Читать книгу "Розовый террор - Надежда Нелидова"

Неля прямо лицом потемнела. Глупая Ляля все испортила. Счастливая и доверчивая, она рассказала слегка заплетающимся от бокала вина языком о бревенчатом домике на берегу пруда, о стае жирных гусей, о смешнецком щенке, о кроликах в клетке. Рассказала, простодушная и доверчивая, сама как кролик, выпущенный из этой клетки. Сын Толя аккуратно подчищал кусочком хлеба соус из свиной печенки, и бровь у него была насмешливо приподнята.

– Должен вас разочаровать, девушки, ничего у вас не получится. Кстати, что же вы учебу бросаете? Не по зубкам оказалось?

– Скажете тоже, не по зубкам, – оскорбилась Неля. – И почему это у нас ничего не получится, любопытно узнать?

Сын Толя утер губы платочком.

– С чего начнем?… Предположим на минутку, что вы всерьез намереваетесь воплотить в жизнь эту деревенскую идиллию. Предположим. Предположим также – из области фантастики, – что вы, коренные изнеженные горожанки, справитесь с хозяйственными расчетами и физической работой, и с мало-мальской техникой. Найдете мужей-сподвижников (Неля фыркнула). И все равно ничего у вас не получится, девушка вы сердитая.

Во-первых, вам самим все это будет невыгодно. Нет соцпакета: ни бюллетеней, ни отпусков, ни твердой зарплаты, ни стажа, ни пенсии – если заглядывать далеко. Одни-одинешеньки, брошены на произвол судьбы…

Ляля с Нелей переглянулись. Черт знает, как они это выпустили из виду?

– Но слушайте-ка, – враждебно сказала Неля. – А разве мы не будем трудиться? Разве плохо, что мы сами будем кормить себя? Одна наша знакомая, например, всю жизнь не работала – и ничего. Прожила.

(Ляля усиленно закивала головой: правда, мол, правда.)

Сын Толя пожал плечами: дескать, это уж не мое дело.

– И второе. Предположим также, что вам нарезали земельный участок и вы получили разрешение содержать усадьбу и даже кое-какие деньги от биржи труда. Видите, девушки, я вторично иду на уступку, а вы сердито на меня смотрите… Так вот, самое главное: попробуйте сбыть то, что вы вырастили на своем огороде, ха-ха! Попробуйте пробиться на рынок! Да вас немедленно обложат такими налогами на недвижимость, на пользование землей, на разрешение торговать, что вы только заохаете. И вряд ли расплатитесь плодами трудов своих.

– На разрешение торговать?! – изумилась Неля. – Да нам в ножки должны за это поклониться, а не налогами обкладывать… И потом, ведь мы будем жить не на поле, а так… на опушке леса где-нибудь. Ведь опушка все равно ничья.

– Здравствуйте, я ваша тетя. Государственная! И не дешевая, между прочим, если в живописном местечке. Не понимаю, чем вы на уроках истории занимались?

Вернулась хозяйка. Сын Толя, заботливо поддержав разомлевшую мамашу, усадил ее на заднее сидение, помахал ручкой и уехал. Ляля заплакала. Второе предприятие, задуманное в телячьих восторгах, проваливалось постыдным образом. Нелю удручала перспектива – снова страдать при мысли о родителях, наверно, сходящих с ума в это самое время, снова – ничего не делать, снова – есть картошку на маргарине:

8

А тут пошли осенние затяжные дожди. Голая ветка акации царапалась и скреблась колючками в стекле, и унылое это царапанье напоминало звук беспрерывно вывертываемой из ржавого патрона лампочки. Ляля сотый раз подходила к календарику и думала, что после их отъезда из дома пошел, ни много ни мало, второй месяц…

Из окна было видно, как через железнодорожную линию торопливо идут люди – время обеда. А Ляля могла валяться на койке хоть два, хоть три часа, хоть до вечера. Или могла, закутавшись в хозяйкину шаль, послоняться по избе и жалобно попеть русские народные песни. Или поспать. Но от спанья уже тошнило.

Ляля вспомнила, как на уроке новой истории классный придурок Адик пискнул из-за парты, что он бы не отказался всю жизнь быть безработным, все тогда прямо с мест попадали от хохота. «Дурачье, – думала теперь Ляля со злобой, – вот дурачье».

Хлопнула дверь. Неля вернулась из магазина. За обедом ели картошку с селедкой пряного посола. Неля ела и рассматривала прозрачный от масла обрывок газеты, в которую была завернута селедка.

– Лялька, – сказала она глухим низким голосом, ее рот был забит картошкой. – Вот тут председатель сибирского хозяйства приглашает к себе на работу. Обещает обеспечить жильем… Выплатить подъемные какие-то.

– Денег нет, – слабо возразила Ляля.

– На дорогу б наскребли. А там не бросят же с голода умирать.

– Все равно ничего не получится.

Столько разочарований они претерпели, что впору было разувериться во всем светлом и хорошем в жизни. Им обеим хотелось быстрее, точно назло кому-то, покинуть этот противный город, где так неудачно началась их самостоятельная жизнь; избавиться от свидетелей их неудач. И они вскочили и начали собираться, оставив на столе недоеденными картошки и слюдяные кусочки сельди. Впрочем, не зря говорится «нужда научит»: потом они аккуратно завернули остатки еды в бумажку – вполне хватит еще на один ужин.

Дел предстояло немало: узнать на вокзале расписание, упаковать чемоданы – путь их ждал неблизкий, прибрать за собой избу, наконец-то написать письмо домой, где признаться во всем, во всем.

9

Поезд, следующий на восток, был переполнен возвращающимися отпускниками. Девочки едва достали билеты на боковые полки, да еще возле туалета. Но такой пустяк их мало огорчил. Путешествие это ничуть не напоминало те однодневные поездки, когда не успеешь сесть в поезд – и, пожалуйста, приехали. Трое суток нужно было добираться до нужной станции.

В плацкартном вагоне потихоньку менялся состав пассажиров – по мере тот как поезд уходил все дальше на восток, он молодел, ехать становилось все интереснее. Сестры ложились – за окном еще мелькали пестрые березки вперемежку с редкими ельничками, а ночью было холодно оттого, что проезжали Уральские горы, и проводница разносила по второму одеялу. А к вечеру следующего дня появились первые сопки, похожие на рыжих мамонтов.

Тетя Наташа, сидящая напротив полная розоволицая женщина с тихим голосом, заметила, что как только наступало негласное время всеобщего принятия пищи, и весь вагон начинал шуршать пакетами и аппетитно пахнуть огурцами и колбасой, девочки вставали и уходили в тамбур. Возвращались, сгорбившиеся и с покрасневшими глазами только тогда, когда вагон по столь же негласному закону устраивался на послеобеденный сон.

После очередной отлучки она спросила девочек в лоб, есть ли у них еда и деньги вообще. Ляля с глазами, вмиг налившимися слезами сладкой жалости к себе, ляпнула, что денег у них осталось ровно на то, чтобы с такой-то станции сесть в автобус и проехать еще сто семьдесят километров.

Тетя Наташа растолкала спящего мужа и со страшными глазами передала ему то, что выболтала Ляля. Это услышали соседи, и так уж произошло, что весь вагон, не сговариваясь, не расспрашивая девочек ни о чем, взялся кормить их в течение дороги. А вечером муж тети Наташи побрился, надел костюм и галантно предложил жене и девочкам поужинать в ресторане. Предложение было принято с восторгом. В ресторане он смешил девочек так, что они не знали, приниматься за еду или слушать его, и тетя Наташа выговаривала ему.