгновения Сильвестр понимал, что с ней никто не сможет танцевать, что ни один обычный человек ей не ровня.

Отец получил насчет дочери два предложения, оба от сыновей из хороших дворянских семей, но Джеральдина отказала и первому, и второму. Тетушка Микаэла, которая вела хозяйство после смерти их матери, страшно ругалась: если бы она в юности посмела отказать приличному жениху, отец выпорол бы ее за каждое слово, сказанное поперек, и сообщил бы семье молодого человека, что его дочь в восторге.

Возможно, отец тетушки Микаэлы действительно был человеком такого сорта, поскольку еще в почти детском возрасте послал своих дочерей, Микаэлу и Хуану, за море в сопровождении одного только повара-испанца. В свите королевской невесты Екатерины сестры попали из солнечного Арагона в сумрачную туманную Англию. Принцесса Екатерина вышла замуж за кронпринца Артура, а после его смерти — за его брата, только что коронованного короля Генриха, и все придворные дамы получили женихов среди королевских подданных. Красавица Хуана нашла Джеймса Саттона. Сильвестр не помнил мать, которая умерла сразу же после рождения близнецов. Он знал лишь то, что у нее были золотистые волосы, какие нечасто встретишь в Испании, и что отец любил ее и едва сам не умер после ее кончины.

Слуги рассказывали друг другу, что после того, как потливая горячка унесла жизнь Хуаны Саттон, его волосы за одну ночь стали белее снега. Тем, что он не сломался, Джеймс Саттон был обязан Микаэле, сестре Хуаны, которая пришла в дом вместе с Карлосом, поваром, чтобы заботиться о нем и детях. Сильвестр всю жизнь знал ее как тетушку, она была вездесущей, заправляла всем в доме, высмаркивала носы, поправляла платья, раздавала засахаренные сливы и ругалась, когда он выбегал из дома без картуза. И только этой весной, когда ему стало шестнадцать, он заметил, что добрую часть своей красоты Джеральдина унаследовала от Микаэлы. Строго говоря, он заметил это только тогда, когда Энтони, с которым обычно об этом поговорить было нельзя, сказал ему:

— Твоя тетя — красивая женщина.

Она и в самом деле была красива. Светловолосая, грациозная и полная жизни, но не такая безупречная, как Джеральдина. У Микаэлы из ушей росли пшеничные кустики волос, и, по мнению Сильвестра, это делало ее красоту земной. Такой же, как ее нрав.

Джеральдина была другой. Неземной и совершенной. Она каждое утро тщательно осматривала свои уши в зеркале, опасаясь обнаружить в них волосы.

— Твой отец — ягненок! — ругала Джеральдину тетушка Микаэла. — Почему он позволяет глупому цыпленку отказываться от руки аристократа, а?

Отец лишь смеялся и гладил тетушку по щеке.

— Не будь к ней так строга, Мика. Лучше спроси ее, почему она отказывается от них, аристократических рук.

— Потому что я хочу уехать отсюда, — отвечала Джеральдина. — Куда-нибудь, где каждый день будет другим, где все непривычно, а не скучно и не воняет то овечьим пометом, то рыбой. Почему бы тебе не найти мне место при дворе, отец? Я хочу туда, где блеск, яркий свет и волнение, где воздух не затхлый и не вонючий.

Отец встал и обнял дочь.

— Разве могли мы подумать, Мика, что под нашей крышей вырастет звезда? — Он опустил голову и поцеловал Джеральдину в макушку. — Моя ты птичка, тебе нужен был другой отец, со связями, который смог бы предложить тебе небо, где и полагается находиться звезде.

Джеральдина высвободилась из его объятий.

— Значит, тебе придется завести связи, — упрямо заявила она. — Стоя над розами и ухаживая за черенками, ты их не заведешь.

Их отец любил розы. Но детей любил больше, а Джеральдину еще больше, чем Сильвестра. Дочь всегда была сильнее, храбрее и ловчее, и она была красива. Джеральдина была ангелом Портсмута. К пожеланиям сына отец относился великодушно и благоразумно, желания дочери были для него законом.

К весне 1520 года король Генрих восседал на троне Англии уже одиннадцать лет, и отец Сильвестра начал просить своих многочисленных знакомых о том, чтобы они похлопотали за его дочь. Джеральдина днем и ночью говорила о том, что осенью ее здесь уже не будет. Она будет жить при дворе, в Лондоне, где король распахивает окна, чтобы новый ветер унес старый затхлый воздух. Мысль о том, что он потеряет сестру, Сильвестр воспринимал болезненно, но он понимал, что Джеральдину не остановить. Ей было до смерти скучно в Портсмуте. На влюбленные взгляды, которыми награждали ее мужчины, она не обращала внимания, они были привычны, как воздух. Да и с братом она проводила время только потому, что не знала, чем еще заняться. Его друзей она судила строже обычного: