Читать книгу "В жару - Нина Строгая"

«You could’ve been number one. And you could’ve ruled the whole world»… – как по заказу, оглушительно драматично, отчаянно романтично разнеслось по квартире. – «And we could’ve had so much fun. But you blew it away…»[10]– хрипло подпевая и утирая рукавом катящиеся по щекам слезы, Иван включил свет, подошел к холодильнику и разрядил угнездившуюся во внутреннем кармане дверцы «батарею» разнообразной любимой крепкой белой. Отцепив вытянувшуюся из рукава нитку от красивого золотого браслета, достал из сушилки рюмку. Тут же вытащил из лежащей на столешнице пачки «Парламента» сигарету, зажег не требующую помощи спичек конфорку и прикурил от нее. Сделал две глубокие затяжки, поморщился и оставил сигарету дымиться в пепельнице, наполнил рюмку и одним глотком осушил ее, снова поморщился, открыл крышку стоявшей в одиночестве на плите большой кастрюли и, пальцами выловив оттуда теплый еще ежик[11], отправил его в рот и снова, жуя, затянулся. Этот ритуал он повторил несколько раз, затем вытащил из верхнего ящика жестяную коробку из-под печенья, нашел в ней старый, опасный, «доисторический» градусник и, засунув его подмышку, поплелся обратно в комнату.

– Fuck! – выругался Иван, когда в дверном проеме его занесло и, ударившись плечом об косяк, он выронил жароизмеритель. Градусник разбился, но у Ивана не было сил убирать стекло и ртуть. Он убавил громкость, не снимая халата и «валенок», забрался в постель и, закутавшись с головой в одеяла, довольно быстро заснул.

Спал он тревожно, прерывисто и в какой-то момент сквозь этот прозрачный, хрупкий сон услышал, как открывается входная дверь…

Рано утром к Ивану приехал Николай. Он тихо вошел в квартиру, разулся, повесил на плечики свой мягкий велюровый пиджак, мельком заглянул в комнату, где все еще, словно завернутый в кокон, спал его друг. Заметив на полу разбитый градусник, Николай недовольно качнул головой и пошел на кухню. Там он вынул из принесенного с собой кожаного рюкзака целую гору всяческих лекарств и, разложив их на большом старинном круглом столе, в центре которого стояла ваза с увядшими, но по-прежнему красивыми розами, взял лежавшую рядом записку:

«Иван, не хотели вас будить.

Заказанное блюдо приготовили, старались! Все точно по рецепту вашей бабушки. Оставили на плите – еще горячее…

«Заканчиваются моющие средства.

Денег берем, как обычно, ну, и за работу.

Лимоны и мед завтра забросим, вечером, часов в 8–9, раньше, к сожалению, не получится…

По поводу отопления – у них там авария какая-то, но обещали, что скоро дадут…

Всегда ваши Добрые Феи Вика и Лариса»

Николай улыбнулся, отложил послание и, выключив горелку, пошел в спальню.

Там, поежившись, Николай плотно закрыл окно, подтащил стоявший в углу комнаты обогреватель к самой кровати и включил, подсоединив к удлинителю. Он взял со столика часы, которые показывали начало седьмого, завел будильник на девять утра, и хотел было поставить часы на место, но передумал и перевел стрелку на двенадцать.

– Ваня, Ванечка – прошептал Николай, осторожно укладываясь поверх одеяла рядом с Иваном, просовывая руку ему под голову, а другой сжимая его запястье, – мальчик мой хороший…

– М-м-м-м-м… – тихо застонал и зашевелился в постели просыпающийся Иван.

– Ты прости меня, Ванечка, – продолжал Николай, прижимаясь губами к его волосам.

– За что? – сонным голосом спросил Иван.

– За то, что так мучил тебя, так долго испытывал и, возможно, всю жизнь тебе искалечил. Я не должен был этого делать с тобой.

– Я люблю тебя – ты не можешь испортить мне жизнь.

– Иван, потягиваясь, прижался к Николаю всем телом, – и то, что ты тогда не оттолкнул меня – уже счастье.

– Ваня, ты спроси у меня все, что хочешь. Я готов на самые главные вопросы твои ответить.

– И про отношение твое ко мне можно?

– Все, что хочешь.

– Я теперь нравлюсь тебе, Коля?

– Очень. Всегда нравился.

– А когда больше? Ну… до того или после? – улыбнулся Иван.

– Всегда сильно – если ты думаешь, что изменился очень, это не так, совершенно.

– Но ты сказал сегодня, что я бля…

– Ч-ч-ч-ч, тихо, Ваня, – перебил Ивана Николай, – не знаю, что сделать теперь, чтоб ты забыл все эти ужасные слова, весь этот разговор наш чудовищный. Это я блядь, Ваня, я. Я – извращенец хуев. Так использовал тебя, истязал. Я даже представить себе не мог, на что ты решишься, что терпеть так долго будешь. Думал, сбежишь в тот же вечер, в первый тот вечер, помнишь? Сбежишь и никогда ко мне близко не подойдешь. Ох, надо было тебе так и сделать – и себя спасти, и меня наказать – негодяя долбаного…

– От чего спасаться-то, Коля?

– Господи, что же я наделал, а? Как же виноват перед тобой, Ваня. Это ведь я толкнул тебя туда – в эту грязь, в эту мерзость… Когда-нибудь ты возненавидишь меня, обязательно возненавидишь… проклянешь. Но пока… пока позволь, я хоть чем-то свою вину искуплю. Хочешь, уедем отсюда? Далеко куда-нибудь, хочешь? Навсегда. Отвлечешься, быть может, забудешь этот кошмар побыстрее…

– Прокатиться можно, конечно, но бежать я никуда не собираюсь. Мне не стыдно, Коля, и не жалею я ни о чем – ни в чем не раскаиваюсь. А если я глупость какую-то сделал – я ради тебя ее сделал, и силой меня никто никуда не тащил, и не виноват ты ни в чем, Коля, и может быть, теперь… может быть, ты… ну, хоть немножечко любишь меня уже, как я хотел бы, чтобы ты любил?

– Люблю, Ванечка. Люблю безумно. Сокровище мое, хороший мой. Проси, чего хочешь – я и луну тебе с неба достану.

– Луну не надо, Коля, – довольно улыбался Иван, – Ты не бросишь меня?

– Конечно, нет.

Иван еще сильнее прижался к Николаю.

– А если бы я нищим стал, если бы от денег этих кровавых отказался, не бросил бы?

– Ну что ты, Ваня! И не будешь ты нищим никогда. Да я хоть сейчас тебе все, что у меня есть, отдам. Говорю же, проси, что хочешь…

– Ведь я работать не умею совсем… ничего не умею, ты же знаешь, Коля. А без денег не представляю уже, как будет, – продолжал задумчиво Иван.

– Кто ж тебя работать-то гонит? Да придумаю я что-нибудь – не переживай, не пропадем, – шутливо и ласково ответил Николай.

– А может, и правда, лучше было бы – ну, если бы денег не было, и был бы я похож на Оливера тогда какого-нибудь, ну, Твиста – нет, лучше на Смайка, ну, из «Николаса Никльби» – настоящим бы был тогда несчастным дохлятиком, задротышем таким… Во, точно, вот он – такой вот персонаж, – наверное, по-настоящему, в твоем вкусе, да?