Читать книгу "Игра в поддавки - Александр Митич"

Значит, Сидор еще в авторитете. Значит, он рулит кланом в отсутствие Штангеля. Что ж, могло быть хуже.

— Ладно. А Француз где? Жив?

— Жив-то жив… — кривится Хвост. — Не поверишь — он в «Долг» подался.

Действительно, не очень-то верится.

— Француз — «долговец»? Разыгрываешь?

— Гадом буду.

— Ну, дела…

Хвост не выдерживает первым — начинает ржать. Я тоже. Рядом скромно подхихикивает Вычет — и зря. Он неправильно понял мою инструкцию: не выделяться, изображать скромного новичка с затаенными амбициями. Новички через одного такие. Но он не знал Француза и мог бы вместо хиханек недоуменно похлопать глазами.

А смеемся мы вот над чем. Из всех известных мне сталкеров Француз был самым неопрятным в уходе за одеждой и снаряжением. За что и кличку схлопотал — похож, дескать, на француза в двенадцатом году с известной картины. И этот разгильдяй теперь в «Долге», полувоенной организации с подобием устава и строгой дисциплиной? Умора. Ему бы в «Свободу» — там разгильдяев хватает, нашлись бы родственные души!

— Так он напоказ ушел! — ликует Хвост. — Прямо здесь и сказал: мол, надоел мне бардак, да не только ваш, а вообще бардак в Зоне. И ушел. Никто и отговаривать не стал, думали, вернется. Да куда там!

— А Лысый?

— Сидит Лысый. Пять лет строгача.

— Понятно. А Кипяток?

— Жив Кипяток. Бросил сталкерство вслед за тобой, а потом вернулся. Года не прошло — и вот он. Соскучился по вам, сволочам, говорит. И в первый же вечер — драка…

Хвост смеется, ему хорошо. Он нашел благодарного слушателя. Может, и еще кто подсядет к нам языки почесать. Может, ребята и выпивку мне поставят. Не откажусь, хотя на голодный желудок не стоило бы. Слушая Хвоста, обшариваю глазами помещение и вижу: шепчется народ, на нас искоса поглядывает. Незнакомые — те просто буравят глазами. А из знакомых никто, кроме Хвоста, к нам так и не подсел, хотя свободные стулья есть.

Симптом.

Где Сидор? Мне нужен Сидор, но пусть инициатива исходит не от меня. Доложили ему уже?

Наверняка. Но он не спешит, он всегда был из неторопливых и обстоятельных. Потому, наверное, он и со Штангелем ладит, что они два сапога пара: Штангель точен, аккуратен и осмотрителен. И так же безжалостен, как Сидор Лютый, когда прикинет в уме варианты, найдет линию поведения и будет двигаться по ней с мощью локомотива. Торчишь столбом на его дороге? Разок предупредит, если сможет. Не злодей же он. Иногда даже способен договориться по-хорошему и слово обычно держит. За то и уважаем. Но если не договорился с ним и не внял предупреждению — пеняй на себя. Стопчет. И весь клан признает, что не он жесток, а ты глуп.

— А ты-то какими судьбами? — интересуется Хвост с виду простодушно, но глаза его выдают. — Соскучился? Снова вписаться хочешь?

— А я и не выписывался.

— Да ну? А кто говорил: уеду, женюсь, буду жить, как все нормальные люди живут, а? Не напомнишь?

— Пожил. Обрыдло. Скучно там.

— И не женился?

— Женился. Домик у Черного моря, сад, виноградничек, пристройка для курортников. Машина. Микроавтобус. Поселение и экскурсионная программа. В сезон, конечно.

— Дети?

— Бог миловал.

— Мне бы такую жизнь, уж я бы обратно в Зону не рвался, — вздыхает Хвост. — Ты всегда умел устроиться. Э, погоди, да ты на время, что ли, вернулся? Не насовсем?

— Как получится. В случае чего — тыл есть.

— Это если твоя благоверная за кого-нибудь другого замуж не выскочит, — язвит Хвост и, видя, что я каменею, спешит добавить: — Шутка.

Ох, зря ты так шутишь, приятель. Я на такие шутки памятливый. Без тебя, проходимца, знаю, что виноват перед Адой… сбежал ведь и ее одну бросил. Не в курортный горячий сезон, правда. Там, в Коктебеле, сейчас декабрь, ветер пронизывает до костей, далеко в море ходят водяные столбы, и смотреть на них зябко. И в Киеве тоже декабрь, только слякотный, и повсюду декабрь, кроме Зоны. Здесь своя погода. Слабовата зима перед Зоной.

— Давай за твое возвращение. — Хвост поднимает стакан. Поднимаю и я свой, там осталось на донышке. — Ты чего скромничаешь? Хабара нет, что ли?

— Места попались не грибные…

Хвост скорбно поджимает губы, сочувственно кивает. Угостить друга-приятеля выпивкой он и не подумает, всегда был халявщиком. Небось и сейчас думал сделать два дела сразу: прощупать меня и угоститься на дармовщинку.

В первом он отчасти преуспел, самую малость. Но сообразительному достаточно, чтобы понять: мы пробирались сюда по безлюдным местам. Это на севере леса безлюдны из-за того, что никакие человеческие мозги не выдержат тамошнего пси-излучения, а здесь иначе: нет артефактов — нет и сталкеров. Пустые места, никому не интересные, даже бандитам. Правда, при очень большой необходимости там можно спрятаться, отсидеться, выждать… И Хвост мучительно разгадывает ребус: чего ради мы сами сунули головы в капкан? Совсем дурни или, напротив, шибко умные?

Меня тоже интересует ответ на этот вопрос.

Глава 2. Это сладкое слово — «хочется»

В подвале тускло светится пыльная лампочка. Смахнуть пыль и паутину здесь никто и не подумает. За столом с фанерной столешницей двое — я и Сидор Лютый. На табурете в углу сидит третий — телохранитель, а рожа у него такая, что хоть сейчас в комикс или на экран, тупых злодеев изображать. Надбровным дугам позавидовал бы неандерталец, а объему черепной коробки — разве что микроцефал. Мне нет дела до его рожи, но есть дело до «узи» на его коленях. Это немного нервирует. В сущности, глупо Сидору телохраняться — большей глупостью была бы лишь моя попытка взять его в заложники. Тогда мне точно каюк при любом раскладе. Уж на два-то хода вперед я просчитывать варианты умею, а потому не собираюсь делать резких телодвижений. Но Сидор в своем праве, он тут хозяин, а кто я — пока не известно.

Вычет остался наверху — скучает и мается, в ужасе глядя на моих бывших дружков. Правильно себя поведет — ничего ему не сделают, даже морду не набьют. Сейчас его морда мало меня интересует — я выцарапываю жизнь нам обоим.

Сидор глядит на меня почти ласково. Я знаю: он ищет решение. Наиболее очевидное из решений уже давно сидит в его голове: уничтожить нас тем или иным способом, и лучше не самолично. И не в лагере. Но он не спешит. Как истый купец, он должен прежде обдумать иные варианты.

— Хабар есть? — так начинает он разговор, едва кивнув мне в знак приветствия. Как будто не было моего трехлетнего отсутствия.

— Нет.

— Совсем ничего?

— Слезы, а не хабар. Одна «медуза».

— Бывает… — Сидор не выглядит расстроенным. — Зашел, значит, на огонек к старым друзьям… Просто так зашел или надо чего?